Любовь и сон

Глава шестая

В том августе Пирс получил водительские права и купил машину. Так он ступил на высоты гражданства и зрелости, что и трезвило, и восхищало; теперь он представлял, как чувствуют себя молодые люди, пройдя одновременно через эти ворота и через другие, большие, — на верховины взрослой жизни: вот твое копье, шпоры, щит.[556]

Инициация Пирса произошла не только с нелепым запозданием, но и весьма необычно в ином отношении: учили его главным образом женщины. Женщины нередко подвозили его в период его послушничества (листок с разрешением водить машину, выданный Пирсу как ученику, мялся и лохматился в кармане); женщины объясняли ему основы вождения, под своим присмотром сажали за руль. Он водил пикап Роузи, «букашку» Вэл и семейный седан Бо; одна из женщин обязательно сидела при этом рядом, чтобы в нужный момент с ономатопоэтическим скрипом ударить по воображаемой педали тормоза, когда Пирс неаккуратно входил в поворот. Он немножко ткнулся «бизоном» в ворота Аркадии, по ошибке, как он объяснил позднее Роузи, нажав газ вместо тормоза.

— Ой-ё! — сказала Роузи. — Я и забыла, что так бывает.

Женщины наблюдали и за самим процессом получения прав. Роз Райдер сидела у него за спиной, скрестив пальцы, когда уклончивый полицейский давал Пирсу коварные задания. Конечно, экзамен он сдал, на нем был галстук, он был мужчиной и гражданином — конечно, он умеет водить! И все же он едва сделал тройной поворот и натолкнулся на поребрик, поворачивая к парковке регистратуры.

Затем пришло время купить собственную машину, и предложила ее опять-таки женщина — соседка излома напротив, особа с резкими чертами лица и очками на цепочке, болтавшейся у ее щек, как бармица. Машина была «скакуном», простая надежная модель для вдов и священников, выкрашенная в нежно-зеленые цвета (полынь и сельдерей), с обтянутыми тканью сиденьями и большим агатовым рулем, как у автобуса. Соседкины сыновья (заметила она из осторожности) купили ей кое-что получше. Газетные объявления предлагали Пирсу только кислотно-зеленую «пиранью», маленькую, будто заводная, и черного «мирмидонянина» с низкими сиденьями, машину для деловых людей (ныне — хромой астматик). Он остановился на «скакуне» после того, как Споффорд (единственный его советчик мужского пола) заглянул под капот. Пирс чувствовал себя богачом — впервые с детства, со времен старого «ремингтона» 22-го калибра[557] и шахматного набора.

На этой машине он начал постигать знаковую систему вождения, незримую прежде, но теперь она являлась ему в облике указаний и загадок. Как же он не замечал раньше, что на каждом повороте дороги стоит желтый ромб, а на нем — черная стрелка, указывающая направление поворота, а под ней — рекомендуемая скорость? Следуя указателям, он ловко направлял машину влево и вправо. Другие водители — «настоящие», как их определял Пирс, — казалось, не нуждались в подсказках; и он всегда чувствовал их за спиной, нетерпеливых, поторапливающих.

— Что ты так ползешь? — спрашивала Роз. — За тобой уже очередь выстроилась.

— Я еду с предельной разрешенной скоростью, — отвечал Пирс. — Поэтому ничего я не ползу.

— Ах, с предельной разрешенной, — протянула Роз. — Но это же только рекомендация.

Он не садился за руль ее «гадюки», в которой они еле помешались, а днище машины чуть не скребло по дорожному покрытию (он ясно представлял этот малый зазор), переключение же передач оставалось для него мистериальной тайной. Мистериальной в старинном, специальном смысле слова: тайны торговли и ведения дел, секреты мастерства, скрытые в стенах гильдии. Для Пирса (он думал, что немногие согласятся с его точкой зрения, а может, и совсем никто) вождение машины представлялось женской мистерией.

— Нет, ну это же легко, — говорила Роз, свободно положив руку на маленький дрожащий рычаг: они остановились на светофоре. — На самом деле, это дает тебе гораздо больше власти; просто здорово. Если сначала что не получится, не расстраивайся. Потом все будешь автоматически делать.

Когда Пирс вел свою машину (редко на дорогах шире чем в две полосы, а в городе — так и вовсе никогда), она лучилась скрытыми возможностями: он опускал стекла, включал радио и слушал музыку тех времен, когда «скакун» был молод, грел на солнышке локоть, отважно управляя одной рукой. Только однажды на него напал жуткий страх: да ведь он же один в машине, на водительском сиденье, он сам рулит!

По горному склону, прочь от города, вдоль реки, сентябрьским днем; сиденья, покрытые пластиковыми чехлами, горячи, а воздух, свободно влетающий сквозь четыре больших окна, — холоден.

— Еще раз прочитай, что там, — попросил он сидящую рядом Роз.

— Литлвилл, — ответила Роз, даже не взглянув на записку, которая лежала на коленях. — Первый поворот налево после заправки. Еще ехать и ехать.

Пирс не путался и не терялся в пространстве, находясь за рулем. Получение прав совпало для него с кризисом, который могло разрешить только современное средство передвижения: Пирсу предстояло найти новый дом.

— Гляди в оба, — сказал он.

— Вот только не надо, — поморщилась Роз. — Ненавижу это выражение.

Владелец дома в Блэкбери-откосе, где жил Пирс, решил превратить свои владения в кафе и ремесленные лавки. Пирс думал, что вскоре в городе никто жить не будет, останутся только фасады, а все, что за ними, — на распродаже. Через месяц Пирсу предстояло съехать, а в городе он ничего подходящего не нашел. Только чудовищный, обитый сосновыми панелями «люкс» над вонючей кухней в «Дырке от пончика». Милое местечко для самоубийства, сказал он тогда Роз. Почему бы не поискать подальше от города? — ответила она; то же сказала и Роузи. Теперь, когда у него есть машина, он может жить где угодно.

— Первый налево, — ткнул пальцем Пирс.

— Пирс, этот — направо.

— А, точно!

Пирсу был хорошо знаком сон о Нахождении Квартиры, о переезде в более или менее достойные жилища, об укорененности и новом начале. Новое обиталище (его размеры и сущность постоянно менялись по мере обживания) всегда оказывалось со странностями: дармовая еда навалом, какая-то мерзость в ящиках, десятки отдельных комодов.

— Во-от, — сказала Роз. — Литлвилл, первый налево.

Литлвилл лежал вдоль Блэкбери в нескольких милях северней Откоса: городок без центра, если не принимать во внимание почту — странное здание из дикого камня — и баптистскую церковь, увеличенную копию домика из набора игрушечной железной дороги. Коттедж, который Пирс высмотрел в объявлениях «Дальвидского глашатая», вроде бы находится на территории большого владения. Этот, наверное. Пирс осторожно проехал между двумя каменными столбами ворот, похожими на въезды в Аркадии.

— Ух ты, — выдохнула Роз.

Подъездная аллея вела вверх, через поля некошеной травы, высокой и налитой, как пшеница, к большому оштукатуренному дому лимонного цвета. Коттедж глядел дружелюбно: закругленные карнизы, колпаки дымоходов, окна, густо украшенные лепниной.

— Вот это точно он, — сказал Пирс.

— Винтергальтер, — прочитала Роз на табличке, сделанной в виде двух симметричных шотландских терьеров.

Пирс оставил машину рядом с золотым яхтоподобным седаном, и они пошли к ближайшей двери, которую при их приближении открыл глубокий старик, гораздо ниже их ростом. В руке он держал серебряный револьвер, секунду спустя превратившийся в съемную насадку для садового шланга, только в форме револьвера.

— Да, — сказал он. — Дом все еще сдается. Зайдите на минутку.

Они прошли за ним. Старик поставил насадку на радиатор прямо у двери (позднее Пирс вспомнит «револьвер» как символ грядущих испытаний, уже для него заготовленных, но тогда ему все будет казаться знаками, рассудок примется находить их повсюду). Прошли в большую кухню, где царил кислый запах.

Мистер Винтергальтер говорил «мы», что предполагало наличие некой миссис Винтергальтер, командовавшей бесчисленными горшками и сковородами, что были развешаны на крючках, всей деревянной утварью, словно вытащенной из гробниц.

— Мы дом не задорого сдаем, — сказал старик, — и вот почему. Зимой мы собираемся во Флориду. Надоели эти холода. Тут кой за чем приглядывать надо — несложно совсем, — и хорошо знать, что здесь кто-то живет.

Он открыл дверцу шкафчика. На внутренней ее стороне бряцали десятки связок ключей. Мистер Винтергальтер выбрал одну, с древней отмычкой и тусклым латунным ключом от автоматического замка.

— Сейчас объясню, что и как, — произнес он при этом.

— А, ну конечно.

— Идемте сюда.

Старик провел их через кухонную дверь на парковку, где бок о бок стояли его и Пирсова машины.

— Маловата для двоих, — сказал он, обернувшись.

— Я на ней не… — пробормотала Роз.

— Просто решила прокатиться, — добавил Пирс. Мистер Винтергальтер, казалось, некоторое время изучал их, причем придирчиво, а может, это была всего лишь задержанная реакция: информация медленно добиралась до его сознания по древним каналам.

Хозяин загнал их в свою машину и сел за руль — один из числа стариков, с которыми Пирс спознался на дороге: такие, как он, утопают в салонах огромных автомобилей, едва выглядывают из-за приборной доски, продвигаются с динозавровой неспешностью.

— Кое-что объяснить нужно, — сказал мистер Винтергальтер. Он тронулся вниз по той же дороге, свернул налево, проехал дальше — небольшой вояж через луга, к полосе деревьев.

— Мы и правда у реки, — сказала Роз.

— А как же.

Домик был низкий, кряжистый, в такой же лимонной штукатурке, как и главное здание, чуть не впритык к темной линейке деревьев; явно здесь прежде жила прислуга. Мистер Винтергальтер остановился у входа, Пирс вышел.

Он знал это место.

— Слушай, — проговорила Роз.

Она стояла рядом. Неподалеку журчала и плескалась река — ее даже видно сквозь деревья и вольные заросли прибрежья. Пирс обернулся к зеленому склону; сквозь обсадистую сирень проглядывали трубы и крыша домика.

А с другой стороны коттеджа, он знал, была крытая веранда и узкая тропинка вниз, мимо сосен, к причалу, тому самому, где он привязывал лодку. Господи боже мой.

Мистер Винтергальтер, долго провозившись с замком, повернул отмычку в скважине и распахнул дверь.

— В прошлом году, — сказал он, — здесь никого не было. Так что здесь немного…

Старик отступил, обводя комнату рукой, похожей на птичью лапу.

Все наоборот: день вместо ночи, приглашение вместо взлома, но это лишь обострило воспоминания Пирса: как он вошел, как глядел на ночные лужайки. На полу комнаты ромбами лежал лунный свет — тогда, солнечный — теперь. Пирс обернулся к Роз: она тоже замерла, слегка приоткрыв рот, словно перед ее глазами была не одна лишь комната, но и скрытая сторона вещей; впрочем, она нередко так выглядит, да к тому же ни одного заговорщицкого взгляда. Неужели она все еще не вспомнила?

— Гостиная, — сказал проводник. — Эта мебель — пожалуйста, пользуйтесь.

В угол уткнулся свернутый коврик — точь-в-точь труп. Ну и ну, из всех домов — этот.

— Кухня.

— Ага.

— Вы-то сами готовите? У меня брат — шеф-повар. Столовая.

— Готовлю? Да, иногда.