Бегство со Светлого берега

Айви Лоу-Литвинова
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: В рассказах, написанных женой Наркома по иностранным делам СССР М. Литвинова, прослеживаются некоторые моменты её личной истории и биографии.

Книга добавлена:
3-03-2023, 12:57
0
107
51
Бегство со Светлого берега

Читать книгу "Бегство со Светлого берега"



Бабушка

На подходе к открытому полустанку локомотив кое-как смирил яростные толчки расходившихся поршней и остановился с громким нетерпеливым пыхтеньем. Один-единственный пассажир вышел из поезда — женщина с рюкзаком за плечами и разбухшим чемоданчиком в руке. Не успела она утвердиться на земле, как поезд дрогнул, словно дружески подтолкнув ее: «Ничего не забыла?» — «Как же, держи карман!»

Женщина, совсем еще не старая, но выглядевшая утомленной, стояла на несуществующей платформе и глядела вслед поезду, с визгом исчезавшему за поворотом — лишь последний вагон легкомысленно вильнул напоследок. Колея под ее ногами тянулась из ниоткуда в никуда, и Ирина, казалось, стала частью окружавшего ее покоя, подобно телеграфным столбам и семафору, а еще лучше сказать, подобно колесу от тачки, прислоненному к железной распорке семафора. Колесо простояло там так долго, что сквозь его спицы проросли побеги молодого плюща; и все же оно не было непременной частью пейзажа: в любой момент кто-нибудь мог прийти и укатить его прочь. Ирине, не деревянной и не железной, пришлось пуститься в путь собственным ходом: она поправила лямки рюкзака и перешла линию по шпалам.

Земля, готовясь предстать во всей своей красе, ждала наступления весны; пучки блеклой, вялой травы, похожие на пленников войны, виднелись тут и там сквозь тающий снег. Лишь черно-белые стволы берез имели праздничный вид: всю зиму они верили в скорый приход весны, и вот она уже у ворот.

Мысли Ирины вернулись к только что покинутому ею поезду. Заботы и горести могут произрастать на любой почве, и ее собственные печали подпитались в дороге. Пассажиры, несколько стариков и старух, завели разговор, как только поезд покинул Москву, и каждое их слово запало Ирине в самое сердце, ибо волновавшей их темой была неблагодарность детей. Всю дорогу их хор обкатывал эту тему; строфа сменялась антистрофой. Летом, когда городские жители ездят за город и обратно, они редко затевают общий разговор; но зимою немногие пассажиры в пригородных поездах, простые, бедно одетые люди, инстинктивно сбиваются группами и рассказывают чужим людям, которых никогда больше не увидят, многое такое, о чем не скажут соседям или членам своей семьи. Когда начались сетования, Ирина подумала, что услышит обычные жалобы на пьянство и супружескую неверность, но разговор зашел о безразличии ученых сыновей и дочерей к своим родителям.

— Кормишь их, одеваешь, нянчишься с ними, когда болеют, — нараспев говорила старуха, — а они поступают в свои институты, женятся и забывают про нас, пока не придет пора кому-то ухаживать за их собственными детьми.

— Только и думают о своих удовольствиях, — отвечал хор стариков.

— Забыли, как мы работали с утра до вечера, чтобы они могли учиться.

Пожилой человек в стеганой куртке испытующе глянул из-под круглых очков на Ирину, склонившуюся в углу над книжкой. Раздались, однако, и робкие голоса в защиту образования:

— А как же метро? Без ученья его не построишь, верно?

— Моя дочь диктор на радио, так лучшей дочери я и не пожелаю.

Но из памяти Ирины не шли как раз стенания недовольных, они преследовали ее, пока она пробиралась по талому снегу и скользкой глине сквозь заросли кустов. Кругом стоял птичий гомон, и Ирина подумала, что и птицы упрекают ее, хотя, конечно, от птиц никто не ждет, что они станут заботиться о своих родителях. А притом, напомнила она себе, ей ли упрекать себя в том, что ее свекровь осталась одна? Не она ли настаивала на том, чтобы свекровь вернулась с ними в город в конце лета? Это Николай сказал, что мать лучше знает, чего хочет. И оставили они ее не у чужих людей, ведь у Прасковьи Егоровны они снимали дом на лето уже седьмой год. И никто не прилагал больше стараний, чем Ирина, чтобы у Бабушки было все необходимое. Она научила Прасковью Егоровну делать подкожные инъекции, и Бабушка говорила, что та делает их не хуже, чем медсестра из районной поликлиники; она оставила Прасковье Егоровне телефоны местной больницы и их городской телефон; она следила за тем, чтобы на комоде всегда был достаточный запас капель дигиталиса; и она честно намеревалась навещать Бабушку раз в неделю. Но одно накладывалось на другое — то корь у Вовы и Машеньки, то Николай уезжал прочесть курс лекций… Ноша матери и жены, которой приходилось еще и работать, была едва выносима, и ей удалось выбраться только три раза за всю зиму.

Гнетомая тяжестью вины, Ирина и не заметила, как оказалась на берегу реки. Никогда еще она не видела ее такой полноводной и быстрой. В последний раз, когда она сюда приезжала, река была скована льдом и засыпана снегом — лишь легкая волнистость в ровном пейзаже. А в летнее время, более знакомое Ирине, вода едва покрывала каменистое дно, и дети играли в ее извилинах, переходя вброд на островки и крупные камни. Уже давно были вбиты сваи для моста, но пока единственным средством переправы оставался примитивный паром. Бдительный паромщик уже заметил ее из своей будки в нескольких метрах от переправы, и Ирина подумала, что, когда мост будет построен, паромщик останется без работы, только он, пожалуй, раньше помрет, чем это случится. Не могла она удержаться и от мысли, что Бабушка наверняка не увидит нового моста. Все эти три мысли, пришедшие ей на ум одна задругой, были подобны замыслам трех преступлений, каждое из которых влекло за собой другое. Тем временем показался ковылявший старик, за которым шествовала утка. Старика звали Василий Иваныч, а утку, вернее селезня, Васькой; местные жители привыкли считать его помощником паромщика. «Когда Василий Иваныч умрет, Васька окажется не у дел», — мелькнула еще одна тревожная мысль.

Васька остановился у парома и заскользил по воде, выставив вперед изогнутую грудь; потом он резко нырнул и вынырнул у самых ног Ирины. Василий Иваныч учтиво подождал, пока она усядется, и лишь тогда начал с кажущейся вялостью, характерной для профессионала, выбирать трос, натянутый через реку на уровне пояса. Медленные и властные движения его рук словно открывали скрытый дотоле пейзаж: узор тропинки на высоком противоположном берегу, деревянные домики, поднимающиеся и опускающиеся подобно крыльям ветряной мельницы, рощицу с облетевшими листьями, которая то сжималась, то расширялась, вторя покачиванию парома, и затем, вдруг, в тот самый момент, когда Ирина ожидала увидеть дом Прасковьи Егоровны, — побеленную стену школы. Каждый раз Ирине приходилось восстанавливать в памяти эту школу, и это упущение всегда раздражало ее — как-никак по профессии она была топографом. Потом шишковатые руки отпустили трос, и паром, деревья, строения — все встали с глухим ударом.

Дети, игравшие на берегу реки, стали кидать Ваське какие-то, по-видимому, несъедобные огрызки, а он, словно колеблясь, стоял у края воды, но затем отвернулся, клюнув лишь раз на пробу. Тронутая разочарованным, как ей показалось, взглядом его круглых, выпученных глаз, Ирина порылась в своем чемоданчике и бросила кусочек сладкого печенья. Оно упало на полоску желтой тесьмы на одной из его вывернутых наружу лап. Даже не взглянув на печенье, Васька признал в подношении нечто стоящее и, схватив его плоским клювом, вошел в воду и устремился за уходящим паромом. Дети, оставив игру, молча смотрели на Ирину, едва ответив на ее приветливое «Здравствуйте». Это были три девочки и с ними маленький ребенок, весь закутанный и привязанный к санкам.

Ирина вытащила еще одно печенье из чемоданчика. Она попыталась нащупать руку ребенка меж бесконечных платков, но потом, изменив намерение, отдала всю пачку одной из наблюдавших за ней девочек; та ловко всунула печенье в руку ребенка, одетую в варежку. Все выдохнули хором «Спасибо!»; одна даже улыбнулась. Лишь ребенок — воплощенное достоинство — совершенно невозмутимо жевал свое печенье. «До свиданья!» — сказала Ирина и стала карабкаться вверх по склону. Дети вынули печенье изо рта и откликнулись эхом: «До свиданья!» Только ребенок продолжал жевать молча.

Вверх по склону Ирина ожидала увидеть скамью (это была просто доска, прибитая к отпиленным чурбакам), но не сразу признала ее в обличье пиршественного стола, расставленного у ее ног. На треть длины «стол» покрывала полоска грубого льна, на которой были аккуратно расставлены картонные блюдца. На каждом из блюдец в окружении ярко-красных ягод лежал слепленный из глины пирожок, а рядом с блюдцами стояли «чашки» из желудевых крышечек. На концах «стола» умостились пузырьки от лекарств, наполовину наполненные розовой и синей жидкостями, а в центре возвышался огарок свечи на обрывке фольги. Ирина не могла отвести глаз от этого великолепия, словно зачарованная его неожиданным блеском и той любовной заботливостью, с которой оно было выполнено. И все-таки она поправила лямки рюкзака на ноющих плечах и решительно направилась вверх по склону. На вершине холма она оглянулась. Санки подтащили к скамье, и две девочки сидели теперь на корточках перед «столом»; третья сняла свой платок и стояла, держа его перед собой наподобие гамака. Луч заходящего солнца позолотил ее льняные волосы. Две другие девочки сунули руки в платок и вытащили оттуда маленькие черные предметы (веточки?), которые сразу же презрительно отбросили прочь. Вдруг одна из них ударила по платку снизу, и веточки (если это были веточки) полетели вверх и рассыпались по земле. «Поссорились», — с сожалением подумала Ирина, но, к ее радости, раздался и затем утих громкий смех. Владелица платка резко отряхнула его и закутала им голову и плечи. В движениях девочек обозначилась какая-то цель, понятная им одним, словно они вили гнездо, и Ирина пошла дальше, преследуемая их доброжелательным щебетом.

Как только Ирина вошла в комнату, свекровь спросила ее, привезла ли она третий том. Ольга Дмитриевна сидела в кровати и резала на доске темные кудрявые листья петрушки. На тумбочке у кровати лежал открытый фолиант, в котором Ирина признала «Книгу о вкусной и здоровой пище», а из-под подушки выглядывал уголок одного из голубых томов полного собрания сочинений Толстого — второго тома, который Бабушка уже почти дочитала.

Ольга Дмитриевна жаждала выслушать все имевшиеся новости. Она хотела узнать и об экзаменах Вовы, и растет ли Машенька; ей нужно было знать все о строящейся линии метро. Мысль о новых поездах, в которые ей никогда не придется войти, приводила ее в восторг. Потом она спросила, как Ирина перебиралась через реку, и была расстроена тем, что мост все еще не построен.

Прасковья Егоровна принесла на деревянном подносе две тарелки супа и ломтики черного хлеба. Ольга Дмитриевна посыпала суп нарезанной петрушкой и выпрямилась в постели, не прикасаясь к подушкам. Снова вошла Прасковья Егоровна и принесла им картошку, которую они ели с кусочками мяса, выловленными из супа. За едой Ирина рассказала свекрови об игравших детях, встреченных ею на берегу реки. Ольга Дмитриевна с глухим стуком соединила ладони своих иссохших рук. «Погоди! Когда она унесет посуду, я тебе кое-что покажу».

Ирина вынула лимон из своего чемоданчика и вышла на кухню приготовить чай. Когда она вернулась в комнату, держа в каждой руке по блюдцу со стаканом дымящегося чая, свекровь стояла возле кровати, неуверенно оглядываясь вокруг. «Что вы ищете, мама? — с упреком спросила она. — Давайте, я найду». Но в старых глазах зажегся огонек, и Ольга Дмитриевна пугающе резко наклонилась и вытащила из-под кровати чемодан. Немного порывшись в нем, она извлекла из него плоскую картонную коробку и тяжело опустилась на край матраса. Ирина осторожно уложила ее на подушки и накрыла одеялом. «Ах, мама, вы ужасны».


Скачать книгу "Бегство со Светлого берега" - Айви Лоу-Литвинова бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » Современная проза » Бегство со Светлого берега
Внимание