Самый жаркий день моего кота

— …какой же ты дурак. Какой же ты дурак — повторяла она настойчиво, глядя мне в глаза — твое лицо все вымазано вишней — вот с чего я смеюсь. Боже, какой же ты дурак!..

Услышав это, мне захотелось продолжить плакать, но только уже от счастья. Боже, какой же я дурак! Мои губы растянулась.

В ответ на мою улыбку она поцеловала меня, но я опять ничего не почувствовал — и Настя, кажется, поняла это. Она выдавила розовый язык, медленно прикоснулась им к моему подбородку, и словно потеряв разум, стала в безрассудных направлениях слизывать с меня засохший вишневый сок. Делала она это очень быстро и ненасытно; ее шершавый язык был единственным, что я за все время тактильно смог ощутить. Мои руки как будто были прикованы к земле, и мне недоставало сил, чтобы прикоснуться к Настиной голове, как бы мне этого не хотелось в тот момент, когда ее язык перестал блуждать по всему лицу и сконцентрировался на моем носе — мне становилось очень щекотно. Спустя некоторое время, до меня дошло, что Настя и не собирается заканчивать лизать мои ноздри — она решилась заниматься этим до скончания времен. Я безгранично люблю ее, но всему есть предел. Я попытался расшатать свою окоченевшую голову, но сразу понял, что голова — целиком, вне моей власти. Тогда я решил сконцентрировать все свои усилия на мышцах в губах — однако, как бы я не старался, не тужился, у меня не получилось даже шевельнуть ими, ни то чтобы вымолвить слово «хватит». Все в точности как при сонном параличе — тотальная безысходность. Меж тем, мне стало щекотно почти до невменяемости. И вновь подумав о параличе, я пришел к выводу, что все это рано или поздно должно закончиться. Паралич отпускает тебя в самый напряженный момент, когда кажется, что — все, прощай мама и папа. Вот и сейчас, что-то же должно случиться, не испытывать же мне эти муки целую вечность…

Не успел я довести до конца свою мысль, как и вправду, случилось. Когда щекотка стала совсем уж невыносимой, все молниеносно перевернулось с ног на голову и провалилось во тьму вслед за Настиным солнцем. Мучения как рукой сняло.

Не открывая глаз, я ощутил себя в зале на полу в той же позе, в которой уснул. Я дернул головой и кот отпрыгнул от моего излизанного лица.

— Вставай хозяин — вдруг заговорил он хриплым голосом человека — самое страшное позади. Мы живы и солнца больше нет.

Ведь действительно, подумал я мельком, солнца больше нет. Только у меня не было ни малейшего желания и сил открывать глаза, чтобы убедиться в этом — поскольку я наполовину еще спал. Но даже с закрытыми глазами я понимал, что наступила ночь.

— Да — сказал я зачем-то коту, помедлив в дремоте — спасибо мой друг.

Затем, я отвернулся от назойливого «друга» набок, сомкнул ладони в подушку для щек и со скоблящим чувством недосказанности попытался уснуть еще раз.