Ёрш и Пыж

X

Козодавлев-Рощинин заходил по своему номеру.

Вчера он очень определённо, чтоб успокоить Микулину, уверял её и приводил доказательства, легко находя их, что антрепренёр наверное обратится к нему, но сегодня он в душе немножко беспокоился, будет ли это так. Он знал, что Антон Антонович упрям, пожалуй, чего доброго, захочет поставить на своём и рискнёт распустить труппу, если дальнейших сборов не будет, но не придёт с повинной.

Если даже он и надумает прийти, но опоздает, то сегодняшний фортель может не удастся…

Козодавлев-Рощинин посмотрел на часы.

Было десять часов утра — теперь ещё можно было что-нибудь сделать, а через два часа время будет уже упущено…

«Ну, тогда портсигар, тогда портсигар!» — волновался Козодавлев-Рощинин, принимаясь быстро умываться и одеваться на всякий случай.

Но ему не пришлось закладывать портсигар.

Он, уже совсем готовый, завязывал у зеркала галстук, когда в дверь просунулась голова маленького актёра Волпянского на роли простаков — того самого, который любил употреблять иностранные словечки.

— К вам можно, Андрей Иванович? — спросил он.

Козодавлев-Рощинин, понадеявшийся, не сам ли это антрепренёр, поспешно повернулся, но, увидев Волпянского, поджал губы и равнодушно произнёс:

— Милости просим, сокровище моё.

— Как же сегодняшний сбор, Андрей Иванович? — заговорил Волпянский, войдя.

Козодавлев-Рощинин пожал плечами:

— А мне что! Я со вчерашнего дня не служу, отставку получил.

— Абшид, то есть, — сказал Волпянский. — Ну, вот я по этому поводу и объявился к вам. Вчера, как вы ушли, мы все на Антона Антоновича насели: как же так, говорим, без Андрея Ивановича? Ну, он туда-сюда, говорит, что он не серьёзно…

— Да я-то серьёзно, мамочка моя, — остановил его не без некоторой смелости Козодавлев-Рощинин, почувствовав уже почву под своими ногами.

— Ну, что там, — перебил его Волпянский, — ну, стоит ли, Андрей Иванович? Мне поручено вчерашнюю интермедию кончить, исчерпать то есть…

Он хотел сказать «инцидент», но вместо этого махнул «интермедию».

— Я к вам метеором послан, — продолжал он, опять некстати употребив словцо «метеор», которое совсем не шло сюда, — Антон Антонович говорит, что если уладится, и сегодня вы дадите хороший сбор, он вам флакон вина поставит…

— Когда же он это говорил?

— Вчера вечером при всех, он и на разговор меня с вами вчера при всех уполномочил, чтоб я сегодня утром сходил к вам.

— Значит, он желает, чтоб я служил?

— Желает, Андрей Иванович! Такого комика, как вы, не найти ему, — польстил Волпянский.

— Только я ведь один не пойду без Микулиной, — сказал Рощинин.

— И об этом прелиминарий нет. Антон Антонович говорит, что желает пред Микулиной извиниться. Вчера ему трагик Ромуальдов-Костровский сказал, что за Микулину ему морду разобьёт. Он деликатность понимает. Да и мы сочувствовали, только госпожа премьерша Донская фыркнула…

— Ну и пусть её, — весело заключил Козодавлев-Рощинин. — Так Антошка извиниться желает и просит, чтоб всё было по-прежнему?

— Вот, именно, по-прежнему, Андрей Иванович, мы все — свидетели тому…

— Ну, хорошо ж, я не я буду, если сегодня сбора ему не будет! — воскликнул Козодавлев-Рощинин.

— Ах, если бы был! — вздохнул Волпянский.

— Будет, будет, милашка моя, теперь идём!..

— Куда?

— Сбор делать, ненаглядный мой, сбор…

— Сейчас?

— Ну да, сейчас! Теперь самое время…

— И я должен идти с вами?

— Пойдём, вдвоём сподручнее…

Волпянский выказал нерешительность.

— А это не опасно? — спросил он.

— Что, радость моя?

— А вот то, что вы затеяли для сбора-то? Ведь, может, это — такой кабриолет, что неприятности выдут…

— Ничего «не выдут», — передразнил Козодавлев-Рощинин, — идём!

Волпянский повиновался.