Ёрш и Пыж

XXXII

Дорога в Нагорное, куда направились Ёрш и Пыж, шла по берегу реки и вовсе не была освещена фонарями. Луны не было на небе, но звёзды светили настолько ярко, что видно было достаточно.

Сначала тянулись огороды, потом они сменились садами находившихся тут дач. Иные из дач были освещены и у их ворот были зажжены фонари.

Ёрш давно уже объяснил Пыжу, в чём должно было состоять предположенное им дело, на которое они шли.

Теперь они держали путь, не разговаривая, а посвистывая и покуривая, причём во рту Пыжа была пахучая сигара, настолько тонкая по аромату, что ему позавидовал бы любой банкир.

Дачи стали попадаться реже; наконец, почти уже в поле, зачернела купа деревьев, и между ними заблестел огонёк.

— Этот дом и есть, — сказал Ёрш. — Ишь, как река плещет!

— Она недалеко отсюда, рукой подать!

— Да, недалеко; может, на этом месте они и расправились…

Они повернули в сторону и по полю, наперекоски, направились к светившемуся огоньку.

Купа деревьев оказалась довольно обширным садом, окружавшим дом. Ограда была невысокая.

Ёрш перелез через неё, а Пыж остался настороже.

— Так в случае чего — два свиста по-сычиному! — проговорил Ёрш, скрываясь по ту сторону ограды.

В саду дорожки были расчищены, и Ёрш, держась их направления, неслышно подкрался по траве между деревьями к самому дому.

С одной стороны отпиравшиеся внутрь, окна были отперты, но ставни на них затворены. Сквозь щели ставен проникал свет и слышались голоса.

Ёрш приблизился к окну, взлез на фундамент и заглянул в щель.

В комнате, освещённой довольно ярко, были двое: мужчина и женщина. Он сидел как раз против окна, на оттоманке, а она ходила из угла в угол. Она казалась разгорячённою и рассерженною.

— Я тебе говорю, Минна… — говорил он.

— Слышу я: «Минна» да «Минна», а никакого толка из этого не выходит!

— Я тебе говорю: нужно подождать!

— А я тебе говорю, что нечего ждать, если всё можно обставить очень естественно.

— Да ведь само собою придёт!

— Пока ещё придёт, а время будет упущено!..

— Он и не может и не должен пережить смерть своей дочери; это психологически верно!

— У тебя всегда фантазии! Раз ты заберёшь что в голову, так ничем нельзя выбить это!

— На то я и барон, чтобы были у меня фантазии, — проговорил мужчина, лениво потягиваясь на диване.

— Ах, эта пёсья порода мужчин! — воскликнула Минна. — Будь я на вашем месте…

— Ты и на своём месте хороша.

— И всё-таки господин Тропинин жив и состояньице у него, а не у тебя!

— Оно будет у меня, подожди!

— Опять «подожди»! Да когда, когда это будет? Ты говоришь «психологически», а я тебе говорю, что он как будто чем-то утешился. Я сведения о нём имею верные. Он по церквам ездит и с попами возится.

— Да, если по церквам и с попами, тогда дело дрянь! Я думал, что он тянуть не станет! Энергичный человек, он сразу должен был покончить с собой. Что ему оставалось делать?

— А вот не кончил же!

— Да, если сразу не кончил да по церквам, тогда ждать — действительно только время терять!

— Я и говорю, что время упустишь и уж тогда трудно будет симулировать самоубийство; никто не поверит, чтобы он ждал столько времени, а потом вдруг, ни с того ни с сего… А между тем, теперь это так легко! Спальня у него выходит в сад; она в нижнем этаже…

— Да уж как это сделать, ты меня не учи, я сам лучше тебя знаю; мне нужно только этого идиота Корецкого опять найти!

— Связался ты с ним, очень нужно было!

— Ну, это не твоё дело; у тебя моё платье близко?

— Ты переодеваться хочешь?

— Ведь не так же идти, в виде барона, в накрахмаленной рубашке! Тащи сюда платье!

— Ты сейчас хочешь идти?

— Отыскивать Корецкого пойду! Он, наверно, теперь в одном из трактиров заседает; бояться ему нечего, по делу другой арестован и сознался даже! Мне вчера в клубе прокурор говорил, что скоро и судить его будут. Хотят поспешностью доказать свою деятельность!

Барон встал, подошёл к окну и распахнул ставни так быстро, что Ёрш едва успел отскочить.

— Тут точно кто-то был! — сказал барон, выглядывая в окно. — Как будто тень мелькнула! — и он занёс ногу на подоконник, чтобы вылезти.

— Ну, уж тени у тебя замелькали! — насмешливо возразила Минна. — Кому тут быть?

Эта женщина была очень красива той дерзкой, величественной красотой, которая не только даётся женщинам от природы, но и поддерживается ими искусственно, когда они умеют делать это.

А Минна, видимо, умела, — умела держаться и показать свою красивую фигуру.

На ней был почти прозрачный капот, лежавший, как античное одеяние, складками, и барон, свесив ногу за окно и сев верхом на подоконник, невольно остановился и поглядел на неё, любуясь ею.

— Куда же ты лезешь? — спросила она.

— Надо же достать, — пояснил он, — немножко земли, чтобы натереть руки и рожу; с такими руками и физиономией в трактир не объявишься, в костюме мрачного санкюлота.

Минна одобрительно улыбнулась ему и махнула рукой.

— Ну, что ж, — воскликнул барон, сидя верхом на подоконнике и подняв руку, должно быть, чтобы изобразить чугунную статую, — не станет Тропинина Валерьяна, явится Тропинин Степан!

И он соскочил в сад, захватил из клумбы горсть земли и снова влез в комнату.