Забавные повадки людей

* * *

Симпозиум оказался невыносимо бездарным, но чего можно ожидать от студенческого мероприятия с патетическим названием «Морально-этические аспекты клонирования»? Нормальные люди обходят подобные, с позволения сказать, симпозиумы десятой дорогой, и правильно делают, между прочим. Природа мудра, и если она наградила нас брезгливостью, то незачем с ней спорить. Кстати, о мудрости этой самой природы все кому не лень говорили. Мол, нечего с природой спорить, природа этого не любит. Это теперь такой боженька, надо полагать, причем до невозможности обидчивый и трепетно заботящийся о своих авторских правах. Нель, конечно, предполагала нечто подобное и лекцию составила соответствующим образом. Мол, дорогие товарищи, мне понятны ваши опасения, но точно так же понятно, что вызваны они недостатком информации. Потому что знаете, что будет, если подойти к первому встречному, хоть бы и не на улице подойти, а в университете (это, к сожалению, неважно), и спросить: а что вы, господин хороший, думаете про клонирование? Хороший господин либо ответит: «Ура-ура, я давно мечтал о бессмертии, давайте клонируйте меня скорее», либо, наоборот, начнет страшно ругаться и кричать, что ученым только дай волю, они сразу какую-нибудь бомбу сварганят. И нарисует апокалипсическую картину вражеской армии из миллиона зомбированных клонов, всех таких на одно лицо, шагающих в ногу. А ведь клонирование мало отличается от обычного размножения (зал захихикал в этом месте, честное слово, захихикал, мало того что студенты, так еще и первокурсники, не иначе). Точно так же клетка должна попасть в матку и девять месяцев усиленно делиться, пока на свет не появится детеныш. Только у этой клетки очень непростая судьба. Вам, наверное, кажется, что у обычной яйцеклетки тоже судьба не сахар, а у сперматозоида и подавно (а что делать, надо же их как-то развлекать; если уж я сюда приперлась со своими миссионерскими идеями, то надо их нести в народ самым коротким путем), но тут все еще сложнее. Сначала берется яйцеклетка, ну, скажем, мышки Минни. Потом она оплодотворяется сперматозоидом мышки Микки, хотя нам в данном случае совершенно неважно, чей это сперматозоид, но, может, Минни будет приятно, если это будет Микки... В общем, яйцеклетка весело делится, но всего два раза. Потом любознательные ученые в белых халатах берут получившиеся четыре клетки и говорят: ура, у нас есть четыре замечательные стволовые клетки! Что бы нам с ними сделать? И не находят ничего лучшего, чем вытащить из стволовой клетки все хромосомы, выбросить их в мусорное ведро (бедный Микки, он этого не ожидал) и вместо них засунуть другие хромосомы, которые предварительно были извлечены из лапки Минни. Или, например, из хвостика. Ну а дальше клетку засовывают в матку Минни, и через пару недель рождается маленькая мышка. Только Минни не сможет сказать Микки: посмотри, у нее совершенно твои глазки. Потому что мышка будет точной копией Минни в детстве. И знаете, что мы из этого всего учим? Мы учим, что процесс этот сложный и дорогой и никакой практической ценности не имеет. Потому что с тем же успехом можно посадить Микки и Минни в одну клетку и на пару недель поехать в отпуск. А если нам так важно, чтобы мышонок был похож на маму, то можно плюнуть на мораль и вместо Микки посадить в клетку Минниного брата-близнеца. Но представьте себе, что Минни попала в автокатастрофу и ей отрезало хвостик. Или нет, у Минни диабет, и ей срочно нужна почка. Врачам приходится ждать, пока кто-нибудь из Минниной многочисленной семьи погибнет в пьяной драке и можно будет взять почку у него. А мы усиленно работаем над тем, чтобы взять у Минни ее собственную стволовую клетку и вырастить из нее почку. Честно говоря, клонированием это назвать нельзя, потому что клонирование, по определению, «создание идентичного организма», но так уж сложилось исторически, если мы используем стволовые клетки, то это клонирование, со всеми вытекающими последствиями. А последствия из этого вытекают самые печальные, потому что, как вы понимаете, мышки вместе со своим диабетом нас волнуют мало, а любые эксперименты по клонированию человека в большинстве стран запрещены.

С просветительской деятельностью покончили и с чистой совестью перешли к деятельности агитационной, так что оставшиеся полчаса Нель расписывала дивный новый мир, не жалея красок, а потом грустно сообщила аудитории, что все эти грандиозные замыслы вряд ли увидят свет в ближайшее время. Студенты прониклись бедственным положением несчастных генетиков, сочувствовали, задавали вполне разумные вопросы, и Нель, глянув на часы, решила, что всё, отстрелялась. Но тут-то и начались сюрпризы. Потому что Комитет, конечно же, не мог пропустить такое грандиозное мероприятие, глупо было даже надеяться на такое чудо. И Олег, конечно же, сам приехал, никому не доверил, господи, понять бы еще, что ему нужно. Они вполне вежливо поздоровались и даже пошли вместе обедать. Нель, не выдержав, спросила: Олег, что тебе нужно, у меня паранойя, не иначе, но мне кажется, что ты меня преследуешь. Он вроде даже смутился, покраснел и что-то такое начал говорить, что почему бы ему не преследовать такую очаровательную девушку, но не успел вовремя отвести взгляд и замолчал на полуслове. А через минуту продолжил, другим голосом, и даже с лицом что-то произошло, заострилось, что ли? И глаза пожелтели, и вроде даже запах изменился — ну точно, оборотень! Сейчас шерстью покроется и на луну завоет. Но нет, на луну выть не стал, а сказал тихо и четко, что при всем уважении, восхищении и симпатии дело, которым Нель по трагическому совпадению занимается, он считает вредным и опасным. Ну вот представь, если ты увидишь, что подростки с энтузиазмом тычут железным прутиком в сложнейший аппарат, не имея ни малейшего представления, как именно он работает, неужели ты их не остановишь? Или будешь стоять рядом и размышлять, рванет или не рванет? А может, они так удачно прутиком ткнут, что аппарат заработает намного лучше? Так что ничего личного, дорогая подруга моей бывшей возлюбленной, ничего личного.

И всё, больше не разговаривали, просто молча доели обед, хотя Нель внезапно затошнило, в груди похолодело и отчаянно заломило висок. Наверное, еще и побледнела, потому что Олег, скользнув по ее лицу взглядом, кашлянул негромко и спросил: всё в порядке? Может, в аптеку сбегать? Хорошо бы, конечно, в аптеку, но взыграла дурацкая гордость, мол, старая гвардия не сдается, так что Нель бодро мотнула головой и мужественно доела. А после сладкого чая с мятой все прошло, и на предложение погулять по городу Нель неожиданно для себя ответила согласием. Гуляли они до ночи, старательно изображая добрых друзей. Тщательно убирали из речи любой намек на враждебность, на двусмысленную шутку, на неясность — одним словом, сразу видно давних врагов. Уже подходили к гостинице, когда Олег вдруг коснулся ее руки и спросил: Нель, ну почему клонирование? Ты же совсем другим занималась после института, я видел «сиви», очень хорошей темой занималась и вдруг все бросила на середине. Ты не похожа на человека, который бросает на середине. Что произошло? Нель потерла висок — вот ведь паскудство, думала, что прошел, только мигрени сегодня не хватало, — вежливо улыбнулась краешком губ, пожелала Олегу спокойной ночи и ушла, а он остался смотреть ей вслед. Получилось эффектно, прямо как в мексиканском сериале, но смеяться не хотелось, а хотелось как-то добраться до номера и не рассыпаться на мелкие кусочки. Ну надо же, пять лет держалась, и тут на́ тебе.