Лиловые люпины

Молчание класса о минувшем бале с лихвой компенсировала сама Тома.

Едва она бросила обычное «Гуд монинг, гёлз» и мы с хоровым «Гуд монинг, Тамара Николаевна!» уселись, как началось — с густым применением англязного акцента:

— Хотя, ов коз, не стоило бы на фоне оугромных и печальных государственных соубытий придавать значение вашему очередному проумаху, найн-фёрст клэсс, не могу не высказать (высказачь) вам своего воузмущения, гёлз. Не я ли, как ваша воспитательница, провела с клэссом специальную беседу, как следует оудеться и как вести себя на вечере! Но вы, — взвыла Тома, произнося это как «уы», что походило на классическое «увы», — но уы пропустили мои соуветы битвин, между, вашими ушами! И уот — результаты!..

Тома сделала паузу, расправляя складки бордовой юбки, и «найн-фёрст клэсс» зачарованно притих: развлечение предстояло неслыханное, наверное, и с рассказом, и с показом. Все, не отрываясь, глядели на маленькую золотую ящерку, сбегавшую вниз головой с верхнего этажа Томиных жиров, обтянутых бирюзовым джемпером, на нижний, покоившийся под приуготовляемой свекольной юбкой.

— И уот, — повторила Тома, — эта Файн Жанна, явившаяся на вечер этакой майской барышней, без рукавов и с коураллами ов ее прабабушка. Эта Бываева Лора, за которую мне особенно боуль-но, как за свою лучшую ученицу, в ее переливающейся тельняшке, элайк, подобно, списанному с корабля матроусу. Эта двоечница Блиноува Клава, оудетая без вкуса в грин энд рэд, в зеленое с красным…

Последовали язвительные описания почти всех их; я, оказалось, многого и не заметила. Неотмеченным осталось лишь одеяние Пожар, которая заслуживала и титула «майской барышни», и упрека в безвкусии за свое вызывающе уляпанное розами платье. На каждую из называемых оборачивались все, как бы добавляя к увесистому Томиному гвоздю мелкие гвоздочки своих взглядов.

— А эта Иванкоувич Инна, в нетерпении сама броусающаяся приглашать своего кавалера, который и не думал к ней подходить! Иванкович, правда, была одета со вкусом, но это не извиняет ее поуведения! Это значит потерять и девичью гордоусть, и женское доустоинство!

— Было объявлено дамское танго, Тамара Николаевна! — осмелилась напомнить с места я.

И зря осмелилась. Тома тотчас закрутилась волчком, развевая юбку и пыхтя:

— И ов коз, ов коз, май гёлз, Плешкоува, ослепительная Плешкоува Ника, которая не позволит нам забыть (забычь) о себе! Она так распустила подол, что оуткровенно оубнимала им брюки партнера, И В УПОУЕНИИ ПРОМЧАЛАСЬ В УИХРЕ ВАЛЬСА МИМО УЧИТЕЛЬСКОЙ, СО СВЕРКАЮЩИМИ ЛЯЖКАМИ И С ГРАЦИЕЙ МОУЛОДОГО СЛОНА, И ЭТО ПЕРЕД ТАКИМ ДНЕМ!