Бухтарминские кладоискатели

Секреты чуди

Выйдя на свет, Фома с жадностью рассматривал устье штольни и всё приговаривал:

— Надо же, тысячу лет стояло, и на тебе — открылось чело! Сработанное человеком устье, вход в чрево земли. Да, но ведь теперь же сюда попрут все, кому не лень. Туристы, все праздношатающиеся, не говоря уже о геологах, — вдруг спохватился он, — так и конец придёт нашему подземному городу. Правда, верховья Хамира в стороне от всех проложенных троп, — сам себя попытался он успокоить, а тут и Стёпа обнадёжил:

— За год, что открылась штольня, пока никто здесь не был. Скотопрогонных троп здесь нет, на Уймон из Зыряновска ходят через верховья Черновой, туристы дальше Тегерека не заглядывают, лесорубам, как вы сами видите, тоже делать здесь нечего.

— Ну да, до поры до времени, — согласился Фома, а сам же подумал: «От силы год, не больше продержится тайна, а то и того не будет».

Роман промолчал, только предложив:

— Уже вечер — где уж теперь блуждать по подземным лабиринтам, оставайтесь с нами ночевать.

— А и верно, останусь-ка я с вами на ночь, — согласился Фома.

Мальчишки уже собирали дрова для костра. Большая палатка стояла под кедром. Уже стемнело, когда все, сидя у костра, уплетали сваренный Егором и Стёпой полевой суп, а Фемистокл рассказывал про чудь, про древних металлургов и горняков.

Он оказался прекрасным рассказчиком, на что Степан заметил:

— Фемистокл, вы родились и живёте в глухом таёжном посёлке, и мы ожидали, что вы нам расскажете про охоту, про встречи с дикими зверями, а вы читаете лекции про подземное царство не хуже профессора горного дела или историка.

Для Фемистокла такие откровения не были новостью — примерно об этом ему говорили и родные, и односельчане, — поэтому он не удивился, сказав только:

— Что поделаешь, каждому своё. Я хоть и лесной человек, да ещё и деревенский, а вот люблю читать разные журналы, а раз уж я чудь, то и по горному делу интересуюсь. Куда и как она исчезла.

— Дядя Фома, а теперь я хотел бы у вас спросить, — обратился с вопросом до сих пор молчавший Егор. — Вот вы прошли насквозь весь Холзун — значит, и туннель здесь можно прорыть?

— Тогда ведь за какие-то три-четыре часа можно будет пешком пройти в Уймон и не надо переваливать через гору, на что и двух дней мало.

— Туннель? Конечно можно, только я бы не хотел, чтобы вместо подземного, сказочного царства была забетонированная выработка. Пойдут вереницы машин, толпы народа, посёлки в тайге, кафе, рестораны — и прощай, дикая природа.

— Да, нет ничего ценнее дикой природы, — подтвердил Роман. — Всё человек может, а вернуть дикую природу — нет. А если и попытается, то это будет подделка. — И опять разговор вернулся к подземному царству.

— Фома, вы что, тысячелетиями сохраняли вашу тайну, тайну чуди, и никто за всё это время не дознался, кто такие, как жили, как работали?

— На этот вопрос мне трудно ответить. Возможно, кто-то дознавался, возможно, нет. Даже ваши историки от науки не могут ответить на многие вопросы, связанные с событиями пятисот- и даже трёхсотлетней давности. Теряются документы. Да и были ли они? Теряется связь времён. Да что там говорить — даже события наших дней разные политики объясняют по-разному, а тут речь идёт о трёх тысячелетиях.

Фемистокл заметно разволновался. Роман почувствовал, как важны для него все эти вопросы.

— Да, но за события последних двухсот пятидесяти лет можно ручаться, — добавил он после некоторой паузы. — Например, как разгадали технологию плавки металла.

— Интересно, это почему же?

— Остались документальные свидетельства, причём у ваших историков восемнадцатого века.

— Вы имеете в виду русских историков?

— Да, русских или немецких на русской службе. Особой разницы нет.

— Конечно, наука интернациональна, — многозначительно согласился Роман и сам удивился своим столь умным мыслям.

— Но всё-таки, говорите конкретнее. Какие есть документы, что вы упомянули?

— А речь идёт о временах Петра Первого, о начале восемнадцатого века, — продолжал Фемистокл. — Вы знаете, что Пётр был озадачен развитием горно-рудного и металлургического производства в России? До этого, считай, в России такой промышленности не было. А какая страна без металла? Вы же знаете, что в войне со шведами после первого поражения ему пришлось снять колокола с церквей, чтобы отлить новые пушки.

— Да, это хорошо запомнилось из уроков истории в школе.

— Так вот, своих специалистов в горном деле и металлургов в тогдашней России не было, и он привёз из Германии таких профессионалов. А вы знаете, что большинство немцев служили верой и правдой новому своему отечеству? И особенно среди специалистов выделялся некто Вильгельм де Генин. В России его имя для краткости переделали на Вилима Ивановича, и царь ему во всём доверял.

— Да, слышал я о нём, — признался Роман, — но продолжайте.

— Этот Вилим Иванович обладал неуёмной энергией. Он организовал строительство металлургических заводов на Урале и стал основателем этой важной отрасли хозяйства в России. Так вот, рудники основали, металлургические заводы построили, а выплавлять чистую медь долго никак не получалось. Вместо одних медных минералов, малахита и азурита после плавки выходила не медь, а другой, ни к чему не пригодный минерал куприт. Вильгельм де Генин выходил из себя, бушевал:

«Это танталусы сидят на злате и не могут его получить! Древние мастера умели, а нынешние не могут».

Бесчисленные депеши самому Петру возымели действо — были срочно выписаны из Германии новые мастера. Но и они разводили руками: в плавленой рудной массе медь не отделялась от шлаков. Саксонская медная руда, из которой успешно плавилась медь, отличалась от уральской и алтайской, а в чём секрет — не могли разгадать. Заводчики Демидова и Строганова также бились почти двадцать лет, пытаясь разгадать секреты выплавки меди из российских руд.

— Это интересно, что вы рассказываете.

Роман и мальчишки с большим вниманием слушали странного подземного человека, оказавшегося знатоком секретов чуди.

— Да, так вот и бились, пока этому Вильгельму Ивановичу не привели неприметного старичка из местных уральцев. Он и говорит:

— Ты, барин, не слушай своих учёных немцев, а лучше позови мастерового горняка из чуди, он тебе все секреты скажет.

— Это ещё какого такого чуди? — взревел де Генин. — Ты разве не знаешь, что вся чудь до рождества Христова за тысячу лет под землю ушла?

— А вот ушла, да не вся. Ты лучше гордыню свою убери, спрячь, а с добрым человеком по-хорошему поговори. Может, тогда он тебе всё и обскажет, как дело на лад поставить.

Этому де Генину ничего не оставалось, как послушаться доброго совета. А мастеровой тот из чуди, такой неказистенький, невысокий мужичок пришёл с мешочком, высыпал оттуда в горнило с толчёной рудой каменный порошок и говорит:

— Вот теперь разводите огонь — посмотрим, что будет.

Заработали меха с поддувалом, температура должна быть выше тысячи градусов, и вот чудо — вместо зелёных и синих окислов меди потёк чистый металл. Так был налажен выпуск меди в России из уральской и алтайской медной руды. Вот, а вы говорите, что чуди нет! А кто же секреты хранил, как не чудь? — закончил свой рассказ Фемистокл.

— А что за порошок подсыпал этот мастеровой? — спросил Стёпа.

— Окись минерала барита, — ответил Фома, — но это химия, а я не слишком в этом деле силён. Вернее, совсем не силён.

— Фома, вот вы сказали, что вода промыла все эти подземелья, а где же она сейчас? Лишь капель да кое-где небольшие ручейки.

— Это верно, — согласился Фемистокл, — но ведь вода стремится вниз. Промыла себе другие галереи и там шурует себе нижним этажом под нами. Но туда лучше не спускаться. Сплошной ледяной душ, надо по воде брести, а кое-где и вплавь придётся пускаться.

— А где-то на поверхность выходит эта подземная вода?

— А как же — две реки начинаются в Уймоне от подземных источников, Там и озёра есть, и реки, а где их истоки, бывает трудно понять. Часть под землёй пробивается, снаружи не видно. Чтобы разобраться и понять, надо специальные исследования проводить. Вот в Пиренеях, во Франции, Испании — там с помощью красителей выясняли, где и куда подземные источники идут. Это всё непросто.

— Вы, Фома, я смотрю, поднаторели в этих делах. Как это вы всё знаете?

— Я же говорю: я сам горняк, хотя и кустарь. Но имейте в виду, вовсе не одиночка, у нас всегда существовала своего рода артель, и мы мастерство передавали по наследству. Кроме того, древней металлургией и горным делом я и сам с малолетства интересовался, а многое мне передали деды наши. Я подземный житель, мне сам Бог велел это знать. А если честно, я же здесь вырос, ещё мальчиком меня отец натаскивал по этим подземным ходам. Здесь ведь, не будешь знать, — заблудиться можно. Это же подземный город, для всех таинственный и неизведанный, а для меня он как дом родной. Хотя, наверное, я чересчур расхвалился. Тайны и для меня здесь ещё остаются.

«Очень странное совпадение, — опять подумалось Роману, — ведь о подземном городе говорил ещё Максим».

То же самое вспомнилось и остальным ребятам, а Стёпа прямо спросил:

— Получается, здесь целый подземный город, и в нём, наверное, чудес полно.

— Город — не город, а подземный лабиринт, и чудес в нём хватает, — согласился Фемистокл, — я не слишком всё это афиширую, вернее, совсем не афиширую. Наоборот, можно сказать, держу в секрете. Иначе пойдут ватагами, замусорят, пограбят. Наш народ ведь такой — после нас хоть потоп.

— А что, кроме вас, никто не знает об этом подземелье? — спросил Егор. — Во всё это трудно поверить.

— Кстати, где-то есть ещё входы и выходы? — заметил Роман. — Чувствуется, что воздух циркулирует, тяга есть.

— Вы правы, — отвечал их новый знакомый. — В нашей деревушке почти все знают об этих подземных ходах, но стараются не говорить о них, тем более посторонним. Боже упаси! И, кстати, пользуются ими, можно сказать, испокон веков, хотя и редко, и не все. Я же говорю: на то мы и чудь. Понемножку скребём золотую жилу. Не жадничаем, все понимают, что голову терять тут нельзя, и болтать лишнего тоже не надо.

— Чудеса, в это верится с трудом, — признался Роман, — человеческой натуре присущи жадность и корысть. Неужели не находятся среди вас такие, чтобы развернуться, разбогатеть?

— А вот как хочешь, так и понимай. Выходит, не нашлось. В царское время боялись лихих людей. Узнают про золото — убьют. В революцию богатых ставили к стенке, в тридцатых за лишнюю коровёнку посылали на лесоразработки, а то и просто кончали. Отучили жить богато — люди богатства боялись. А вот понемножку, горстку, щепотку золотого песка скребли время от времени. Так, чтобы с голоду не умереть. Так и в годы войны выживали. Правда, почти все мужчины на фронте были, половина не вернулась. А те, кто в деревне оставался, делились с семьями фронтовиков. Как-никак, а песочек помогал. А теперь-то нас, чудиков то есть, раз-два и обчёлся. Поразъехались по городам. Я, да ещё трое в нашей деревне остались. Тех, которые могут робить. Последние из могикан, держатели тайны.

— Вы, я смотрю, Фома, не очень весело настроены. А тут ещё мы внедрились в ваш подземный город и в ваши секреты.