А ведь все было именно так. Рассказы

Часть 3.

Серый промозглый день римской зимы 1600 года.

Святой отец доминиканец Ипполито Мария Беккария в комнате для допросов в очередной и последний раз просматривал следственное дело брата Джордано Бруно. Но, не закончив чтение, задумался, рисуя на бумаге чертиков. Беккария любил их рисовать втайне от всех, и получались они у него чертовски здорово, как будто он их сам видел воочию. Он прекрасно помнил этого человека с маленькой рыжей бородкой и с колючим, выражающим какую-то безумную решимость взглядом. Тогда, в конце февраля 1593, он еще подумал: «А не безумен ли этот человек?» Поговорить им при той, первой, встрече так и не удалось. Беккария не имел на это право, ему было поручено только в качестве охранника сопроводить Бруно морским путем из Венеции в Рим. Да и особого настроения беседовать тогда у него не было: Беккария ждал назначения на пост генерала ордена, и настроение у него было прекрасное, а будущее многообещающее. Военные корабли шли неподалеку тем же курсом. Он вспомнил вдруг одну мысль, которая пробежала тогда у него в голове: «С таким эскортом? Как будто они сопровождают великого человека… или преступника?»

С тех пор прошло 7 лет. Всего Бруно провел в заключении около восемь лет – один в Венеции и семь в Риме. Прошли все сроки, которые давали Бруно, чтобы он одумался, признал вину и покаялся. Уже зачитан приговор. И вот теперь им предстояла последняя встреча, последний разговор. Сам Папа просил Беккария задать Бруно один единственный вопрос, который, несмотря на окончание следствия, так и остался неясным для Папы.

Ожидая брата Бруно, Беккария лениво перелистал следственное дело, ему уже порядком надоел этот несговорчивый и упрямый человек. Иногда он цеплялся взглядом за какую-нибудь страницу и вчитывался.

На глаза попалось:

«ОТНОСИТЕЛЬНО ХРИСТА

41. Джованни Мочениго, доносчик: «Я слышал от Джордано много раз в моем доме, что Христос был злодеем и что ему легко было предсказать, что его повесят, раз он совершал скверные дела, совращая народы. И что Христос творил лишь мнимые чудеса и был магом, как и апостолы. И что он сам мог бы совершить столько же и даже больше. Что Христос проявил нежелание умирать и избежал бы смерти, если бы только сумел».

43. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что Христос не был распят на кресте, а был подвешен на столбе с перекладиной, в форме костыля, который тогда употребляли, называя виселицей».

47. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: «Я слышал от него, что Христос умер позорной смертью и что все пророки, равно как и Христос, умерли как мошенники, ибо все, что они говорили, было ложью».

57. Брат Челестино, капуцин, сосед по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что Христос совершал смертный грех, когда творил молитву в саду, отрекаясь от воли отца, говоря: «Отче, если возможно, да минует меня чаша сия»».

Пролистнув ещё:

«ОТНОСИТЕЛЬНО ДЕВСТВЕННОСТИ СВЯТОЙ ДЕВЫ

155. Джованни Мочениго на допросе показал: «Когда Джордано говорил мне о величайшем невежестве, царящем в мире, и относительно троицы, он высказывался также и о девственности Марии, и сказал, что невозможно, чтобы дева родила, смеясь и издеваясь над этим верованием людей».

Открыв наугад:

«ОТНОСИТЕЛЬНО ТРОИЦЫ, БОЖЕСТВЕННОЙ ПРИРОДЫ И ВОПЛОЩЕНИЯ

24. Джованни Мочениго, доносчик, в Венеции: «Он говорил мне также (в связи с тем, что не знает другого такого времени, когда в мире процветало бы большее невежество, чем теперь), что некоторые похваляются, будто обладают величайшим знанием, какое только когда-либо существовало, ибо уверяют, что знают то, чего сами не понимают, а именно, что бог един и вместе с тем троичен; и что это – нелепость, невежество и величайшее поношение величия божия».

ПРОТИВ ПРИЗЫВАНИЯ СВЯТЫХ

136. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что молиться святым – смешно, и не следует этого делать». Сослался на свидетелей, соседей по камере, брата Джулио де Сало, Франческо Вайа, Маттео де Орио.

141. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: «Он терпеть не мог слышать о заступничестве святых, говоря, что это смешно».

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕРХОВНОГО ПРЕОСВЯЩЕННИКА

206. Джованни Мочениго, после заключения брата Джордано, по прошествии двух лет, явился снова и показал: «Я вспомнил, как он говорил мне, что в одной своей книжке, озаглавленной «Песнь Цирцеи», которую я тогда представил инквизиции – она была в красной обложке – он имел намерение говорить обо всей церковной иерархии; что в образе свиньи он подразумевал Папу (римского), и поэтому представил его в почтительных терминах в окружении эпитетов, что можно видеть в этой фигуре, а также прилагая другие фигуры одну за другой к другим духовным званиям. Это легко понять благодаря данному им освещению, читая книгу со вниманием. Говоря это, он смеялся, хохотал, что есть мочи». Повторно по этому пункту не допрошен».

«Да уж… – подумал Беккария, – чего тут только нет! – И что ада нет, и против пророков и Моисея, и против икон, и против почитания святых реликвий – всего и не перечислишь».

Далее шло интереснее:

«СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ

83. Джованни Мочениго: «Он много раз утверждал, что мир вечен и что существует множество миров. Еще он говорил, что все звезды – это миры и что это утверждается в изданных им книгах. Однажды, рассуждая об этом предмете, он сказал, что бог столь же нуждается в мире, как и мир в боге, и что бог был бы ничем, если бы не существовало мира, и что бог, поэтому только и делает, что создает новые миры».

84. Брат Челестино, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что имеется множество миров, что все звезды – это миры и что величайшее невежество – верить, что существует только этот мир».

86. Брат Джулио, о коем выше: «Я слышал от него, что все – мир, что всякая звезда – мир и что сверху и снизу существует много миров».

87. Франческо Вайа Неаполитанец: «Он говорил, что существует множество миров и великое смешение миров и что все звезды – это миры».

88. Франческо Грациано, сосед по камере в Венеции: «В своих беседах он утверждал, что существуют многие миры, что этот мир – звезда, и другим мирам кажется звездой, подобно тому, как светила, являющиеся мирами, светят нам, как звезды».

90. Маттео де Сильвестрис, сосед по камере: «Далее он говорил, что мир вечен, и что существуют тысячи миров, и что все звезды, сколько их видно, – это миры».

ОТНОСИТЕЛЬНО ВЕЧНОСТИ МИРА

104. Брат Джулио де Сало, сосед Джордано по камере, показал: «Он утверждал, что бог не был творцом мира, ибо мир столь же вечен, как бог. Я ему сказал, что это противоречит книге Бытия: «Вначале бог создал…» и т. д., а он ответил, что я не понимаю, о чем он говорит».

ОТНОСИТЕЛЬНО ДУШ ЛЮДЕЙ И ЖИВОТНЫХ

180. Брат Челестино, капуцин, сосед Джордано по камере в Венеции, донес: «Джордано говорил, что после смерти души переселяются из одного мира в другой, в один из многих миров, и из одного тела в другое».

Ввели Бруно. Беккария молча разглядывал приговоренного. Это был уже не тот моложавый 45-летний мужчина, которого он помнил еще тогда, 7 лет назад; и это был не тот крепкий и седоватый мужчина, которого он видел и с которым беседовал несколько дней назад, перед вынесением приговора. Весь облик Бруно говорил об обреченности, смирении с неизбежностью предстоящего и напряженной работе мысли: он был как будто вне этого мира, но где-то внутри себя. Теперь это был седой старик, и вроде еще худей: одежда на нем висела. И только взгляд – этот взгляд(!), который он мельком бросил на Беккария, по-прежнему выражал твердую уверенность в себе, показывая, что он знал то, что не знает никто. «Да… безумец!» – подумал Беккария.

– Садитесь, брат Бруно, – предложил Беккария.

Бруно продолжал стоять.

– Садитесь, садитесь. У нас сегодня просто неофициальная беседа. Вы же видите, что нет двух священников-свидетелей, нет писаря, чтобы записывать ваши показания, – мягко и вкрадчиво произнес Беккария. Ему нужно во что бы то ни стало получить ответ на тот единственный вопрос, выяснить который просил его сам Папа.

Немного поколебавшись, Бруно все-таки сел на стул рядом с дубовым столом инквизиции.

За годы, проведенные в стенах римской тюрьмы, он много раз видел этот стол, но только сейчас промелькнула мысль: «Сколько же горя видел этот старый стол? Сколько признаний и упорств хранит он в своей памяти? Сколько сломленных людей, искренне ищущих истины, помнит он? А ведь за этим столом было записано всё, что я говорил последние 7 лет. И записи эти, эти бумажки, единственная моя надежда, что когда-нибудь будущие поколения узнают обо мне».

Беккария молча наблюдал за Бруно и, видя, что тот о чем-то размышляет, не мешал ему. И только когда взгляд обреченного вновь стал блуждать по комнате, Святой отец начал говорить:

– Бруно, наверняка вас мучают какие-то вопросы, на которые перед тем, как вас… – он замялся. Ну… в общем… которые вам хотелось бы прояснить, подводя итог, и которые для вас являются принципиальными. Вы могли бы задать эти вопросы, и я отвечу вам с максимальной откровенностью, – по-прежнему мягко и вкрадчиво сказал Беккария, тщательно скрывая свою антипатию к этому непреклонному еретику, отрицающему практически все догматы Святой церкви.

Видя, что брат Бруно собирается с мыслями, Беккария размышлял: «Ну хорошо, возьмем триединство Бога, Сына и Святого духа. Действительно, спор о триединстве велся еще до первого Никейского собора, на котором был осужден Ария, не верующий в единство трех лиц в одном лице. Сколько еретиков спотыкается на этом вопросе. Вопрос, философски очень сложный, и триединство просто надо принять на веру. Или, например, непорочное зачатие Девы Марии… Но ведь Бруно пытается отрицать и то, что всем, очевидно. Ну, например, Каин и Авель. Ведь очевидно, что Каин гнусный убийца, поскольку убил брата своего Авеля и осужден Богом. Так ведь нет! Согласно Бруно, Каин правильно поступил, что убил Авеля, поскольку именно Авель, занимаясь скотоводством и убивая несчастных животных, и был гнусный убийца, недостойный жить. Ну что тут скажешь – бе-зу-мец!..»

Да, действительно, у Бруно был вопрос, которым он мучился в сомнениях все эти дни после оглашения приговора.

– Скажите святой отец, в приговоре указаны 8 положений, которые окончательно признаны еретическими, как то: троица, непорочное зачатие, Христос и т.д. – и ничего не сказано о моем философском учении. Неужели мое учение не оказало на мою судьбу никакой роли? – спросил Бруно с надеждой в голосе.

– Что ж, я обещал и отвечу откровенно, – ещё очень сомневаясь в этом, задумчиво проговорил Беккария. Он ожидал этого вопроса и понимал, что никто его не уполномочивал раскрывать тайны следствия. Встряхнув, наконец, головой и выйдя как бы из минутного оцепенения, Беккария начал говорить:

– Да Бруно, я ожидал, что-то вроде такого вопроса. Учитывая ваши амбиции на создание новой философии, основанной на бесконечности вселенной и множественности миров, которую вы именуете «Философией рассвета», ваш интерес, в общем-то, предсказуем.