Сокровище Родины

XLI

Три плиты трёх могил с их тремя надписями Урвич легко различил при лунном сиянии.

«Всего девять!» — почему-то сосчитал он.

Одна была надпись железная, другая золотая, третья высечена в самом камне.

Буквы были незнакомы Урвичу, и что обозначали они, разобрать он не мог, но в каждой надписи было по двадцать две буквы.

Урвич наклонился над средней плитой с золотой надписью и нашёл на плите отверстие, как бы составляющее точку возле последней буквы.

Он сунул туда, как учил его Дьедонне, ключ и повернул от левой руки к правой.

Потом надавил первую из букв надписи и последнюю.

Плита легко, плавно, без скрипа повернулась и открыла ход со ступеньками вниз.

Урвич поспешил, чтоб укрыться от ветра, который был очень неприятен ему в мокрой одежде, спустился по лестнице и очутился в темноте.

Он зажёг фонарь, присел на ступеньку, снял с себя платье и выжал его насколько возможно сухо.

Отдохнув и оправившись, он продолжал спускаться.

От последней ступеньки длинной, показавшейся бесконечной лестницы начиналась подземная галерея. Здесь было тепло, и воздух вовсе не казался, к удивлению Урвича, спёртым и удушливым.

Продрогши там наверху после импровизированной ванны, Урвич с удовольствием ощущал тепло и, свободно дыша, двинулся в путь по галерее.

Галерея была высечена в скале, и гладкие, ровные стены её и пол были чисты до щегольства: ни паутины, ни мха, ни даже пыли не было заметно.

Урвич шёл и не спугнул ни одного гада: очевидно, в цельных стенах не было трещин, и ни ящерица, ни мышь не могли пробраться сюда.

Фонарь красным светом освещал круглый свод, терявшийся впереди и сзади в далёкой темноте.

Мало-помалу свод стал понижаться; скоро, чтобы двигаться вперёд, Урвичу нужно было наклонить голову, потом совсем согнуться, потом ползти на коленях, на четвереньках и, наконец, совсем лечь на живот.

Галерея превратилась в узкую трубу, в которой с трудом можно было протискиваться вперёд.

Урвич, переставляя перед собою фонарь, постарался разглядеть при его свете, что было впереди. Казалось, что впереди труба суживалась и сходила на нет.

И вдруг Урвичу пришло в голову: а что, как он завлечён в ловушку и что эта могила, где не было покойника, станет могилой ему?

Положим, до сих пор сбывалось как по писаному всё, что говорил Дьедонне, и не было основания думать, что именно подземный ход будет устроен не так, как он предупреждал.

Урвич миновал благополучно скалу и озеро, то есть воздух и воду, отчего же в земле будет угрожать ему опасность?

А что, как скала и озеро соответствовали рассказу француза только для того, чтобы лучше скрыть обман и вовлечь его?

Урвич задумался, не зная, на что ему решиться: продолжать ли ползти вперёд, или идти назад?

Но там сзади, может быть, повернулась и захлопнулась каменная плита, с тем чтобы похоронить его тут навсегда.

«Какая цель была, однако, — сообразил Урвич, — французу завлекать меня сюда и снаряжать целую шхуну для того только, чтобы погубить ни в чём не повинного перед ним человека?»

Конечно, нервы его были напряжены, и вследствие этого в голову лезли ненужные и несуразные мысли.

Приглядевшись внимательно к своему положению, Урвич сделал вывод, вполне успокоивший его: труба, по которой он полз, была так узка, что он мог пробираться, только опираясь на локти и упёршись, подтягиваясь телом вперёд.

Воздух же между тем, несмотря на горевший тут же фонарь, был вовсе не спёртый, а его не могло хватить надолго, если бы на конце трубы не было выхода.

Это соображение придало Урвичу новые силы, и он смело пополз дальше.

Труба стала расширяться, скоро он мог опять встать на четвереньки, потом, постепенно подымаясь, стать на ноги и идти по просторной галерее.