Поцелуй мамонта

РЫБУ МИХЕЙША НЕ ЕСТ

1

Дело было зимой. Отца с матерью и деда дома нет. Они в гостях с ночёвкой в соседнем поселении.

Михейша схватился за шею и заорал. Домашние средства в виде тычков по спине не помогли. Даже наоборот: кость ушла в зону невидимости для сахарных щипчиков и полной недосягаемости для завивательного прибора. Кочерга к такому тонкому хирургическому делу не приспосабливалась, хотя для утихомиривающих целей и это орудие в руки схватывалось.

Глотание сухой корки не пособило тоже. Боль не проходила и усиливалась каждый раз, когда Михейша пытался глотать, рассказывать про ощущения или реветь, изображая голосом белугу.

Поэтому он — подобно сообразительному зверьку — вычислил пользу молчания и следил за всеми последующими буйными бабушкиными операциями с неподвижной на шее головой, в которой судорожно вращались белки с расширенными как с атропина зрачками и с распахнутым ртом.

Бабушка спешно закутала Михейшу в тёплое и посадила в салазки с лихо заверченным передком и по — барски задранной на все возможные возраста спинкой сиденья.

Поехали.

Местный врач как назло исчез. Шторки задёрнуты, а сквозь них мерцает газовый свет ночника.

— Спрятался внутри, подлец, не желая искать подштанников, — думает опытная Авдотья, будто видит больничку в рентгене.

Юная любовница врача, одетая в исподнее, с распущенной как бы на ночь косой, перепугавшись насмерть, будто забыла медицинские науки и отправила санную пару в большую больницу, расположенную в другом конце Джорки: «Дуйте туда, у них всякие истончённые хваталки и цеплялки есть».

Михейша от надоедливых хлопот изрядно устал. Он глубже вдавился в спинку, поклевал носом в шаль и заснул с раззявленными челюстями.

Доехали. В больнице давно погас свет и врачей, супротив клятвы Гиппократа, но зато по новомодной традиции, уже не было. (Это вам не скорая советская помощь и не шустрый чекистский грузовик!)

— Всё, конец Михейше, — сказала опечаленная бабушка ночному сторожу, вышедшему на крыльцо по требовательному стуку.

— Извините — с, ничем помочь не смогу. Разве что тряхнуть его вниз головой. Сами не пробовали — с?

От страшных таких слов Михейша проснулся.

— Бабушка, хватит кататься. Поехали домой.

— Что говоришь, бедненький мой?

— Уже не болит. Домой хочу, — захныкал больной.

Кость то ли от долгой тряски по сугробам, то ли с надоеда провалилась в безопасное место желудочного тракта.

Михейшин тракт крепче Сибирского.

2

Понаслушавшись с детства Михейшиных страстей, мелкую рыбу не едят и сестрёнки.

Бедные, травоядные полиевктовские девочки!

Папа всех их называет «козлятушками — ребятушками» неспроста.

Только кто первый начал?

Или они стали «козлятками» перед папусей оттого, что мало едят мяса и рыбы?

Или сначала превратились в козлят?

А козлята, как известно, — животные травоядные.