Сокровище Родины[сборник]

II

Шум и гам были только на набережной. Остальной Порт-Саид был безмолвен и тих, погружённый в ночную тьму.

Казалось, что идёшь вечером по запертому гостиному двору, где нет жилья, а только закрытые ставнями и болтами лавки. Было за полночь…

Очередь нашего парохода войти в Суэцкий канал приходилась в два часа ночи. Опоздать я не боялся. Я шёл и глядел на звёздное небо, ярко горевшее надо мною. По сторонам глядеть было не на что.

Сначала грохот музыки доносился до меня с набережной, потом он стал всё тише и тише. Я с радостью заметил, что ушёл от него достаточно далеко и был почти на рубеже города, противоположном набережной.

Строения здесь дальше отстояли друг от друга. Впереди виднелась степь. Прохожих и встречных не было. То есть, может быть, — и вероятно даже — и были они, только я не заметил их.

Мне казалось, что я иду по вовсе вымершему городу: до того он был безлюден.

Вдруг словно меня толкнуло что — я оглянулся. Мне почудилось, что за мною вблизи, тут вот есть кто-то. У тёмной стены дома, действительно, глаза разглядели закутанную платком фигуру. Она приостановилась, прижалась и съёжилась. Она шла за мною. Не знаю, почему пришло мне это в голову, но я был уверен в ту минуту, что она шла за мною. Первым моим движением было вернуться назад. Потом мне стало стыдно. Положим, я был безоружен, но и пугаться, в сущности, причины не было. У стены дома в нескольких шагах от меня стояла девочка-арабка, подросток. Теперь я разглядел её. Она стояла и пристально смотрела на меня, видимо, робея и не решаясь, что делать ей дальше.

Наконец она, как бы взяв себя в руки, зацокала несколько вперёд и махнула рукой, поманив меня.

— Москов, карашо, москов, карашо… — повторила она несколько раз.

Я достал кошелёк, вынул монету и протянул ей. Она замотала головой, сделала несколько шагов и снова стала манить.

— Москов, карашо!..

Я направился к ней, не понимая совершенно, что ей было нужно от меня.

Она радостно закивала и мелкой рысцой побежала, оборачиваясь, чтобы удостовериться, иду ли я за нею.

Я шёл. В том, что она признала во мне «москова», то есть русского, не было ничего удивительного. Приход каждого большого парохода сейчас же становился известен всему Порт-Саиду, и едва успеет судно бросить якорь, как на палубу его является целая разношёрстная толпа торговцев, комиссионеров и разного сорта людей, предлагающих свои услуги и желающих так или иначе поживиться чем-нибудь от пассажиров.

Самая большая нажива перепадает от русских, и «москов» — желанный гость во всех портах Востока.

Девочка, видимо, следила за мною давно и не без колебания решилась заговорить со мною. Было что-то беспокойное, торопливое в её походке и в том, как она оборачивалась и манила меня.

Сделав первый шаг за ней, я уже не думал о том, чтобы обратиться в постыдное бегство.

«Пусть она ведёт меня, — подумал я, — ничего особенного стрястись не может, и во всяком случае это интересно».

В ту минуту я вовсе забыл рассказы о разбойничьих притонах, куда заманивают неопытных проезжих в далёких городах. Да и всегда как-то кажется, что ваши рассказы сами по себе, а жизнь, то есть то, что окружает вас, что вы видите и что вас касается, тоже само по себе, и всё, что кругом — так просто, что не может представлять ни страха, ни опасности.

Девочка, довольная, что я послушно следую за ней, бодро бежала вперёд.

Мы двигались по прямому направлению. Город остался позади. Местность была ровная, точно укатанная: без рытвин и пригорков. По сторонам дороги попадались шалаши и маленькие, плохо сколоченные домики.

К одному из них вдруг круто и быстро повернула девочка, подбежала к двери, подняла завешивавший её ковёр и остановилась, как бы приглашая меня войти.

В треугольнике двери с поднятым ковром виднелся свет. Внутри горела лампа.