Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней святого Димитрия Ростовского. Книга пятая. Январь

— Когда я умру, умоляю вас братия, положите меня в моем гробе.

Вместе с духовными подвигами старец-подвижник стал соединять и телесный труд, освежая иногда усталую старческую грудь свежим воздухом. По предрассветным утрам, когда все еще спало, святой старец часто, читая молитву Иисусову, быстро двигался по кладбищу, среди могильных памятников или еще где-либо, взад и вперед, перенося тихонько небольшую поленницу дров с одного на другое, ближайшее к кельи, место. Когда, однажды, послушник — будильщик, обрадованный таким видением, бросился к старцу, целуя его ноги и прося у него благословения, — Серафим благословив его, сказал:

— Оградись молчанием и внимай себе!.

Пробыв в затворе пять лет святой старец потом несколько ослабил его, сначала более лишь внешним образом: и келейная дверь у него была открыта, и всякий мог приходить к нему, но на вопросы имевших нужду в его наставлениях он, приняв на себя обет молчания пред Богом, не отвечал, безмолвно продолжая свое духовное делание. Бывший тогда Тамбовский епископ Иона, часто посещавши Саровскую обитель, однажды пожелал видеть лично отца Серафима и с этою целью подошел было к его кельи; но преподобный, твердо исполняя свои обеты пред Богом и опасаясь человекоугодия, и на сей раз не нарушил своего молчания и затвора106. Видно, преподобному Серафиму не наступило еще тогда время оставить затвор. Так понял это и преосвященный, который, на предложение игумена Нифонта снять двери кельи старца с крючков отвечал отказом, говоря: «как бы не погрешить нам». И оставил старца в покое.

Но вскоре после этого для преподобного Серафима действительно приспел час — совершенно оставить подвиг своего затворничества и молчальничества. С полным самоотречением терпением, смирением и непостыдною верою пройдя путь общежительного инока, пустынника, столпника, молчальника и затворника, он стяжал себе великую чистоту душевную и сподобился от Бога высших благодатных дарований духовных. И тогда, по Вышней воле, ему надлежало оставить безмолвие и, продолжая жизнь всю в Боге и для Бога, исполненную высшего отречения от мира, выступить на служение тому же миру — своею любовью, ниспосланными от Бога благодатными дарованиями учительства, прозорливства, чудес и исцелений, своим духовным руководством, молитвою, утешением и советами. Таким образом, преподобный Серафим подъял на себя высочайший подвиг так называемого старчества107, в котором и окончил свое многотрудное и праведное житие.

Сей подвиг великого старца начался с того, что он еще через пять лет, уже начал вступать в беседы с приходившими к нему посетителями, и, прежде всего, иноками. В своих беседах с ними преподобный Серафим главным образом направлял их к утверждению в соблюдении всех иноческих правил, внушая неопустительно совершать и слушать церковное молитвословие, неукоснительно и усердно проходить со смирением свое послушание, за трапезою сидеть со страхом Божьим, без уважительной причины не выходить за монастырь, удерживаться от своеволия и самочинения, хранить взаимный мир и т. д. После сего святого старца стали навещать и посторонние, мирские посетители. Двери его кельи стали открыты для всех — от ранней литургии: до восьми часов вечера. И старец всех принимал, преподавая каждому благословение и соответствующие краткие наставления. Посетителей благодатный старец принимал одетый, обыкновенно, в длинную белую одежду в виде балахона и в полумантию, с епитрахилью и в поручах; впрочем, последние он носил лишь в воскресные и праздничные дни, когда причащался св. Христовых Тайн.

С особенною любовью святой старец принимал к себе искренно и смиренно кающихся и тех, кто проявлял в себе горячее усердие к духовной жизни христианской. После беседы с ними, преподобный Серафим имел обыкновение возлагать на их преклоненные головы конец епитрахили и правую свою руку. При сем он предлагал им произносить за собою краткую покаянную молитву, после чего сам произносил разрешительную молитву108, отчего приходившие получали облегчение совести и какое-то особое духовное наслаждение; затем старец крестообразно помазывал чело посетителя елеем из лампады, горевшей пред находившимся в его келии образом Божьей Матери Умиления, которую он называл иконою Божьей Матери — Радости всех радостей, а в том случае, когда это было до полудня (т. е. до надлежащего времени вкушения пищи), давал вкушать великой агиасмы (Богоявленской воды) и благословлял частицею антидора или освященного на всенощном бдении благословенного хлеба; потом — с каждым христосовался, в какое бы время то ни случилось, напоминая тем о спасительной силе Воскресения Христова, и давал прикладываться к образу Божьей Матери, или к висевшему на груди его кресту. Одних открывавших ему какие-либо особые свои недуги и скорби сердечные, он утешал и облегчал особыми, соответственными, добрыми отеческими советами и врачеваниями духовными; в других случаях — старец предлагал общехристианское назидание, особенно о непрестанной памяти о Боге, молитве и целомудрии. Во всех таких случаях он особенно завещевал всегда хранить на устах и в сердце молитву Господню — «Отче наш», архангельскую молитву — «Богородице Дева, радуйся», Символ веры и молитву Иисусову — «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного», которые он считал особенно действенными и спасительными. Среди других посетителей, иногда являлись к святому Серафиму и знатные лица и государственные деятели, коим он делал соответствующие наставления, относясь к ним с должною честью и христианскою любовью, обращая внимание на важность их сана и отсюда поучая их верности святой Православной Церкви и отечеству. Посещали старца и лица царской фамилии; так в 1825-м году у него принял благословение великий князь Михаил Павлович. Но особенно много являлось к святому старцу простолюдинов требовавших от него не только наставлений, но иногда и житейской помощи, с верою на его святость и прозорливость, — и он не только утешал таковых нравственно, но и помогал им в их горе и нуждах силою своей прозорливости, с которою он указывал, например, бедным крестьянам, где найти потерянное или украденное у них добро, заповедуя им только при этом ограждаться молчанием. Нередко он также исцелял недужных, помазуя их в таких случаях елеем из лампады, висевшей пред упомянутым келейным его образом Божьей Матери Умиления. Но при всем том преподобный Серафим вполне не оставлял еще своего затвора; сняв с уст печать молчания и принимая посетителей, он сам никуда, однако же, не выходил из своей кельи.

Вскоре наступило для преподобного Серафима время совсем оставить свой затвор. Но, прежде чем решиться на это, он обратился к Богу с молитвою о высшем изволении на открытое окончание затвора. И вот в ночь на 25-е ноября 1825-го года, старцу явилась в сонном видении Божья Матерь, вместе с празднуемыми в этот день святителями Климентом Римским и Петром Александрийским и разрешила ему выйти из затвора и посещать пустынь. На другой день, восстав от сна и сотворив свое обычное молитвенное правило, он сообщил о своем желании игумену Нифонту, от которого и получил на то благословение. С этого времени преподобный Серафим стал посещать свою пустынную келью и молиться в ней.

Особенно часто старец ходил на так называемый «Богословский» родник. Этот родник находился верстах в двух от монастыря и существовал с давних пор еще до поступления Серафима в Саров; но он находился в запустении: бассейн был покрыт накатом из бревен и засыпан землею; вода утекала из него только одною трубою. Вблизи родника, на столбик, стояла икона св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, отчего родник и получил свое наименование. Место это очень полюбилось преподобному Серафиму. Согласно его желанию, родник был расчищен и возобновлен; накат, закрывавший бассейн снят и, вместо того, сделан новый сруб с трубою. Здесь старец и стал проводить подолгу время, занимаясь Богомыслием и телесными трудами; ибо в прежнюю келью, по болезни, он ходить уже не мог. Старец собирал в реке Саровке камешки и унизывал ими бассейн родника; устроил подле для себя гряды, сажал овощи. На горке, около родника, для старца был устроен маленький сруб без окон и даже без дверей, с земляным входом со стороны под стенкой. Подлезши под стенку, преподобный Серафим отдыхал в этом убогом убежище после трудов, скрываясь от полуденного зноя; впоследствии была поставлена ему новая келия с дверями и печью, но без окон. Здесь, в своей пустыни, он проводил все будничные дни, к вечеру возвращаясь в монастырь. Место это стали называть нижней пустынькой отца Серафима, а родник — колодцем отца Серафима.

Умилительно было видеть этого смиренного, согбенного старца подпиравшегося мотыкой109 или топором в пустыне, за рубкою дров или за возделыванием гряд в убогой камилавке без крепа, в холщовом белом балахоне с сумою на плечах где лежало евангелие и груз из камней и песка для умерщвления своей плоти. На вопросы некоторых, для чего он это делает, — старец отвечал:

— Я томлю томящего меня.

Число посетителей благодатного старца значительно увеличилось. Одни дожидались его в монастыре, другие посещали его в пустыне, жаждая увидеть его и принять от него благословение и наставление. Умилительно было видеть, когда преподобный Серафим возвращался в свою пустыньку после принятия св. Тайн — в мантии, епитрахили и поручах. Шествие его замедлялось от множества толпившегося около него народа. Но он в это время ни с кем не говорил, никого не благословлял и как бы никого не видал погруженный весь в размышления о благодатной силе св. таинства. Глубоко уважавший и любивший благодатного старца игумен Нифонт по поводу множества посетителей святого Серафима, говаривал:

— Когда отец Серафим жил в пустыне (первой и дальней), то закрыл все входы к себе деревьями, чтобы народ не ходил; а теперь стал принимать к себе всех так что мне до полуночи нет возможности закрыть ворот монастырских.

С этих пор в преподобном Серафиме Бог открыл верующим по истине великое и драгоценное сокровище. Особенно усладительна была душеполезная беседа благодатного старца, проникнутая какою-то особенною любовью и в то же время дышащая тихою, живительною властью. И все обхождение его с посетителями отличалось, прежде всего, глубоким смирением и всепрощающею, действенною любовью христианской. Речи его согревали сердца, даже черствые и холодные, озаряли души духовным разумением растворяли их к слезному и сокрушенному покаянию, возбуждали отрадную надежду на возможность исправления и спасения даже в закоренелых и отчаявшихся грешниках наполняли душу благодатным миром. Никого не поражал угодник Божий жестокими укоризнами, или строгими выговорами, ни на кого не возлагал тяжкого бремени. Высказывал он нередко и обличения, но кротко растворяя слово свое смирением и любовью. Стараясь возбудить голос совести советами, он указывал пути спасения, и часто так, что слушатель на первый раз и не понимал, что речь идет о его душе; но потом сила слова, осоленного благодатью, непременно производила свое действие. Слово свое, как и всю свою жизнь, и все свои действия, преподобный Серафим всегда основывал на Слове Божьем, на святоотеческих творениях и на поучительных примерах из жизни святых благоугодивших Богу. При этом старец особенно чтил тех святых, которые явились наиболее доблестными ревнителями и поборниками православной веры, как-то: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, Климента, папу Римского, Афанасия Александрийского, Кирилла Иерусалимского, Амвросия Медиоланского и т. д., и при этом постоянно убеждал стоять за непоколебимость веры и любил объяснять, в чем состоит чистота православия. Любил он также говорить об угодниках отечественной Церкви, например, о святителях Московских Петре, Алексии, Ионе и Филиппе, о Димитрии Ростовском, преподобном Сергии, Стефане Пермском и т. д., поставляя жизнь их правилом на пути к спасению. Все эти речи благодатного старца, помимо вышеуказанных их свойств имели особенную силу еще и потому, что прямо прилагались к потребностям слушателей и имели ближайшее отношение к их жизни и тем частным нуждам и случаям ради коих они приходили в Саров к преподобному Серафиму.