Ёрш и Пыж

XXXVII

На другой день утром барон сидел с Минной на балконе загородного домика, где она жила.

Они пили кофе.

Стол был накрыт новою цветною скатертью, на серебряном подносе шипел серебряный кофейник, чашки были фарфоровые с голубыми цветочками и к ним весь прибор такой же.

Кофе был подан на английский манер — с холодным мясом, ветчиной, яйцами всмятку, сливочным маслом. Это был целый завтрак. Даже вишни стояли в хрустальной, игравшей на солнце вазочке.

Утро было великолепное. От вчерашней грозы и помина не осталось. Только земля ещё не совсем просохла и была влажна, но эта влага убила пыль и давала свежесть, способствовавшую прелести утра.

Барон в белом фланелевом, с полосками, костюме, в мягкой цветной рубашке и жёлтых туфлях сидел, положив ногу на ногу, и медленно тянул дым папиросы, вставленной в янтарный мундштук с серебряным вензелем и короной. Он был немного бледен, но по виду очень спокоен и невозмутим.

Минна злилась и кусала себе губы.

— Я тебе говорю, что ты сделал глупость! — авторитетно заявила она, взяв ножичком масла и намазывая его на хлеб.

Барон покачивал ногою и смотрел через перила балкона на видневшуюся сквозь деревья сада реку внизу, под спуском.

— Может быть, — ответил он, выпуская струю дыма, — но что сделано, то сделано.

— Не надо было давать этот проклятый вексель, я говорила!..

— А что же было делать?

— Придумать что-нибудь другое…

— Что ж ты не придумала?

— Ты меня не спрашивал. Вот и вышло глупо, очень глупо!

— Но во всяком случае глупость наполовину поправлена. Если он не умер на месте, то всяком случае не выживет. Удар должен быть смертелен. Мой боном [9] изъят из обращения…

— Но вексель не изъят…

— Немая бумага!

— Однако её достаточно, чтоб проститься с расчётом на наследство.

— Нисколько. Придётся отложить это наследство на несколько месяцев, самое большое, на год, и только…

— Ты разве уже имеешь план действий?

— Имею. Представь себе, что я иду на какую-нибудь фабрику и нанимаюсь рабочим по паспорту Степана Тропинина. Это имя нигде не скомпрометировано. Там, где я бывал Степаном Тропининым, я безукоризнен. Все неприятности происходили для меня под другими именами. Хорошо. На фабрику нанимается Степан Тропинин, честный рабочий, и служит и работает безукоризненно. Он не пьёт, послушен, словом, образец добродетели. Так проходит год. Он зарекомендовал себя. В это время умирает богатый фабрикант Валериан Тропинин…

— Умирает?

— Это подробность. Тут ты можешь подействовать или там, смотри по обстоятельствам… Это не важно. Он умирает. Ищут наследников. Является двоюродный брат, честный рабочий с такой-то фабрики. Общее сочувствие на стороне рабочего. «Как, дескать, богатый Валерьян Тропинин оставлял в нищете своего родича!.. Вот он был каков, а мы и не знали…» Документы все в порядке. Идёт процедура утверждения в наследстве. Она не долга. Всплывает вексель. «Это ваш?» — спрашивают честного работника. «Нет». — «Подпись ваша?» — «Нет». — «Корецкого знали?» — «Нет». — «Откуда же этот вексель?» — «Не знаю, вероятно, на моего покойного двоюродного брата был замысел…» Словом, тут варьировать можно на разные темы. Но факт, что в руках честного рабочего миллион, честно пришедший к нему в руки, а с этими деньгами можно обелиться… Если будут у честного рабочего с миллионом враги, то друзей ещё больше найдётся…

— Так ты изменил руку, когда подписывал вексель?

— Ну, разумеется. Ведь, я специалист по графологии. Ни один эксперт не узнает…

— Ты знаешь, тебе бы тенором быть! — покачала головою Минна.

— Что так?

— Поёшь хорошо!.. Только где-то сядешь?..

— Авось на хорошее место…

Барон хотел ещё что-то сказать, но умолк, уловив своим необычайно чутким слухом движение в гостиной, из которой была дверь на балкон, где они сидели.

Из гостиной в самом деле сейчас же показалась горничная, молоденькая, одетая в сатинетовое платье с батистовым передником и в гофрированном чепчике, такая, какие обыкновенно бывают только на сцене.

Она подала Минне на подносе визитную карточку.

Та взяла и прочла:

— «Иван Иванович Козодой, исправник». Что ему нужно? — удивилась она.

— Проси, так и узнаешь, — спокойно посоветовал барон. — С такими людьми нужно быть вежливой. Пригодятся!..

— Проси! — сказала Минна.

Через некоторое время на балкон не вошёл, а ввалился тучный человек в полицейской форме — местный исправник.

— Честь имею рекомендоваться, очень приятно, — заговорил он. — Я к вам заглянул проездом, наведаться, всё ли у вас благополучно… Не терпят ли обыватели каких неудобств!..

— Позвольте… — начала Минна.

— Вы курите? — спросил, перебивая её, барон у исправника и протянул ему портсигар.

— Благодарю вас, у меня свои есть… Нет, шутки в сторону, сударыня, — обратился он к Минне, смотря на неё масляными глазами, — дело в том, что вы живёте одни, почти в поле, а кругом в последнее время неладно… Вот дочь Тропинина убили, нынче в ночь обворовали дачу по соседству. Вы ничего не замечали подозрительного? У вас всё спокойно?..

— Благодарю вас… всё, — ответила Минна. — Хотите кофе?

Она держала себя с исправником так непринуждённо, что даже сам барон мысленно одобрил её.

Исправник поклонился.

— Очень благодарен. Не пью. Мне для здоровья кофе вреден… сердцебиение. Так у вас всё спокойно? Ну, и отлично. А то нынче народ развёлся… Беда, если уезд примыкает к губернии. С городской полицией не оберёшься одной переписки…

— Да, вообще — бумажное делопроизводство! — заметил барон.

— Вот именно, бумажное, — подхватил исправник, и разговор завязался очень беглый и даже интересный.

В разгаре этого интересного разговора барон опять уловил шаги в гостиной, но на этот раз это были шаги не горничной, а чьи-то мужские, что было несколько странно, потому что кучер, дворник и садовник в комнаты не допускались, а в доме, кроме него, барона, других мужчин не было.

Однако ждать не пришлось барону долго.

В дворик явились два коренастых стражника; один из них держал в руках окровавленную одежду, которая вчера была на бароне и которая была спрятана наверху, в комнате Минны.

Для барона сразу всё стало ясно. Пока они сидели и разговаривали с исправником, наверху происходил обыск. Искали эту одежду и нашли её.

Барон вскочил.

Первым движением его было стать поближе к перилам, но и из-за перил в эту минуту показались ещё три стражника.

Барон и Минна были окружены со всех сторон.

Тучный исправник грузно поднялся со своего места и проговорил, обращаясь к барону и Минне:

— Ну, что ж тут делать? Я должен, сами видите, взять вас под стражу.

Минна грохнулась на пол в настоящем или, может быть, притворном обмороке, но барон и тут, когда всё, как казалось, было для него потеряно, владел собой.

— Позвольте!.. За что же?.. — спросил он, пожимая плечами.

— За убийство дочери фабриканта Тропинина и за нанесение тяжкой раны своему сообщнику Галактиону Корецкому! — ответил исправник.

И на это барон не мог ничего возразить ему.