Милость Монтуна

Глава 12

Лаубер прислонился к толстому стволу дерева и принялся считать в обратном порядке от ста. В это время два его приятеля должны были надежно спрятаться, не уходя с поляны, которую они выбрали для пряток. Лаубер старался лишний раз не дергать головой, чтобы его опять не назвали обманщиком и не выгнали из игры.

Не так давно, всего пару месяцев назад, его не брали в игру по другой причине — он играл слишком плохо и не мог никого найти. Оно и немудрено, большинство друзей Лаубера были гораздо старше его и играли не в пример лучше. Он не мог победить их, как бы ни старался.

Будучи не в силах вынести такое отношение, Лаубер попросил старшего брата обучить его игре. Как оказалось, Кенрону не доводилось играть в прятки в детстве, пришлось растолковывать ему правила. Уже в середине объяснения Лаубер начал подозревать, что из этой затеи не выйдет ничего хорошего. И все же, он продолжил. Прятки считались подготовкой к настоящей охоте, от игроков требовалось замечать следы, научиться отличить свежие от старых. А также уметь прятаться самому, даже на небольшой поляне, размер которой оговаривался заранее. Разумеется, магическая способность, которой владели почти все дайгонцы, — камуфляж, тут оказывалась незаменимой.

— Как же ты тренировался, если не играл в прятки? — поинтересовался Лаубер.

Кенрон тогда ответил:

— Лес всему научил.

Лаубер собирался выиграть несколько первых раундов, пока Кенрон разбирался в правилах. Не тут-то было! В первом раунде Лаубер не нашел ни единого следа, он указал наугад и ошибся. Кенрон вышел из камуфляжа у него за спиной.

В следующем раунде следов было слишком много. Очевидно, Кенрон оставил их намеренно. Лаубер назвал их вслух, указал на куст, к которому следы вели, и проиграл опять. Кенрон сидел на пне совсем в другой стороне.

— Ты должен втыкать палку там, где прячешься, — сказал Лаубер. — Так я пойму, что ты не сбежал с того места, на которое я указываю.

Манипуляции с палкой, как и ожидалось, ничего не изменили. Все последующие раунды Лаубер проиграл Кенрону. При этом он стал замечать все меньше и меньше следов, ему казалось, что все вскоре станет, как в самый первый раз: он не найдет ни единого следа и ему придется смириться с тем, что охотник из него никудышный. Прежде чем это случилось, Кенрон прекратил игру сам, сказав, что у него нет больше времени на глупости.

Лаубер вернулся к друзьям и в первом же раунде увидел множество следов, оставленных ими. «Вы-то зачем поддаетесь?» — подумал он. Ни на что не надеясь, он указал в то место, где следы заканчивались, и перед ним появился его приятель, Масак, пухлый парень лет двенадцати, с крупными веснушками и соплей из носа, выскочившей от удивления. Лаубер указывал ему точно в середину лба.

— Ты жульничаешь, — заявил он.

— Вовсе нет. — Лаубер замахал руками. — Я тренировался с братом.

— Я знаю, — сказал Масак, вытирая нос. — Тренироваться с ним и есть жульничество.

Лаубер стал побеждать часто, но не все друзья легко восприняли эту внезапную перемену. Кое-кто все еще считал, что он играет нечестно. Только так его взрослые приятели могли объяснить свои постоянные поражения.

Лаубер закончил отсчет и отправился искать. Он сразу заметил несколько новых следов — примятую траву, порванный лист. Но главное — картина звуков и запахов этого места изменилась. Осталось только понять, кто и куда пошел, поднимая в воздух цветочную пыльцу и распугивая кузнечиков.

В траве что-то зашевелилось. Лаубер замер и принялся вглядываться. Очевидно, ему попался какой-то маленький зверек, ни один крупный так близко к городу не подходил. Поначалу Лаубер решил не обращать на шорох в траве внимания, к игре в прятки это существо не имело отношения. Все же он был не Кенроном, о чьем непомерном любопытстве уже знал, кажется, весь Дайгон.

Лаубер продолжил поиски спрятавшихся приятелей, тем временем зверушка в траве все не унималась. Невольно он вспомнил об одном известном случае. Несколько взрослых играли в прятки на деньги, и одного из них поймали на жульничестве. Он научил одну смышленую птичку запоминать, кто в какую сторону пошел, потом та давала подсказки своему хозяину, прыгая по веткам в нужном месте. Не хватало, чтобы его обвинили в том, что он натренировал мелкую зверушку помогать ему.

Лаубер подошел к колышущейся траве и не поверил тому, что увидел. Словно не понимая, где находится, у его ног суетливо возилась фиолетовая ящерка. Цвет животного настораживал. Обычно ни одно существо не старалось выделиться из окружающей среды намеренно. Разве что в качестве предупреждения вроде: оставь меня в покое, я ядовитое. Хотя могли быть и другие причины. Ящерица могла лишь походить на своего ядовитого собрата, будучи совершенно безопасной. Могла быть ядовитой для мелких хищников, но не для человека. Или же была ошибкой природы, которую быстро исправит первый встреченный ею голодный зверек. А может быть — и этот вариант показался Лауберу самым правдоподобным — ящерица явилась из мест, где сливалась с окружением. С полей фиолетовых цветов, например. Потому она и казалась такой растерянной, оказавшись посреди зеленой травы.

— Хватит прятаться, парни, тут какая-то странная животина, — крикнул Лаубер.

Никто не появился. Неужели, они решили, что он их обманывает? «Какие же они стали подозрительные», — подумал Лаубер. Хорошо, пусть так. Он решил изловить ящерицу и выпустить подальше от поляны, на которой они играли. Никого похожего на нее в здешних лесах не водилось, а значит уже скоро ей предстояло стать чужим обедом.

Он снял рубаху, накинул на ящерку и подобрал ее. Осторожно ступая, отнес ее к краю поляны. После чего вытряхнул из рубахи в траву. Точнее, попытался, но ящерица будто исчезла. Он тряс рубаху со всей силы, так, что затрещала ткань. Затем принялся осматривать ее со всех сторон. Ящерицы нигде не было. Возможно, она все же вывалилась на землю, а он и не заметил.

Лаубер пожал плечами, надел рубаху и отправился в центр поляны, чтобы продолжить поиски с того места, где остановился.

Что-то кольнуло его руку. Он закатал рукав и увидел четыре мелких раны на тыльной стороне ладони, словно его кто-то укусил. Из ранок неторопливо потекла кровь.

Его точно укусили, но он не мог понять, кто это сделал. И тут ему в голову пришла странная идея — вот так животные воспринимают дайгонца в камуфляже, нападающего на них. Рана появляется, а кто напал непонятно. Он накрыл рану ладонью и почувствовал ящерицу. Она сидела на его руке, впившись зубами в кожу. И тут Лаубер вспомнил, что однажды слышал о фиолетовых ящерицах, живущих в другом конце страны. Про них говорили, что они могут повторять магию животного, рядом с которым оказались. А еще, что у них пять десятков…

Голова закружилась, Лаубер оперся на ближайшее дерево. Ящерица спрыгнула с руки в траву и бросилась наутек.

Он упал на колени, пытаясь припомнить, чего именно пять десятков было у этих ящериц. А потом и вовсе повалился лицом на землю, полностью потеряв контроль над телом. Лежа в темноте, не слыша ни единого звука, он все же смог вспомнить. Те ящерицы были счастливыми обладателями пяти десятков видов яда.

Открыв глаза, он не сразу смог понять, что происходит. Он видел расплывающиеся дома и приглушенный шум улиц. Он был в Керфене, и его несли под руки, слева был Масак, а справа Иммит, лицо которого сейчас было почти не разобрать.

— Вот я вас и нашел, — прошептал Лаубер. Дышать ему было тяжело.

— Дорого тебе это стоило, — ответил Масак. Голос его звучал словно из колодца.

— Только не показывай ему руку, — торопливо проговорил Иммит.

Лаубер не сразу вспомнил, почему именно он не идет домой сам. Его укусили. Точно. Он взглянул на кисть левой руки, лежащей на плече Масака. Та раздулась и раскраснелась, пошла фиолетовыми пятнами, даже стала немного напоминать цветом…

— Я стану ящерицей? — пробормотал Лаубер.

— Ага, — тут же подхватил Иммит. — Отличный кобольд из тебя выйдет, только продержись немного.

Лаубер попытался кивнуть и это лишило его сознания.

Он очнулся в небольшой комнате с белыми стенами и потолком. В госпитале ему доводилось бывать и раньше, вот только это было совсем другое здание. Палата была чище, светлее, а кровать казалась огромной, бескрайней, предназначенной не для обычного дайгонца и тем более не для ребенка.

У дальней стены кобольд в белом халате перебирал колбы и склянки в шкафу.

— Уже очнулся? — спросил кобольд, обернувшись. — Что-то болит?

Вопрос застал Лаубера врасплох, он был так удивлен новой обстановкой, что позабыл, из-за чего здесь оказался. А все потому, что чувствовал он себя хорошо, даже отдохнувшим и выспавшимся. Он попытался подняться, ремни врезались в грудь — он был пристегнут к кровати. Более того, он совсем не мог пошевелить левой рукой, той, которую укусили, а вот правая была свободна. Лаубер тут же принялся искать застежку на ремне, что обхватывал его грудь.

— Будем считать, что тебе полегчало, — сказал кобольд. Он не торопился отходить от стены. Казалось, то, что Лаубер может освободиться и сбежать, не сильно его волновало.

Лаубер пока не понимал, удерживают его тут силой или нет. Хотел бы он это выяснить, вот только тугую застежку расстегнуть все не получалось. Первым делом нужно было освободить левую руку. Он взглянул на нее и обомлел. Кисть руки была помещена в белый куб, который — и это было самое поразительное — висел в воздухе. Лаубер долго разглядывал куб, пытаясь найти шест, на котором тот стоит, или леску, привязанную к потолку, но ничего подобного не заметил. Да какая разница? Он попытался выдернуть руку из куба — не вышло. Попытался нащупать левой рукой защелку внутри, чтобы отпереть куб. К немалому испугу Лаубера, оказалось, что он вовсе не чувствует кисть левой руки.

— Что это за хрень? — бросил он. — Если вылечили, отпускайте.

— Увы, ты вовсе не здоров, — сказал кобольд.

— Мне виднее, здоров я или нет, — заявил Лаубер. — Мой отец разозлится, когда узнает, что вы меня здесь держите.

— Мы ожидаем его с часу на час, — сказал кобольд. — Скоро тебе предстоит важная встреча, не хочешь причесаться?

Кобольд протянул ему гребень с подозрительно широко расставленными зубцами.

— Говорю же, я иду домой, — воскликнул Лаубер.

Кобольд подошел к нему, положил ладонь на лоб, закатил глаза и принялся молча стоять. От его странного вида у Лаубера пошли мурашки по коже.

— Температура в норме, — сказал кобольд. — Если хочешь, чтобы я тебя отпустил, могу это устроить.

Лаубер кивнул. Что за вопрос, конечно, он не хочет тут торчать ни одной лишней секунды. Кобольд подошел к шкафу, открыл нижнюю дверцу. Раздался стук металла о металл. Вскоре он вернулся к кровати с предметом, в котором Лаубер узнал одноручную пилу по дереву.

— И зачем вам эта штуковина? — спросил он, стараясь в этот момент не делать никаких предположений.

— Меня зовут Фаугер, — ответил кобольд. — Я практикую медицину больше десяти лет, и мне уже доводилось проводить ампутации. Правда, всего пару раз. А успешно прошла только одна из них. Если ты желаешь, чтобы операцию провел кто-то другой, только скажи. Регент Барглис приказал исполнять любые твои желания.