Записи на таблицах

— Да, Яаков, — голос Лавана стал жестким, — но за это ты поработаешь еще семь лет. На меня. Подумай над этим. Или… бери Лею и убирайся в Кнаан — хоть сегодня.

Яаков вдруг услышал словно бы голос… сверху, словно ветерок прохладный взъерошил его волосы. Он посмотрел, скосив глаза, в сторону. Там стояла Рахель, и слезы текли по ее смуглому милому личику.

— Я остаюсь, дядя, остаюсь, — и Яаков обернулся к Рахели, и побежал к ней, и ее сильное маленькое тело прижалось к нему, и он ощутил ее горячую упругую грудь сквозь тонкую ткань сорочки. Он снова повернулся к дяде, сжимая Рахель в руках, —

— Ты пожалеешь об этом, Лаван, — сказал он.

Семь лет. Прошли и они. И родились сыновья у Яакова, и Лея родила ему многих, и рабыни Зилпа и Баала, и Рахель родила ему сына, любимого Йосефа…

И ушел Яаков из Харрана, и жены с ним, и дети его, и шел он в Кнаан.

И вот — брат его Эйсав шел навстречу ему с вооруженными людьми. Обманутый первородный, потерявший первородство.

Седой, угрюмый, покрытый шрамами. Потом пахнущий волосатый Эйсав. И ждал его Яаков, и ужас сжимал сердце его.

Братья встретились.

И поцеловал Эйсав Яакова, обнял и поцеловал брата своего, и пронеслись перед их мысленными взорами ушедшие к Богу Ривка и Ицхак, и многие многие другие люди, жившие с ними, которых они схоронили.

И сидели братья долго, до вечера, и вспоминали детство, и хлопали друг-друга по плечу, довольные встречей, и плакали о родителях, и познакомил Яаков Эйсава с его племянниками и невестками, и дал Эйсаву богатые подарки.

И поделили они землю Кнаанскую.

И любил Яаков Рахель, любил ее так, как ни один мужчина не любил женщину, любил ее, и когда она покинула его, оставив ему новорожденного сына его, последнего, сына старости, Беньямина, то не жил более Яаков…

Малы и злы были дни его, и не достигли они дней отцов его. Он увидит еще цветущий Египет, и сына своего Йосефа, сына Рахели, у правой руки Паро31 Египта, он увидит и благословит сыновей и внуков…

Но он никогда не забудет Рахель.

Иерусалим, 2009