Бухтарминские кладоискатели

Агафон в плену

— Поймался, щенок! Ещё пикнешь — крышка тебе! Понял?

Мужик зажал Агафону рот.

— Понял, дяденька! Руку больно!

— Ему руку больно, а это видишь? — Страшный дядька показал Агафону здоровенный кулак. — Молчи, иначе задушу.

В эту угрозу можно было поверить, и Агафон в страхе умолк. От мужика противно воняло пóтом и грязным телом. Волосатая рука крепко сжимала его запястье.

— Живо шагай вместе со мной! — вполголоса прохрипел он и потащил мальчонку за собой.

Путь был совсем недалёк. Пихнув ногой дверь избушки, он втолкнул туда Агафона.

— Вот, одного голубчика поймал, — запыхавшись, злобно сказал он сидящему на топчане, обросшему волосами и в обтрёпанной одежде мужику.

Тот хмуро взглянул на вошедших и сказал безразличным тоном:

— На кой чёрт он тебе сдался? Что ты с ним собираешься делать?

— Как что! Будет заложником. Прикроемся, когда будет надо.

— Чушь говоришь, — злобно огрызнулся его товарищ, — лишний повод, чтобы устроили на нас загон. А насчёт заложника — ты, наверное, американских книг начитался. Нашим ментам заложник не помеха — убьют, не моргнув. Мы уже засветились, надо сегодня же уходить. Сейчас, немедля. Собираем шмотки, и ходу, не дожидаясь утра. Ладно, пацан нам пригодится, когда по пасекам будем побираться.

— Ну, так уж и сегодня. Легавые раньше, чем дня через три, не соберутся.

— А мы их, по-твоему, будем сидеть и ждать? Да даже эти пацаны могут взять нас тёпленьких, если мы не передислоцируемся.

— Ого, ты уже как полководец начал говорить! Смотри-ка, Георгий Жуков нашёлся!

— Жуков — не Жуков, а уходить надо. И что теперь с этим пацанёнком прикажешь делать? Кормить его надо, а нам и самим жрать нечего. А он всё равно по дороге сбежит и нас же и выдаст. А на мокрое дело я больше не хочу идти. Ещё один труп — и нам вышка обеспечена. Нам теперь один путь — в Уймон. Там другая милиция, пока получат донесение — это тоже не меньше трёх дней. А мы опять переметнёмся на эту сторону. Так и будем дурачить то наших, то российских легавых.

— Ладно, я согласен, твой план мне нравится. Вот только со жратвой и, верно, туговато, а я голоден как волк.

— Мы и есть волки, а волки всегда голодные. Сегодня ночью дойдём до верхней пасеки в Логоухе — там нас и накормят. Ночью можно идти по дороге без опаски, а днём только тайгой надо проламываться и прятаться. Далеко не уйдёшь.

— Накормить накормят, но мы опять засветимся.

— Ну, раз боишься — будем голодать или какого курёнка из стайки взаймы возьмём.

— Хы-хы! Это мне больше нравится. Только надо не курёнка, а пару гусей. Ух, зажарить бы!

— Ладно, хватит болтать. Бери то ружьё, что пацан хотел у нас утащить из дупла, и ходу. Собирай свою котомку, да побыстрее!

Он оглядел избушонку, освещённую восковой свечой, признавшись, что так не хочется её покидать, а потом обратился к пленнику:

— А тебя, пацан, как звать? Агафон? Вот что, Агафон: будешь нас слушаться — вырастешь настоящим бандитом. Работать не надо, будешь жить, как король. А пока подойди-ка сюда. Привяжем тебя на верёвочку, чтобы не сбежал. Вижу, что ты так и норовишь стрекача дать. Зря! У нас свобода, в школу ходить не надо, подворовывай и лежи себе, покуривая трубочку. Курить любишь? Не пробовал? Так это мы быстро научим. Будешь нас слушаться — всё будет хорошо, а если не будешь… — Мужик показал пальцем на горло. Понял? Да, а чего это вы вздумали шариться по чужим домам? Грабите честных людей, это как называется? Что? Шишки, ягоды собирать? Так их все медведь давно поел. Хе-хе, и вас, дураков, съел бы, если бы мы не погнали. Считай, что мы вас спасли. Вы ещё благодарить нас должны. Эй, Прыщ! — громко позвал он своего товарища. — Ты чего там копаешься?

— Так надо же кое-что взять в дорогу, — отозвался тот, — вот и собираю.

— Прыщ, ты и есть прыщ на голом месте.

— А ты Упырь — это что, лучше? — огрызнулся Прыщ. — Не трогали бы геолога — сидели бы сейчас спокойно.

— Молчи, болван. Ещё благодарить будешь, если к ментам, дурак, не попадёшься. Собрался? Топаем короткой дорогой, чтобы с пацанами не пересекаться, и на тракт быстрее выйдем.

Часа три они шли заброшенной скотоперегонной тропой, проламывались через гущу трав. Когда вышли на лесовозную дорогу, Прыщ, державший верёвочку с Агафоном, сказал:

— Ох, и надоело мне тебя тащить, иди впереди, а я за тобой. А если вздумаешь бежать — гляди, у меня в руках ружьё! Так что дурака не валяй.

И Упырь добавил:

— Скоро придём на пасеку, ты, я вижу, мальчонка смышлёный. Если поведёшь себя неправильно — считай, что тебя нету. Запоминай: я твой папа, Прыщ — твой дядя Коля. Идём из Самарки в Усть-Коксу на похороны моего отца, твоего деда. Запомнил? Разговаривай жалостливо, притворись больным.

Агафону, привыкшему еженедельно ходить пешком из Подхоза в Столбоуху, идти по каменистой и пыльной дороге было вовсе не трудно. Но Упырь и Прыщ постоянно спотыкались о торчащие камни и ругались трёхэтажным матом. Несмотря на ночь, Агафон узнавал дорогу, по которой шли. Рядом тускло серебрились воды Хамира, река была безмятежной, и это успокоило мальчонку. «Как-нибудь вывернусь», — эта мысль не покидала его.

Ещё не рассвело, как в темноте на опушке леса чёрным контуром вырисовались строения пасеки.

— Ну вот и пришли, — сказал Упырь, — давай, Прыщ, действуй!

Но едва Прыщ сделал несколько шагов с дороги, как на него с бешеным лаем набросился здоровенный волкодав.

— Чего встал, как пень? — подзуживал Упырь. — Кобелишку испугался?

— Пристрелить бы надо, — предложил Прыщ. — Вот ведь дьявол!

— Я тебе пристрелю! — грозно огрызнулся его подельник. — Всю операцию сорвёшь. Сейчас проявится.

И верно, заскрипела дверь, и в темноте раздался голос:

— Кто там бродит, чего надо? Отзовись!

— Да это мы, путники с больным ребенком. Помоги, добрый хозяин! — отозвался Упырь просящим голосом.

— Нормальные люди по ночам не шатаются. Идите с богом отсюда!

— Мальчику нашему плохо, только для него помощи просим!

— Ты мне голову не морочь, — снова раздалось из избы. — Много вас тут, шарамыг, шляется! Чего вам нужно?

— Нам бы чуток перекусить. Идём с самой Самарки, на похороны торопимся в Усть-Коксу.

С минуту стояла тишина, затем голос более спокойно предложил:

— Ладно, пусть ваш мальчик подойдёт, а вы ни шагу. У меня двустволка картечью заряжена, имейте это в виду.

— Собаку придержи, он боится.

— Дружок, ко мне! — раздалась команда, и собачий лай смолк.

— Иди, Гоша, да помни наши слова, — подтолкнул Агафона Упырь.

— Правду они говорят? — спросил хозяин, когда Агафон подошёл. — Говори, не бойся.

— Пожалей, хозяин, идём не жрамши почти неделю, — громко, почти закричав, жалобно проговорил Агафон и тут же шёпотом скороговоркой добавил: — Не верьте им, они бандиты, и не пускайте — убьют. Я у них в плену.

— А ты сам как? — так же шёпотом спросил хозяин и громко закричал в избу: — Марья, отрежь им от каравая хлеба и сала кусок добрым путникам.

— За меня не беспокойтесь, — шёпотом и опять скороговоркой ответил Агафон. — Я не сегодня-завтра убегу от них.

— С богом идите и на меня не серчайте, — заорал хозяин в темноту, передавая Агафону мешок с едой. — Перекусить я вам положил, а на меня обиду не имейте и остерегайтесь. Бродят тут двое убийц, как бы вам они не попались на дороге!

— Спасибо, хозяин, за доброту, — ответил Упырь. — Век тебя не забудем! — И тихо про себя добавил: — Попадись мне на узенькой дорожке — горло перегрызу. Поджечь бы неплохо этого мерзавца, да самим в тайге укрываться. — Ну-ка, Агафон, показывай, чем тебя наградили. Ага, сало — это добре. Хорошим бандитом, Агафон, будешь.

— Хы-хы! — как чёрт, выскочил из темноты сияющий Прыщ. — Глядите, чего я раздобыл! Еле допёр.

В обеих руках у него было что-то большое, белое.

— Пока вы там переговоры вели, я тут оприходовал пару гусей.

— Ну и жук ты, Прыщ! — похвалил его Упырь. — И когда успел, урка?

— Как собаку убрали, я сразу по воркотне гусей к ним в стайку. Шеи двум свернул, а они даже ни гу-гу. Вот они, голубчики. Как и замышлял.

К рассвету они забрались в сторону от дороги и тропы в таёжные дебри и остановились на отдых.

— Живо ощипай одного гуся, — приказал Упырь Агафону. — А ты, Прыщ, разводи огонь. Я тут сосну, и как проснусь, чтобы жаркое было готово.

Прыщ свежевал гуся, готовил вертел, а у самого была одна мысль: прикончить бы сейчас спящего Упыря, и весь золотой песок, что забрали у москвича, был бы его. Пожалуй, и домок можно было бы купить, и пожить по-человечески.

После жирного обеда сытый и довольный Упырь разглагольствовал:

— Ну вот, Агафон, можно поздравить тебя с боевым крещением! Теперь считай, что ты наш подельник. Вместе в тюряге будем сидеть. А правда, неплохо мы этого дурака, пчеловода, объегорили! Представляю его рожу, когда он в своём хлеву обнаружит пропажу! Так что ты, Агафон, нас держись. Работать не надо — дураки пусть работают за нас. А мы свободные люди, живём, как хотим. Даже поэты воспевали свободу.

— Свобода, свобода! — передразнил его Прыщ. — Тюрьма по нам плачет. А Агафон подумал: «Дудки, всё равно вас перехитрю и убегу!»

— Ты его, дурака, Прыща не слушай, — продолжал Упырь, — он мелкоплавающий воришка, к тому же трус.

Потом они долго продирались сквозь травяные дебри, без передыха шли и лезли по тропам и без них на какую-то известную Упырю верхотуру. Лишь раз на короткой остановке довольный Упырь поделился с Прыщом:

— За нами погонятся в Уймон, а мы отсидимся в другом месте.

Всё же Прыщ улучил минутку и, оставшись наедине с Агафоном, вкрадчиво сказал ему вполголоса:

— Знаю, что ты всё равно убежишь, и я тебе помогу. Может, сегодня ночью. А ты там скажи в милиции, что не виновен я в убийстве. Он, он, варначина всё совершил ради этого золотого песка проклятого. А то, может, повяжем его сегодня ночью, а? В милицию сдадим. А?

И, видя, что Агафон молчит, согласился:

— Нет, не одолеть нам его, бычину. А ты ещё совсем мальчонка.

Тут затрещали, зашатались кусты, и Прыщ прокомментировал вполголоса:

— Идёт. Обожрался гуся-то, варнак! Чтобы сдох!

Почти в темноте набрели на заброшенную охотничью избушку и остановились на ночлег. Агафон всё время думал о побеге, тем более что теперь его уже не охраняли. Однако, вместе со всеми перекусив остатками гуся, он не смог пересилить себя и повалился спать на кучу старого сена. Очень уж устал он за день от беспрерывной ходьбы, да и бессонная прошлая ночь сказывалась.

Проснулся — было уже светло, и солнце било в открытую дверь избушки. «Неужели проспал?» — с ужасом вспомнил он о том, что собирался ночью бежать. Но оглянулся: где же его разбойники? Их нигде не было. «Сбежали! — понял Агафон. — Я свободен». Ещё не веря в это, Агафон вышел из избушки. Постоял, прислушиваясь, — всё тихо, лишь дятел сосредоточенно долбил старый кедр. Одиночество, незнакомое место, тайга Агафона не пугали. Теперь надо было определиться, куда идти. Агафон не видел карты своего края, но догадался, что идти надо вниз по ручью, по любой встреченной по пути речке. Любая из них приведёт или к Бухтарме, или к Катуни. Бухтарма на западе — значит, туда и надо идти. Во всяком случае, так он выйдет к людям, а значит, не пропадёт. Хотелось есть, ему сбежавшие уголовники не оставили ни крошки хлеба. Но и это не сильно его расстроило. «И то хлеб, что оставили в живых и даже не избили», — подумал Агафон и оглянулся. Вокруг стояли кедры с нетронутыми шишками, кое-где они росли довольно низко. Уже начинала спеть малина, кое-где можно было найти полевую клубнику. Кедровые шишки, хотя и не созрели, но были уже съедобны. Набив карманы шишками, Агафон пошёл по логу вниз, благо здесь, в высокогорье, травы не были высоки и так густы, как ниже, в пихтачах и березняках. Встреча с медведями его не пугала, да он о них и не думал. Ручей оказался «правильным», так как вёл на запад, а это означало, что рано или поздно он выйдет на приток Бухтармы. Вокруг стояла седоватая тайга с обомшелыми пихтами, увешенными плетями и бородами сизых лишайников. С громким порханьем крыльев то и дело взлетали рябчики. Пёстрая глухарка-копалуха с сердитым квохтаньем торопливо увела из-под ног Агафона выводок уже почти взрослых глухарят. Действительно, вскоре Агафон вышел к большой реке, и он догадался, что это не Хамир.