Записи на таблицах

— Ривка, — сказала ей повитуха, — Ривка, очнись! Вот сыновья твои!

Ривка еще не пришла в себя от страшной боли, глаза ее видели плохо, словно в тумане, пот стекал в глаза и жег их, только странное ощущение полного облегчения в животе… как будто свалилась с нее огромная тяжесть, придавившая ее как каменной плитой… вот так, открой глаза, открой, Ривка… вот они… дети мои, сыночки мои.

Ой, какой страшненький, волосатый… это первый? Да, волосья как трава полевая, я назову тебя, слышите, позовите Ицхака, где он, а …вот, вбежал, хороший мой, волновался, лица на нем нет, Ицхак, повелитель мой! Ничего, видишь, я уже могу говорить с тобой… да, мне было больно, немножко больно… я волновалась… Слышишь? Вот они, дети наши, смотри! Этот волосатый, страшненький, правда, но крепенький, а? Я назову его Эйсав29! У него волосы по всему телу, как трава, да, именно так назову, я знала, что тебе понравится, любимый, а этот, смотри, какой красивый, Боже, какой красивый! Розовый, умный, глянь, как смотрит на тебя, смотри глазки какие, как уголья, горят пламенем, какой ум светится в них… как похож на деда своего, вылитый Авраам, папа твой покойный, мир ему… он держал Эйсавчика за пяточку, не отпускал. Он шел за ним, я назову его… Яаков30! Идущий восслед! Он пойдет восслед брату своему, первенцу… и восслед Господу, по воле Его. Что? Неважно, не обращай внимания, это я о своем, а теперь идите, дайте мне побыть с ними, только пусть служанка моя останется; да, Ицхак, любимый, поцелуй меня, конечно… да, спасибо, родной, спасибо, иди… иди.

Вот они, маленькие. Покряхтывают, есть просят, поднеси-ка мне их, ох… повернуться, и то тяжело… сколько крови вытекло из меня… как странно, они только что были внутри меня, велик Господь, даже в малом творящий великое чудо… вот они смотрят, только Эйсав-то и не видит меня, глаза косенькие, смешной, а Яаков, Яаков, хороший мой, чистый, умный… иди ко мне, вот так, вот так они грудь берут, больно… странно как-то, щекотно и больно, и так сладко пахнет молоком… от меня как от коровы пахнет. Едят, маленькие… ешьте, хорошие мои… а я пока… отдохну… благослови вас Господь…

Ривка погрузилась в полудрему, и близнецы сосали ее грудь, легонько всхлипывая от усердия. Утро уже наступило, кричал ослик в загоне, пастухи выгнали овец и коров на пастбища, и Ицхак мирно дремал у шатра Ривки, подложив под голову свернутый коврик. И хотя никто не заметил этого, даже сама Ривка, лицо мира изменилось в этот день.