Моё (с)нежное лето

Моё (с)нежное лето

Семь утра. Просыпаюсь от шума за стеной - трубы Иерихона? Грабители? Бежать, спасаться, куда? В панике подскакиваю на кровати, прихожу в себя - нет, нет, это всего лишь Марсия, моя свекровь. Даже не знаю, что хуже.

- О Сеньора! Марко, что ты купил? Думаешь, это индейка? Паулинья, дочка, посмотри, что принёс твой отец, разве это можно есть?

Я не вижу Паулу, но готова поспорить, что та сейчас с остервенением режет лук и привычно кивает, как пластиковая собачка на приборной доске нашей машины.

- Да она пережила прошлогодний карнавал! Нет, это никуда не годится! - продолжает бушевать свекровь, - Немедленно поезжай в супермаркет, поторопись, пока не закрылся!

- Но, Марсия, душа моя, магазин сегодня до полудня, там же убийство, неужели эта индейка настолько плоха?

- Дева Мария, прошу, дай мужчинам хоть немного ума! Ты видишь, чего хочет этот человек? Оставить семью голодной в Новый год!

Нет, заснуть всё же не удастся, с сожалением выползаю из-под одеяла и бреду на кухню. Слышу, как во дворе с пыхтением заводится старенький рено свёкра.

К счастью, у нас свой дом хоть и с общей стеной, но отдельным входом. Когда-то, здесь была мастерская Марко, а теперь небольшое убежище, где мы временно живём второй год. Включаю русское радио на телефоне и варю кофе. Из наушников сыплются одна за другой новогодние песни, а я смотрю в окно, как наша собака Перчинья безуспешно пытается спрятаться от жары под чахлой араукарией.

Господи, как же хочется снега!

***

Помню, лет в двенадцать родители подарили мне на Новый год большую нарядную куклу. Я держала её за гладкую пластмассовую руку и улыбалась, чтобы мама не обиделась - такие хорошие игрушки в магазинах достать было трудно. А потом плакала в туалете от осознания того, что хочу не куклу, а лифчик и не могла понять, что со мной не так.

Сейчас мне доступны все лифчики мира, а я вспоминаю куклу под ёлкой. Как глупо.

***

Совесть гонит меня на кухню Большого дома - женщины готовят с раннего утра, и я чувствую себя виноватой. Осторожно отодвигаю шторку и сразу же оказываюсь в центре внимания: приехавшие на праздник тёти, сестры и племянницы бросаются ко мне с поцелуями и объятиями.

- Ох, амор, ты опять похудела! Всё так же не ешь мясо? Марсия, чем питается эта девочка? Южным ветром?

- А где Рикардо? В консерватории? Сегодня? Так нельзя, амор, он совсем тебя забросил!

- Почему вы не приезжаете к нам в Пенью, все так хотят на тебя посмотреть! Нет, амор, решительно тебе надо больше есть!

Голова кружится, и я ищу спасения у Паулы, сосредоточенно перемешивающей в кастрюле что-то с запахом кашасы и лимона.

- Давай помогу?

Паула торжественно вручает мне огромную деревянную ложку, и я немедленно из чужачки превращаюсь в часть многорукого женского организма, в котором каждый занят делом. Тётушки теряют ко мне интерес и возвращаются к своим обязанностям.

- Вообще-то, уже готово, но ты можешь ещё помешать, - заговорщически подмигивает Паула.

- Спасибо. А что это?

- Кайпира. Ох и крепкая получилась на этот раз. Сахара добавить?

- Не надо, - смесь бразильского рома со сладким лаймом обжигает сильнее полуденной жары. Странное ощущение пробовать кайпиру ложкой, кажется, будто ешь суп из водки. Я инстинктивно морщусь, и Паула протягивает мне большую красную виноградину.

- А мандаринок нет? - с надеждой спрашиваю я.

- Мандарины на Новый год? - Паула смеётся, думает, я пошутила.

Я обмахиваюсь салфеткой. Кто выдумал такую адскую жару зимой?

Ах да, здесь же лето.

***

Ёлку папа всегда приносил тридцатого вечером, добродушно ругался и терпеливо протаскивал её, огромную и колючую, в наш узкий коридор, оставляя за собой дорожку из мокрых следов и иголок.

Я, визжа от счастья, бросалась за мокрой тряпкой, а мама доставала с антресолей потёртые коробки с игрушками. Стеклянные совы, морковки, и колокольчики привычно размещались на толстых пушистых лапах, а мой любимый - космический корабль Союз торжественно поблёскивал в центре. Хвоей пахло так сильно, что казалось, чудо вот-вот наступит, стоит лишь слегка приоткрыть дверь.

В Большом доме уже месяц, как тоже стоит ёлка. И хотя она пахнет пластиком и клеем, я всё равно каждый раз на пару секунд замираю, проходя мимо. Привычка, наверное.

***

Десять вечера. Мы, наконец, едем на пляж. Я сижу сзади, зажатая между Паулой и кузиной Моникой. Паула держит на руках восьмилетнего Бето, а Моника годовалых близнецов, чьи имена все вечно путают. Я прижимаю к себе ту самую кастрюлю с кайпирой, которая больше никуда не вошла. Близнецы верещат, как положено в их возрасте, а Бето просто за компанию. Женщины обсуждают новый сериал, пытаясь перекричать детей, а я периодически заглядываю под крышку кастрюли в надежде получить порцию алкогольных паров. Кондиционера у нас нет и, кажется, пары начинают действовать. Рикардо, виновато поглядывает на меня в зеркало заднего вида, я делаю вид, что не замечаю. Приехали.

Пляж переполнен, фейерверки хаотично рвут небо на цветные треугольники, девушки жгут свечи, отправляя их в крохотных лодочках по волнам. Музыка звучит отовсюду, смешиваясь с рокотом моря и взрывами петард. Самба.

- Амор, иди опусти цветок в воду, я тебе всё приготовила, - Марсия протягивает мне белую розу, - попроси у Йеманже ребёночка.

Молча киваю, беру цветок, отхожу подальше. Смотрю на песок, прикрыв глаза, он такой белый, и мне хочется верить, что это снег.

- Убежим? - Рикардо обнимает меня за плечи.

Неуверенно оборачиваюсь на Марсию и толпу родственников.

- А! - муж махает рукой, - они даже не заметят.

Хватает рюкзак и тащит меня за собой, увязая щиколотками в песке. Бежим к морю, где большая компания молодёжи пытается поймать свои семь волн на счастье. Мы тоже прыгаем, брызгаясь и хохоча, как безумцы.

- Шесть! Семь! Готово! - Рикардо внезапно толкает меня в воду, я падаю и чувствую, как солёная морская вода смывает с меня этот душный и липкий день. Наконец-то прохладно.

Я выбираюсь из моря, длинное белое платье прилипает к ногам. Рикардо кричит, что я похожа на пьяную мокрую мумию. Пытаюсь поймать его, зловеще размахивая руками, он убегает, но в итоге поддаётся, и мы, тяжело дыша, падаем на песок.

Муж достаёт из рюкзака бутылку шампанского и пакет с мандаринами.

- Хотел ещё сделать тот ваш майонезный салат с горошком из банки, побоялся по жаре. Но я всё купил, завтра, хорошо?

Пробка от шампанского летит в воздух, фейерверки грохочут так, что приходится кричать.

Муж протягивает мне крошечный кусочек бумаги и ручку.

- Будешь писать желание? Я зажигалку прихватил.

- Нужны же куранты...

- Бом...Бом... Пиши быстрее, не успеешь!

Моё желание горит ярче всех свечей на пляже.

- Бом...

Брют со вкусом пепла, пузырясь, прокатывается по гортани, я закашливаюсь, шампанское ударяет в нос, уши, по щекам течёт тушь. Рикардо, не преставая считать, хлопает меня по спине, и с очередным ударом завершает:

- Бом! Успела! Теперь точно сбудется!

Я смотрю на него, на тонкую паутинку морщин вокруг глаз, на руки с длинными музыкальными пальцами, которые всё ещё сжимают зажигалку, и внезапно вспоминаю, что же я делаю в этой такой чужой мне стране.

- Мне кажется, уже сбылось.