Жизнь и смерть поэта Шварца

Шварц садится в кресло, прикрывает глаза.

Кузьма, мне вы можете довериться, как самому себе. Ни единой душе. Даже захотела бы — вы председатель жюри Госпремии: что я, враг себе?.. Клянусь… Тем более… Абсолютно… Умелин — женщина?! Поэтесса?! А как же по телефону… мужским голосом?.. Специально тренируется? Теперь понимаю почему, как натолкнулась на стихи, сразу подумала: абсолютно мужское дарование… Дорогой вам человек? Да этого одного для меня достаточно… Премия Ватикана за лучшие стихи не-католика? Что вы говорите!.. Сам Римский Папа… И я его понимаю. О его поэтическом чутье знаю со слов Шварца… Конечно, знаком и, я бы сказала, интимно. И я бы осмелилась сказать, он Папу и научил в стихах разбираться… Кузьма, о деле нам больше незачем разговаривать, я правильно поняла?.. Вы правильно поняли… Надо познакомиться лично… Нет, лично… Кто знает?.. Для "Золотого сечения"? Только если перепечатать мою раннюю статью о Шварце… С тех пор не писала, семейные захлестнули заботы… Как малое дитя. В стихах — воин, гладиатор, а так — малое дитя. Ну, поэт, вы же знаете… В любое время. (Кладет трубку.)

Шварц (не открывая глаз). Что значит "нет, лично"?

Таисья. Он сказал: лично познакомиться — или интимно, как Шварц с Папой.

Шварц. А "кто знает?" про что?

Таисья. Шварц, а ты ревнуешь. Знаешь — как у Гогена.

Шварц. Я знаю, как у Гогена. Хм, Кузьма — неплохая партия, если я, например, к праотцам.

Таисья. Шварцик! Типун тебе на язык. Где, кстати, серые таблетки?

Шварц. А Умелин, значит, того. Сделал пересадку. Теперь ему, ее, ея, ей "Карнавала" не дать нельзя. Говорила ты — первый класс. Я бы, конечно, прибавил "может открывать счет в сбербанке", но ты не я.

Таисья. Ты что! Я же так и сказала. Ты дремал, сквозь сон услышал и подумал, что самому на ум пришло.

Шварц. Ты сказала "в банке", а я "в сбербанке".

Таисья. Где же все-таки серые таблетки?

Шварц. Ты с серыми не торопись. Придет время, и без серых обойдется.

Таисья. Бытовая паранойя, советское прошлое… В них же миллидоли кураре, укрепляет стенки сосудов головного мозга.

Шварц (театрально смеется). Кураре! Стрела обмокнута в кураре. Уже не стесняясь. Паралич поперечно-полосатых мышц, смерть от удушья при полном сознании. И умру я не на постели, при нотариусе и враче, а в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще. Таисья — не гони картину, механик.

Таисья. Миллидоли! Милли! (Идет к магнитофону.) Надо тоже с голосом поработать. Как эта Э ллен-Цимбе ллин. На всякий случай. На случай неполного сознания. (Находит и ставит кассету, раздается "Издалека долго" в исполнении Зыкиной; подпевает; выключает.) Не, слишком на тебя не похоже. (Меняет кассету, раздается "Лаллабай оф бёдлэнд" в исполнении Эллы Фицжералд; подпевает. Шварцу.) Ты Элле Фицжералд лиру не давал?

Шварц. А вот слышишь коду на лире? Вот: дн-дн-дн, дн-дн-дн. Как думаешь, кто играет?

Телефонный звонок.

Из крематория, уже. Торгуйся, Таисья. Скажи: без пяти минут лауреат Государственной премии, гроб дубовый, но со скидкой. Скажи про этого, про Бродского, — Пастернака там уже не знают. Настаивай на бесплатном ор кестре.

Таисья (берет трубку). Тамарк?.. Не дозвониться?.. Кто звонил? Нам звонили. Не мы, а нам… Тамарк… Тамарк… Тамарк… Потому что гордыня… А меня не оскорбил? А я жена… А ты смиряйся, я же смиряюсь… Тщеславие. Че ты такая тщеславная, Тамарк? Ты такой не была… Самовлюбленность. Че ты такая самовлюбленная в себя? Ты такой… (Передает трубку Шварцу; губами.) Сбегаю в аптеку. (Уходит.)

Шварц (от ответа к ответу меняя интонации, скорее для собственного развлечения). Тамарк… Тамарк… Тамарк… Тамарк… Тамарк… Тамарк… Тамарк… Че ты сквернословишь, Тамарк? Ты не сквернословь. Ты такой не была… Была, была, забыл, надо голубые принимать. И серые… Пагубная привычка, Тамарк, пагубная… Ты че такая неугомонная, Тамарк? Ты угомонись. Ты же ведь муза поэта, а поэт угомонился. Музыка отступила от него, бляха-муха. Таську я угомонил… Калорийным питанием… Чего считаться: мы с тобой, что могли, друг другу отдали — так или нет? Чем ты недовольна?.. Душа. Душа — роскошь! Метафизика — как любил выражаться мой великий друг Иосиф Бродский. А жизнь — физика. Сжатие-растяжение, желудочный сок, пурпурные таблетки… Да люблю, конечно! Помнишь, я один раз тарелки помыл? Клянусь, я люблю мыть посуду — если есть время. К сожалению, почти никогда его нет. А тогда нашел, помнишь?.. И я тебя… И я тебе… И я тобой. (Кладет трубку. Подходит к магнитофону, вставляет кассету, одновременно включает телевизор, что-то бормочет в магнитофон, заглядывая при этом в телевизор. Телефонный звонок. Берет трубку, продолжая время от времени оборачиваться на телевизор.) Ау… Зоя, секретарь Целищева, правильно?.. Щельцова? А я был уверен, Целищева, олимпийского чемпиона по метанию молота, он мне все уши про вас прожужжал. Да, Зоечка… Мы с вами?! Когда?! И что?.. И я (имеется в виду "и как повел себя я?")?.. Вы? А я?.. И ничего?.. Сказал, что в стихах бьется живое чувство? Какой пошляк!.. Сказал, что в стихах бьется живое чувство — и ничего?.. Вы хотите сказать, что вы в восемнадцать лет пришли, и я про живое чувство и больше ничего?.. Нет, я очень рад! А вы внешне, простите, как?.. И мы расстались, и все?.. В кино… "Затмение" Антониони. И я ничего?.. Взял за руку. Ну слава богу!.. Увлекся?.. Фильмом? Ну да: Моника Витти, Ален Делон. Там еще он выходит на свиданье с чувишкой и вдруг уходит… А потом телефоны: кладет снятые трубки на рычажки, и они по очереди начинают звонить… И мы после этого встречались?.. Неделю? И я?.. Нет, я исключительно рад! Потому что у меня было девять жен, не считая детей… А это стихи одного исключительно древнегреческого поэта: девять жен, не считая детей, восемнадцать сосавших тите й. Правильно: ти тей, но для рифмы: тите й. А какие вы мне стихи читали, не помните? (Слушает, поглядывая в телевизор.) Слушайте, а ведь точно: живое чувство бьется! А почему неделю?.. Вышли замуж?! Не за меня? Слушайте, Зоя, жизнь моя, а вы не Умелин? Мне сказали, что Умелин женщина… А вы какие пишете? (Слушает, поглядывая в телевизор.) Так давайте мы вам дадим премию "Карнавал". В денежном выражении небольшая, но престиж! Из рук самого Шварца, которому Пастернак… Ну и что, что все знают: общее знание не отменяет факта передачи. А почему вы за меня не вышли замуж?.. Хотели?! За меня?! Вы?!! Да я был грязная скотина!.. Все-таки приставал? Так к девушке в осьмнадцать лет какая шавка не приставала… Дешевый каламбур, правы, правы, правы, дешевый, дешевый, дешевый. Потому что я дешевый… Робели… Старый?!! Мне было тридцать. Впрочем. Ну да. Ваше счастье, что не вышли. Девять жен, не считая далее. Я за всю жизнь один раз посуду помыл, хотя в душе это занятие у меня на втором месте после поэзии. Клянусь. Времени не было… Зоя. Грустно как-то… Я говорю: грустно стало чего-то… Это вы говорите или я говорю?.. Что грусть — роскошь? Ну и что, что роскошь. Метафизика вообще роскошь, вся. Немножко роскоши, а почему бы нет? Неужели потому, что в Индии голодают? Много жизни и немного роскоши, а? Масса физики — и чуточку метафизики, вы против, Зоя?.. Таисью? При чем тут Таисья? Вы чего звоните-то? Ей, что ли? Вышла за кураре… Не шучу. Я ее боюсь, жутко… Со свету сживает, это ладно. Плохо, что так сживает, что я умру. Представляете, я умираю, а передо мной она. Одна, понимаете? А я — умираю. Ну момент такой, смерти, понимаете? И никого Таська. Ужас.

Входит Таисья.

Вот она, слава богу, пришла, передаю трубку. (Передает трубку Таисье.) Зоя.

Таисья. В аптеку бегала. Укрепляем сосуды головного мозга… Кураре, но в миллидолях… Миллидо-оли… Абсолютно. Ну раз в аптеке продается… Абсолютно… Передали! Какая вы душенька! Честное слово, насяду на Шварца, чтобы выбил вам премию. "Карнавал" в этом году уже занят, а на будущий… Не скромничайте, ваши стихи ужалили меня. Не помню уже, в каком журнале, открыла и — ужалили. Так нам Щельцову звонить не надо?.. Сказал, что сам позвонит? Да что вы? Знаете, грустно: живем в одном городе и не видимся… Почему со Щельцовым — с вами. И со Щельцовым в конце концов тоже, почему нет?.. Спасибо… Конечно… Еще бы. (Кладет трубку.) Спасибо, абсолютно, еще бы, конечно, так точно, так далее. Я человек суеверный, но гос — тьфу-тьфу-тьфу, где тут по дереву постучать, — наша. За неполных полдня — учись!

Шварц. Суеверие — пагубно. Суеверие и сквернословие. Пагубны. "Пагубны", пьеса для саксофона.

Таисья. Прими таблетку. И я, знаешь что, на углу тебе порнушку купила. (Достает кассету; пока вставляет ее и переключает телевизор, Шварц перематывает ленту магнитофона.)

Шварц (садясь перед телевизором). Роскошь — пагуба телу, разврат — душе. Па-а, гу-гу-гу, ба-ба-гу, ба-ба.

В том, что оба делают, глядя на экран, и как реагируют на фильм, главное полная отчужденность от него. Разумеется, в зал не должно доноситься и никаких звуков с экрана.

Что-то это мне напоминает. Что-то вроде замедленной съемки. Созревание моркови и томатов. Смотри, смотри, исполины входят к дочерям человеческим. Колыхание штор. В ритме млекопитающих. Рекламный ролик.

Таисья. Подожди, так это и не порно. Подсунули, паскуды. Пойду верну… Или порно, как тебе кажется?

Шварц. А думаешь, созревание моркови и томатов — не порно? Подглядыванье же. Японская оптика. Ты посмотри через микроскоп "Ямаха" на штору, посмотри. Там такое увидишь!

Таисья. Нет, порно… Тебе эта нравится?

Шварц. Где-то я ее видел. В сберкассе, что ли?

Таисья. А что ты думаешь: им же копейки платят.

Шварц. Этот — Багров в молодости.

Таисья. Багров был такой брутальный?

Шварц. Нет, изящный. Шейным платком похож. И глубокой, увы, бездуховностью.

Таисья. Не может развязать.

Шварц. Символ внутренней борьбы. Этот платочек еще себя покажет.

В час сладостного бесчинства.

Таисья. Ты веришь, что у Цветаевой с этой, как ее, что-то было?

Шварц. С Парнок? Не верю. Я у пионервожатой спрашивал. Она сказала: Валерий, такого не может быть.

Таисья. Ахматова ничего не говорила?

Шварц. Я Ахматову в глаза не видел.

Таисья. Шварц! Ты что?

Шварц. Девяносто девять — сто. Багров видел. И мне рассказывал.

Таисья. А ты?!

Шварц. Гляди. Я же говорил. Эта из сберкассы помогает. Развязала… Я?

Я рассказываю лучше Багрова.

Таисья. Что?

Шварц. Всё… Это не порно. Мелодрама. Подсунули, ты права… Не волнуйся: Пастернака видел, не вру. Созревание моркови и пастернака, замедленная съемка.

Таисья. Совсем не разговаривают. Ты со мной разговаривал.

Шварц. Я всегда разговариваю.

Телефонный звонок.

Таисья. Совсем ты охладел ко мне, Шварц.

Шварц (отвлеченно). Я? К тебе? Нет, все-таки порно. Я к тебе не охладел. (Похлопывает Таисью по бокам.) Не охладел, но, как бы сказать, и не пылаю. Ты права.