Шапка-сосна

В деревне не затихали пересуды о Варином поступке. Одни говорили:

— И чего только Олешиха смотрит!

— Ничего, — возражали другие, — поиграет девка да одумается. Не станет же, в самом деле, чужого ребенка растить. Свои небось будут, как замуж пойдет.

— Учительница! — уважительно отзывались третьи. — Сразу видно, детей любит. Другая бы ни за что чужого не взяла, а эта — взяла и холит, как своего. Рубашек ему нашила, моет, сказывают, каждый день.

Как-то после полудня к Варе заглянул Николай Степанович. Олешиха увидала его в окно, когда он долго и старательно вытирал сапоги о еловые ветки, набросанные на крыльце. Она поспешно сняла с западни ведро с грибами и опасливо забормотала:

— И чего это он к нам?

Николай Степанович вошел в избу, поздоровался.

— Давненько не бывал у вас, — сказал он, протягивая руку Алексею Филипповичу. — Как живете?

— Живем — хлеб жуем. Садись, отдохни. Целый день небось на ногах. Старуха, нацеди-ка кваску!

Олешиха налила из корчаги браги, которую только недавно подмолодила, и подала кружку гостю:

— Холодная. С утра на шестке стоит. Пей на здоровье.

Николай Степанович большими глотками выпил брагу и вернул пустую кружку хозяйке.

— Спасибо. Хороша!

Потом он повернулся к Варе, сидевшей у люльки.

— Я ведь на парнишку зашел взглянуть, Алексеевна. Можно?

— Посмотрите, — улыбнулась Варя.

— Только не сглазь! — добавила Олешиха. — Еще сглазишь, не дай господи, орать будет.

Председатель подошел к люльке и склонился над ней:

— Хорош малый! На цыганенка и похож. — Он взял Костика на руки, ласково похлопал по мягкому месту. — Ишь, черноглазый!

Костик скривил рот и заревел. Варя протянула к нему руки.

— Ну, иди, иди ко мне! Чего ты испугался? Незнакомый?

Николай Степанович отдал Костика Варе. Тот сразу замолчал.

— Хорош малый! — повторил он. — Что делать с ним будем? Где теперь его мать искать? — Он повернулся к Алексею Филипповичу: — Из-за какой-то паршивой курицы дуры бабы чуть не убили человека. Небось боится вернуться за ребенком, а может, нарочно подкинула, кто ее знает.

Услышав, что председатель заговорил об избиении цыганки, Олешиха ушла за перегородку.

— Тебе, Варя, решать, как быть с ним дальше, — продолжал председатель.

— Что ж тут решать, — покачивая затихшего Костика, отозвалась Варя. — Принесла, так ведь не подкидывать же другому.

— Зачем подкидывать? — возразил Николай Степанович. — Я тебе говорил, можно его в детский дом определить.

— Оно бы лучше всего! — выглянула из-за перегородки Олешиха.

— Нет, — решительно сказала Варя. — Я его усыновлю. Как ты считаешь, тятя?

— Решай, Варюша, сама. Мне он не помешает.

— А ты, Варя, хорошо ли подумала? — спросил председатель.

— Только об этом все время и думаю, — тихо ответила Варя. — Привязалась я к нему. Матери отдам, больше никому!

Все молчали. Наконец Николай Степанович негромко кашлянул.

— Ну что ж, Варя, если ты решила усыновить мальчика, надо это дело оформить по всем правилам. Прежде всего надо его записать в сельсоветскую книгу.

Олешиха вышла из-за перегородки и посмотрела на дочь мокрыми от слез глазами:

— Дочка, одумайся! Не губи ты свою жизнь… Потом покаешься…

— Перестань, мама! Николай Степанович, вы сейчас в сельсовет? Я с вами. Запишем Костика, и делу конец!

Она быстро запеленала мальчика и следом за Николаем Степановичем вышла из избы.

На пороге Варя оглянулась. Алексей Филиппович сидел у стола, положив руки на белые, выскобленные доски, и смотрел вниз. Мать, стоя у печки, громко сморкалась в фартук. Варя осторожно прикрыла за собой тяжелую дверь.

Варя знала, что секретарем сельсовета работает ее бывший одноклассник Андрей Кудымов. Но когда она вслед за Николаем Степановичем вошла в сельсовет, там никого не было.

— Отлучился куда-то наш секретарь, — сказал Николай Степанович. — Ну да ничего, я сам запишу ребенка. Авось справлюсь.

Он достал из шкафа толстую книгу в потрепанном переплете, сел за стол и раскрыл ее.

— Так, — сказал он. — Фамилия?

Варя посмотрела на него растерянно.

— Ну что же, мамаша, — с напускной строгостью спросил председатель. — Как фамилия вашего сына?

Варя улыбнулась.

— Демин.

— Так… Записали. Имя?

— Костик.

— Константин, значит.

Заполнив все графы, Николай Степанович крепко пожал Варе руку:

— Поздравляю вас, Варвара Алексеевна, с сыном.

Выходя, Варя на крыльце столкнулась с Андреем.

— Варя! — обрадовался он. — Здравствуй!

— Здравствуй, Андрей!

Он смотрел на ребенка в Вариных руках и смущенно молчал.

Варя перехватила его взгляд.

— Вот сына ходила в сельсовет записывать, — сказала она, делая ударение на слове «сын».

— Я слышал. Молодец ты, Варька, честное слово. Ты всегда смелая была.

Варя разглядывала Андрея.

«Вырос и в плечах стал шире, — думала она. — А нос все такой же курносый. И ямка на подбородке».

Тут ей вспомнилось, что в детстве Андрей не выговаривал «р» и, когда однажды ребята, подтрунивая над ним, приказали: «Скажи — рыба!», он сказал: «Окунь!»

— Помнишь, как тебя в детстве Окунем звали? — смеясь, спросила Варя.

— Помню. А помнишь, как мы тебя провожали, когда ты уезжала в институт? И вот ты уже учительница.

— Ты ведь тоже скоро закончишь…

— Через год.

Когда-то, после десятого класса, они вместе собирались ехать в Пермь в педагогический. Но незадолго до отъезда случилось несчастье. Весной во время ледохода сын Андреевой соседки Сашка упал в Иньву. Отец Андрея вытащил мальчишку из воды, но сильно простудился и умер. У Андрея были брат и сестра, младше его. Он понимал, матери одной тяжело будет их растить, и решил остаться дома. Сашкина мать Матрена Спиридоновна приносила матери Андрея деньги, плакала, обещала помогать. Мать Андрея плакала вместе с нею, но денег не брала.

Андрей поступил на заочное отделение и стал работать секретарем сельсовета.

— Покажи сына-то, — попросил он.

Варя приподняла угол пеленки.

— Спит, — шепотом сказал Андрей.

— Спит. Ну, мне пора. До свиданья.

— До свиданья, Варя, счастливо тебе.

Подойдя к своему дому, Варя увидела у крыльца Самодура.

«С чем это дед Ефим приехал?» — подумала Варя.

Солнце садилось за Желтым болотом. Растаяли длинные тени домов на земле. Погасли серебряные солнечные блестки на Иньве. В тихом воздухе из-за Чумкар-речки доносилась старинная песня:

Ой, когда-то отец меня выдал
Да за нелюбимого…

Дед Ефим разговаривал с Олешихой.

— A-а, вот и сама Варвара Алексеевна явилась! — он протянул Варе синий конверт. — Не зря дожидался. Отдам в собственные руки. Наверное, важное письмо — заказным послано. Из Перми, по штемпелю видно.

— Спасибо, дедушка Ефим, — сказала Варя, надрывая конверт.

— Не за что спасибо говорить, служба у меня такая. — Он достал из своей сумки тетрадь и карандаш. — Вот тут распишись. Я еду и думаю: уж не укатила ли обратно в город.

— Нет, дедушка Ефим. Не собираюсь.

— Вот это хорошо, девка! Выходит дело, не зря тебя привез. Ну, я поехал! — Дед Ефим нахлобучил на голову старую истрепанную фуражку, которая прослужила своему хозяину не один десяток лет и теперь вполне годилась воронам на гнездо. Еще потоптался у порога, потом шепотом спросил у Олешихи, кивнув на люльку:

— Это откуда же такая прибыль?

Олешиха молча показала глазами на Варю.

«Чудно! — подумал дед Ефим. — Почему же я не видел ребенка, когда вез ее? В чемодане он у нее был, что ли? Чудно!»

Он пожал плечами и вышел на улицу.

Письмо было от Вячеслава.

«…Ты знаешь, что меня тоже хотели послать на работу в район, — читала Варя. — Но папа все уладил, и я остаюсь в Перми. Перед твоим отъездом я был так занят устройством всех этих дел, что не успел поговорить с тобой как следует. Мне нужно очень много сказать тебе. Поэтому я решил приехать к тебе на этой неделе в субботу. Так что скоро увидимся…»

— От кого письмо-то? — поинтересовалась мать.

— Да так… — Варя замялась. — Парень тут один пишет. Учились вместе. Обещается приехать на этой неделе в субботу.

Варя говорила безразличным тоном, но Олешиха уже смекнула по-своему.

«Дай-то бог! — подумала она: — Ни с того ни с сего человек из Перми в Шумково не поедет. Надо принять его получше! Только бы из-за цыганенка дело не разладилось».

— Сколько раз заставляла отца смолоть солод, так ровно и не слышит! — пожаловалась она. — Теперь вот беги к соседям занимать. Надо же гостя пивом попотчевать!

— Не беспокойся, мама, — сказала Варя с легкой досадой. — Не надо никакого пива. Он такого пива и пить не станет.

— Ну, станет или не станет — его дело, — возразила мать. — Мое дело встретить гостя, как подобает по нашим обычаям.

В полдень, когда все были на поле, на пустынной улице Шумкова появился высокий, длинношеий молодой парень в белой рубашке с короткими рукавами. Он медленно шел по улице, высматривая кого-нибудь, у кого можно было бы спросить дорогу. Наконец возле клуба он увидел ехавшего верхом на лошади мальчишку.

— Эй, мальчик, скажи, где живет Варвара Алексеевна?

— Какая Варвара Алексеевна?

— Демина Варвара Алексеевна, учительница.

— Так бы и спрашивал! Вон ихний дом.

Молодой человек быстро зашагал к дому Деминых.

Входя в дверь, он с размаху стукнулся лбом о низкую притолоку и схватился за голову. Олешиха побежала навстречу гостю.

— Ведь сколько раз говорила, еще когда строили, что двери низки. Нет, не послушались! — причитала она. — Теперь только и смотри, чтобы голову не разбить. Вот несчастье-то, господи!

— Ничего, до свадьбы заживет, — все еще потирая лоб, ответил молодой человек.

— Здравствуй, Вячеслав, — подошла к нему Варя. — Проходи, садись. Как добрался?

— Здравствуй, Варюша. — Вячеслав пожал руку девушки. Потом повернулся к Олешихе: — А это мамаша, наверное? Очень рад с вами познакомиться. Меня зовут Вячеслав Павлович. А для друзей — просто Вячес.

— Как? — переспросила Олешиха.

— Вячес, — повторил гость.

Тут он заметил люльку и подошел к ней.

— О! Самого большого-то я и не заметил. Кто это — мальчик, девочка? Мальчик! Очень люблю маленьких!

Варя настороженно смотрела на Вячеслава, зато Олешиха говорила, не переставая. Бегая взад-вперед по избе и ставя на стол творог со сметаной, блины, шаньги, рыбный пирог, она рассказывала, что этот год уродились грибы и малина, что у нее было две наседки и ни одного цыпленка не утащил ястреб, а вот один гусенок попал в зубы соседской собаке.

Наконец она пригласила гостя и дочь к столу и усиленно потчевала Вячеслава, называя его, как он и велел, Вячесом.

— Попробуй, Вячес, пирога. И блинов поешь. Из Перми путь не близкий, проголодался, поди. И ты, Варя, ешь как следует. Давеча ведь плохо поела.

Вячеслав с аппетитом ел и пирог, и блины. Он поглядывал на молчаливую Варю и говорил Олешихе, что в деревне жить лучше, чем в городе.

— В деревне жизнь спокойная, — говорил он. — Свое хозяйство, чистый воздух.

— Что же ты так за город цеплялся? — спросила Варя.