Засекреченный полюс

Глава XXI ЭВАКУАЦИЯ ПОД АККОМПАНЕМЕНТ ТОРОШЕНИЯ

Едва рассвело, как Сомов, Никитин и Яковлев пошли обследовать лагерь. Он сейчас напоминает селение, затерянное в горах, с той только разницей, что горы в любую минуту могли прийти в движение. Зрелище разгрома, учиненного природой, было удручающим. Бесчисленные трещины избороздили льдину вдоль и поперек. Исследовав состояние буквально каждой из них, измерив высоту каждого вала торосов, высота которых достигала местами восьми метров, они пришли к неутешительному выводу: дальнейшее пребывание в старом лагере невозможно и надо как можно быстрее эвакуировать все имущество на соседнюю льдину, оказавшуюся целой и невредимой. Правда, она была чертовски мала, каких-нибудь сто пятьдесят на двести метров, но это все, что есть сегодня в нашем распоряжении. Некоторые упрямцы пытались отсрочить переезд. И не только потому, что перетаскивание нашего имущества требовало гигантских усилий. Уж больно жалко было покидать насиженное, ставшее родным домом наше старое обиталище. Однако Сомов был непреклонен. И эвакуация началась.

Поскольку все аварийные запасы, документы, важнейшая аппаратура уже покоились на соседней льдине, пора было заняться палатками. Это оказалось непростым делом. Утепленные толстыми снежными обкладками, сцементированными морозом, они буквально вросли в лед. Освободить их из снежно-ледяного плена потребовало немалых усилий. Смерзшийся снег с трудом поддавался ударам пешней и топоров. Первой на очереди была палатка радиостанции, и после двухчасовой работы она была водружена на нарты и перевезена на новое место. За ней последовала жилая палатка гидрологов. Но ледяной дот гляциологов  оказался  нам  не  под  силу.  Наша  "аэрологическая палатка" тоже обречена. Ее можно было бы извлечь из-под снега только с помощью экскаватора. Пришлось удовлетвориться двумя. Но и они, обледеневшие, насквозь промерзшие, оказались неподъемными. А ведь на очереди оставались тонны других грузов, метеобудка, катушки с тросом, гидрологические лебедки и множество разных необходимых вещей. Пожалуй, мы бы справились с этой задачей, пожелай остаться на соседней льдине. Но ведь предстоял переезд в новый лагерь. А сколько до него километров? Теперь все взоры с надеждой обращены на Комарова: удастся ли ему оживить свой автомобиль? Пока что газик стоит рядом с мастерской, до самых бортов засыпанный снегом. Но Миша уверяет, что ремонт полностью закончен и остается лишь запустить двигатель. И все же при взгляде на этот промороженный, заиндевевший агрегат в голову закрадывается крамольная мысль: удастся ли его оживить? Мы нерешительно топтались на месте, пока сердитый окрик Комарова не привел нас в чувство.

-  Ну что вы стоите, ворон ловите, - гаркнул он, - беритесь за лопаты и расчищайте сугроб!

Команда была исполнена незамедлительно, и вскоре машина уже стояла на ровной, утоптанной площадке неподалеку от мастерской.

Комаров прихрамывающей походкой обошел машину кругом, постукивая ногой по скатам, а затем, подняв крышку капота, засунул под него голову. Он долго копался в моторе, что-то подкручивая, подвинчивая, тихонько матюкаясь, а мы стояли рядом, полные надежды на чудо. Наконец Комар спрыгнул на снег, неторопливо вытер руки ветошью и, сказав: "Все в ажуре", обратился к Дмитриеву:

-  Давай, Санек, тащи аккумулятор.

Дмитриев нырнул под полог мастерской и, торжественно улыбаясь, вынес тяжелый аккумулятор, бережно завернутый в старое ватное одеяло. Распеленав сей источник электроэнергии, Комаров установил его на раму под капотом, тщательно зачистил наждачной бумагой свинцовые култышки электродов и, насадив на них клеммы, туго затянул барашки. Тем временем Ваня Петров уже намотал ветоши на длинный железный штырь, обмакнул его в банку с бензином и поднес спичку. Факел мгновенно вспыхнул, и дымные языки пламени осветили сосредоточенные лица окружающих. Комаров, став на колени, долго водил факелом по днищу машины, отогревая застывшие узлы. Я притащил два ведра горячей воды, залил ее в радиатор. Комаров проверил рейкой уровень бензина в баке и протиснулся на сиденье за баранку. Все замерли в ожидании. Но Комаров продолжал сидеть не двигаясь, словно не решаясь нажать стартер.

-  Ну давай, Семеныч, не томи, - первым не выдержал Дмитриев.

Комаров только отмахнулся, но вдруг решительно повернул ключ, торчавший в замке зажигания, и нажал педаль стартера. Уу-УУ-УУ - натужно, словно просыпаясь, заурчал стартер. Но двигатель не подавал признаков жизни. Комаров выждал несколько мгновений и вновь нажал педаль, и вдруг, это был незабываемый момент, двигатель рыкнул раз, другой и, чихая и фыркая, вдруг загудел, выстреливая облачка черного дыма из выхлопной трубы.

- Ура! - заорал Дмитриев, и все подхватили этот радостный крик. Комаров выжал сцепление, включил скорость, и газик рывком двинувшись с места, покатил по льдине, громко фукая еще не прогретым двигателем. Теперь нам не страшно никакое переселение.

Наша льдина, куда мы перебрались после "великого торошения", - лишь временное пристанище. Она слишком мала, и серьезный натиск льдов сомнет ее без особого труда. Поэтому Сомов отправил две группы на поиск чего-нибудь более подходящего. Правда, особых надежд никто не питал. После разгула стихий трудно было рассчитывать, что поблизости окажется хоть мало-мальски пригодная льдина. И все же нам повезло. Километрах в полутора к северо-западу группа Гудковича наткнулась на вполне приличное поле размером километр на километр. Но все же это было хорошее, почти без трещин поле пакового льда, а Яковлев с Петровым, изрядно попотев, установили, что толщина его превышает два метра. Льдину окружали старые, заметенные снегом торосы: значит, коллизии последних недель ее не коснулись. Но дорога к ней отнюдь не была усыпана розами. Заструги, трещины, торчащие из-под снега ропаки попадались на каждом шагу, а в довершение всего ее в трех местах перегородили невысокие гряды торосов. Но все эти "мелочи" нам теперь были не страшны. Вооружившись пешнями, топорами и лопатами, мы дружно принялись за прокладку автомобильной трассы. Впереди шли разведчики - Яковлев с Петровым со щупами в руках. За ними следовали строители. Колонну замыкал газик с Комаровым за баранкой. Они удалились уже метров на двести, когда лед в старом лагере вновь пришел в движение. Все загудело, затрещало, словно природа, опомнившись, решила возместить упущенное.

Я выпустил одну за другой три ракеты, подавая сигнал тревоги. Прямо на моих глазах трещина под миляевской палаткой расползлась метров на десять, а следом за ней треснул лед под палаткой-баней. Края трещины мгновенно разошлись, и "баня" повисла над глубоким обрывом, грозя свалиться при малейшем новом толчке. Подбежавшие Курко с Никитиным, ухватив ее за торчащие дуги, отволокли с трудом от края обрыва.

На следующий день, пользуясь наступившим затишьем, мы заторопились с переездом в новый лагерь. Одни ремонтируют дорогу, другие свозят на нартах грузы для газика. Работы всем хватает. Наконец загруженный "под завязку" автомобиль отправляется в свой первый рейс. Погода стоит ясная, безветренная, хотя синий столбик в спиртовом термометре не поднимается за отметку -45°С. Безоблачное небо кажется прозрачным и отливает опалово-розовым. Из-за торосов уже посверкивают первые лучи приближающегося солнца.

Старый лагерь постепенно пустеет. Но на него нельзя смотреть без грусти. Разломанные укрытия палаток, обрушившиеся тамбуры, разбросанные ящики, валяющиеся старые бочки из-под бензина. Везде следы запустения. Только Ропак с Майной в сопровождении своры щенят носятся по лагерю в поисках чего-нибудь вкусненького.

20 февраля.

Спать больше трех-четырех часов в сутки не удается. И мы, словно в полусне, грузим, возим, опять грузим - и так без конца. А тут еще немало хлопот доставляет автомобиль. Он то проваливается в присыпанные снегом, ставшие незаметными трещины, то застревает в ямах, заполненных рыхлым снегом, то буксует на ровном месте. Но, что весьма важно, его не удается нагрузить, как хотелось бы. Впрочем, эту проблему мы решили довольно быстро, сообразив, что к нему можно прицепить нарты. А это уже 300-400 килограммов дополнительного груза. Но оставалась другая - как перевозить палатки? Разобрать палатку нельзя: ее потом не соберешь, дуги смерзлись, тент при малейшей неосторожной попытке освободить от намерзшего льда рвется, как гнилая тряпка. Тащить палатку целиком на себе - об этом нечего и думать: в каждой из них не меньше 200 килограммов. У нас едва хватило сил перенести их на соседнюю льдину, но полутора километров нам не осилить. На нартах они тоже не помещались.

-  Может, их укрепить на крыше газика? - осторожно спросил Дмитриев. Но Комаров так зло зыркнул на него, что Саша тут же умолк.

-  А почему бы действительно не погрузить на газик? - вмешался Миляев. - Давайте соорудим из досок раму, укрепим ее на капоте, а на нее поставим палатку. Тент с машины снимем, а чтобы Михаилу не закрывать обзор, отшнуруем пол и повернем палатку дверью вперед.

Предложение пришлось всем по вкусу, даже Комарову. Газик с водруженной на нем палаткой напоминал бронемашину с башней из кирзового купола.

Пока все занимались перевозкой грузов, я отправился на новую льдину и там принялся оборудовать одну из привезенных палаток под камбуз. Вымел снег, настелил лучшие из имеющихся оленьих шкур, расставил койки, установил в центре палатки столик и несколько стульев. У входа в палатку укрепил большой деревянный ящик, водрузив на него обе газовые плитки.  Теперь оставалось подключить их к газовому баллону, и новая кают-компания могла принимать гостей. К их приходу на плитках уже закипел чайник, в большой кастрюле весело бурлили пельмени, а под потолком, мерно покачиваясь, оттаивали три буханки хлеба.

Трудно передать восторг товарищей, уставших, промерзших, когда они снова оказались в тепле, вдыхая аромат кипящих пельменей. Но Комаров, проглотив несколько пельмешек, снова уселся за руль газика, и все нехотя покинули наше новое уютное гнездышко.

Особенно много хлопот доставляет нам наша новая трасса. То ее переметет снегом, и в зыбучих сугробах, словно в песке, вязнут колеса. То разведет одну из трещин, и приходится на себе таскать плиты огорошенного льда, сооружая из них мостик. То неожиданная подвижка завалит дорогу ледяными глыбами, и их надо растаскивать, освобождая проезд. То очередным сжатием выдавливает на поверхность зубчатый забор, перегораживающий путь машине. И так без конца. Комаров терпеливо ждет окончания ремонтных работ, и снова колеса газика отмеривают километр за километром, швыряя из стороны в сторону тяжело нагруженные нарты. Чтобы груз не свалился, я ложусь поверх него, придерживая руками. Посвистывает в ушах ветер, мятущийся снег забивается под воротник, каменеет замерзающее лицо, а ты все теснее прижимаешься к нартам, уцепившись за веревки, чтобы ненароком не вывалиться на лед, и словно замираешь, потеряв чувство времени и пространства.

Что-то фантастическое, нереальное есть в этой гонке по океанскому льду в ночном мраке, прорезанном узкими пучками света фар. Он отражается от ледяных глыб, вспыхивает тысячами искр, пронизывает зеленоватое стекло молодых торосов. А по сторонам темнота смыкается двумя черными стенами, сквозь которые фары автомобиля словно пробили световой туннель. Мы работаем почти механически. Нагрузил, лег поверх вещей на нарты, поехал. Разгрузил, вернулся и снова в путь. И так без конца.