Сокровище Родины

XXIV

Третий день пребывания на шхуне в качестве кока начался для Урвича так же, как и два предыдущие, но то, что последовало затем, явилось уже совершенно неожиданным и новым.

После обеда старый Джон, задумав обливаться морскою водой, приказал Урвичу наполнить вёдра так же, как сам он наполнял их когда-то для Урвича.

Тот спустил два ведра на верёвке за борт, предчувствуя, что решительный момент наступил и что если со стороны Джона последует ещё какая-нибудь выходка во время обливания, он не выдержит и покончит с ним.

Когда вёдра были наполнены, старый Джон разделся и велел обливать себя.

Урвич заметил, что Джон не следовал благим советам, которые, угрожая пистолетом, давал вчера матросам, когда они требовали от него рому, и сам отведал его изрядное количество, потому что казался сильно выпившим.

Обливать его Урвичу, который был ниже его ростом, было очень трудно и неловко.

Джон требовал, чтобы вода лилась на голову, а сам не нагибался и, недовольный Урвичем, он с отборными ругательствами протянул руку, чтобы схватить его за ухо.

Урвич вытащил нож из кармана и кинулся на старого Джона.

Джон, следивший за малейшим движением Урвича, увернулся в сторону и с ловкостью и силой, которых трудно было ожидать в его старом теле, схватил нападающего за руку. Урвич рванулся, но Джон, как тисками, сжал его и закричал, призывая на помощь.

Рулевой на юте видел эту сцену и тоже закричал.

Трое свободных матросов сбежалось; они облапили Урвича со всех сторон, отняли у него нож и крепко держали его.

Урвич понял, что напрасно погорячился, не выждав удобной минуты, и что теперь всё погибло для него.

— A-а! Мальчишка показывает зубы! — смеясь и быстро одеваясь, заговорил старый Джон. — Нет, братец, молод ты, чтобы провести такого старого волка, как я!.. Держите, держите его! — приказывал он матросам. — Сейчас мы ему, голубчику, покажем, что следует за бесчинство в нашей благородной компании! Ведь компания наша благородная?

Матросы, заранее уже предвкушая удовольствие от зрелища, которое, вероятно, даст придуманное старым Джоном наказание мальчишки, широко ухмылялись и разразились наглым смехом, когда их коновод назвал компанию «благородной».

— К мачте его! — скомандовал старый Джон.

Урвича потащили.

Он стал упираться, делая неимоверные усилия, чтобы вырваться и, прыгнув за борт, не дать этим людям надругаться над собой.

Он с таким отчаянием метался из стороны в сторону, что трое людей едва могли совладать с ним и уж не вели, а только старались удержать.

Наконец один из матросов догадался применить способ, которым обыкновенно английские полисмены водят мазуриков, когда те вздумают не повиноваться.

Он взял Урвича одною рукою за шею, а другою сзади за панталоны, слегка приподнял его и, подталкивая, повёл перед собою.

Человек, схваченный таким образом, делает инстинктивное усилие, чтобы сохранить равновесие, и волей-неволей подаётся вперёд, направляемый сзади куда следует.

Таким образом матрос при общем хохоте и гиканье остальных подтащил Урвича к фок-мачте.

Должно быть, фигура при этом получилась очень комичная, потому что рассмеялся и повеселел даже старый Джон.

— А ну-ка, разденьте его! — проговорил он.

Наказание, предстоявшее Урвичу (он слышал, что это практикуется на английских судах), заключалось в том, что его, голого, должны были привязать грудью к мачте и затем бить ремнями или особыми плетьми, называемыми кошками, в три или четыре хлеста с свинцовыми пульками на концах.

Неизвестно было только, до смерти ли хотел захлестать Урвича старый Джон…

Урвича не раздели, а сорвали с него одеяние, обхватили его руками мачту и крепко стянули их по другую сторону верёвкой.

То же самое проделали и с ногами, и бедный Урвич неуклюже повис, волей-неволей подставляя спину под готовящиеся удары.

Ремней и кошек не нашлось под руками; старый Джон велел их смастерить наскоро, а пока подступил к Урвичу и стал издеваться над ним.

— Что, мальчишка! — заговорил он. — Я тебе за неповиновение обещал двадцать ударов, но уж теперь не прогневайся, всыплю, пока мясо от костей не отстанет!

— Слушай, Джон, — сказал ему Урвич. — Ты можешь меня бить и мучить теперь, сколько хочешь, потому что я в твоей власти, но только помни, что всякое зло таит в самом себе и кару свою…

— Ты ещё рассуждать! — перебил его с криком Джон. — Эй! Поворачивайтесь живее! Готовы, что ли, плети?

— Готовы! — ответил сзади голос.

Урвич съёжился и зажмурил глаза, ожидая первого удара.

Но к крайнему удивлению Урвича удара, которого он ждал, не последовало.

— Капитан, судно! — доложил рулевой старому Джону.

— Где? — переспросил тот.

— По левому борту.

Привязанный к мачте, Урвич не имел свободы движения, не мог ни оглянуться, ни посмотреть вперёд, где перед ним была мачта, но он имел возможность повернуть голову в сторону.

Он взглянул налево и действительно увидел приближающееся к ним небольшое парусное судно, которое казалось меньше «Весталки».

На мачте его висел чёрный шар, означавший «прошу помощи».

Приближение этого судна не было сразу замечено на шхуне, потому что там заняты были все привязыванием Урвича к мачте.

— Он просит помощи! — сказал Джон.

— И вместе с тем держит прямо на нас! — заметил один из матросов.

— А что же? — продолжал Джон, — начали мы удачно, очевидно, счастье везёт нам, может, можно воспользоваться их положением, поживиться чем-нибудь! Нас пятеро, авось справимся, если их немного, а не то сделаем вид, что готовы оказать помощь.

Судно приближалось, и Урвич мог разглядеть на нём несколько человек чёрных.

По оснастке и парусам судно было европейское, а экипаж его состоял из чёрных.

— Ээ! Да там черномазые! — решительно заявил старый Джон. — Ну, с ними мы справимся! Валяй, ребята?

— Валяй! — лихо подхватили матросы.

— А что же нам делать с мальчишкой? — спросил, очевидно, наиболее благоразумный. — Не лучше ли отвязать его и спустить в трюм?

— Ничего, — махнул рукой старый Джон, — пусть болтается! Заткните ему только глотку чем-нибудь, чтобы не кричал!

В рот Урвичу грубо сунули грязный платок.

— По местам! — скомандовал старый Джон. — Я сам возьмусь за руль!

Через несколько минут «Весталка» послушно и ловко стала лавировать встречному судну, и судно это, в свою очередь, видимо, управляемое опытной рукой, приближалось с замечательным расчётом.

Море было тихо, ветер, достаточный, однако, чтобы надувать паруса, почти не колебал воды, и маневрировать поэтому было очень удобно.

Скоро сошлись на близкое расстояние и сразу, как будто по одной и той же команде, подобрали паруса и остановились.

— Что нужно? — завопил старый Джон через рупор, так что голос его, и без того громовой, раскатился по широкому пространству.

— Ради Бога, бочонок пресной воды! — также в рупор отвечали ему. — Мы двое суток без воды!

Старый Джон помедлил немного.

— Отчего же вы без воды? — спросил он.

— Зацвела… испортилась.

Старый Джон созвал своих матросов для совета.

— Что-то странно! — стал рассуждать он. — Европейское судно, одежда на экипаже европейская, говорят и понимают по-английски, а сами черномазые!

— Раз, два, три, четыре… — стали считать матросы людей, видневшихся на палубе судна.

— Их всего четверо, — сказал матрос, одетый в платье Урвича. — К тому же они измучены жаждой.

— Не может быть, чтобы их было только четверо, — усомнился Джон.

— Остальные, вероятно, лежат в изнеможении и никуда не годятся! — решил матрос.

— Во всяком случае, посмотрим! — заключил Джон. — Так, слушайте ж хорошенько! Ждать моей команды, но когда я крикну «вперёд», сразу начать; без команды же не сметь распоряжаться!

Он снова взял рупор и крикнул в него:

— У нас у самих мало воды!

— Ради Бога, — послышался ответ, — мы гибнем, нас только четверо ещё в силах вести судно, а пятеро лежат без памяти.

— Я говорил! — сказал матрос.

— Хорошо! — закричал старый Джон. — Стойте на месте, мы подойдём к вам к борту.

Он снова послал по местам своих матросов, паруса на «Весталке» распустились, и она двинулась.

«Господи, — подумал Урвич, — неужели вероломство этих людей опять удастся им, и они разграбят несчастных, просящих помощи?..»