Бухтарминские кладоискатели

Жизнь хороша, и всё ещё впереди!

Вид человеческих останков подействовал на юных рудоискателей угнетающе, и мрачная штольня стала казаться им склепом погибших бергалов. Молча все выбрались наружу, и солнечный свет ударил в глаза.

— Господи, как здесь хорошо! — вырвалось у Егора.

На что Стёпа отреагировал с некоторым скептицизмом:

— Это можно оценить только побывав под землёй. Значит, бергал из тебя не получится.

— Хорошо-то хорошо, а ведь через неделю в школу, — вспомнил Агафон.

Это напоминание почему-то никому не понравилось.

— Без тебя знаем, — почти огрызнулся Егор, будто отмахнувшись от надоедливой мухи. А Стёпа, поморщившись, полушутливо добавил:

— Типун тебе на язык!

— А мне через десять дней уезжать в Томск, в Политех, — объявил Роман. — Уже вызов пришёл.

— Ты же не сдавал вступительные! — удивился Егор.

— Прошёл по конкурсу аттестатов. Поступаю на физмат.

— А как же история? Ты же увлекаешься историей.

— Мне и физика нравится. А краеведение останется увлечением.

— А на горного инженера? Мы же уже почти бергаеры.

— Нет, горное дело — это ремесло, геология — одни предположения и домыслы, а мне хочется заниматься настоящей наукой.

— А мы? Как же твой девиз: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела»?

— Всё имеет конец, и детство тоже. А что девиз, так он вовсе не плох и с ним вполне можно жить и дальше.

— Через год и мне поступать, — вздохнув, сообщил Степан.

— Вы вот собираетесь уезжать, а я дальше Зыряновска не был, — пожаловался Агафон, на что Егор живо ответил:

— Ну и не переживай, я был в Усть-Каменогорске, так он мне совсем не понравился. Дома, дома, трубы дымят, до леса далеко. Нет там ничего хорошего. Я вот в лесу хочу жить, как сейчас, и уезжать никуда не собираюсь.

— И я тоже, — согласился Агафон. — Буду охотником.

— Профессия охотника скоро отомрёт, — усомнился Егор. — Кому они нужны — соболя, белки, — когда искусственный мех делают?

— Ну тогда лесником — лес охранять.

— Это ты, Гоша, неплохо задумал, — одобрил Рома. — Лес человеку всегда нужен, в том числе и для души.

— А я, наверное, пасечником буду, как мой отец, — признался Егор. — Мне это дело нравится. Мы с Гошей лесные люди. Здесь сами родились, и наши родители с Бухтармы.

Лес стоял притихший, и вдруг над всей долиной пронёсся протяжный, как стон, громкий голос желны. Большая чёрная птица кричала, будто жалуясь на тоску и одиночество.

— А ведь лето кончилось, скоро конец тёплым денькам, — с грустью встрепенулся Роман. — Заплакала желна — жди осеннее ненастье, зарядит дождик, слякоть на дворе, а там зима. А как она плачет, желна — правда ведь, за душу берёт?

Егорке это вовсе не понравилось.

— Чёрный дятел? Ха, ты, Рома, чудак! Кому же нравится этот лешак? Чёрный, как ворон, а вопит истошным голосом — мороз по коже. Леший и тот так не завоет.

«Все люди разные и по разному всё воспринимают», — подумалось Роману. Все замолчали, не плакала больше и желна, а у Романа в голове вертелась навязчивые мысли, немного тревожные и грустные: «Всё кончено, всё кончено. Кончилась школа, кончилось детство и беззаботная жизнь с родителями». Он хорошо помнил слова, когда-то сказанные отцом: «Человек, сколько бы ни прожил, даже 90 лет, а детство занимает половину жизни». Это время открытия мира. Всего 13–14 лет, а сколько впечатлений, сколько радости, счастья, тепла родительского дома! «Неужели никогда больше не будет уютного дома на лесной поляне, не будет ночных прогулок по лесной тропинке из школы домой, я не услышу шума Большой Речки и не испытаю азарта рыбалки, когда на леске серебристым боком посверкивает хариус?»

Его мысли прервал звонкий голос Агафона:

— А кто мы теперь: кладоискатели, рудознатцы или археологи?

И в ответ уже пробивающийся басок Степана:

— Бери выше! Вы с Егором просто мальчишки с Большой Речки. А нас с Романом уже и мальчишками не назвать. И он громко продекламировал нараспев:

— Надежды юношей питают…

И снова, будто издалека, плаксивый голос Агафона:

— Как же так: столько всего было, нашли руду, старого бергала, и оказывается, мы никто! Я считаю, что мы можем теперь называться таёжными рудознатцами!

И Роману вдруг стало весело: «А ведь Гоша действительно ещё ребёнок! А у нас со Стёпой впереди взрослая жизнь! А жизнь — это вечность, где есть всё: это небо, лес, реки, поющие на деревьях птицы. И всё это остаётся с ними навсегда».