Рождественский пирог

Глава первая

Поверьте мне, тот, кому не приходилось ездить в переполненном вагоне с мастурбирующей обезьянкой, не знает истинного значения слова «неловкость». И хотя Джики был скрыт от посторонних глаз в плетеной кошачьей корзинке, все равно сквозь редкие прутики дверцы было отлично видно, как он предается своему любимому, если не сказать единственному, занятию.

Пожилые дамы и дети с ласковым воркованием заглядывали в корзинку, но, сообразив, чем он там развлекается, поспешно отворачивались, кто брезгливо, а кто хихикая — все зависело от возраста и характера. После этого я в сто пятидесятый раз выслушивала, как жестоко, а то и вовсе противозаконно держать таких животных в неволе. У меня уже просто не осталось сил объяснять, что я везу Джики в обезьяний питомник, и потому я лишь согласно кивала в ответ, кидая на Джики злобные взгляды и мысленно приказывая ему прекратить наконец позорить меня.

Вчера вечером, пока я готовила себе ужин, Джики, устроившийся у меня на плечах, словно живой меховой воротник, экзотичность которого наверняка одобрила бы только Анна Винтур[1], украл со стола анчоус и выплюнул его со стрекотом, полным негодования и отвращения. Я рассмеялась и подумала, что мне будет не хватать сорванца, хоть он и прожил у меня всего неделю. Это был красивый зверек, черный, с пушистым хвостом и с белыми бровками, которые придавали его мордочке выражение постоянного удивления.

В том, что обезьянка оказалась у меня, и в том, что именно мне предстояло доставить ее в питомник, был повинен мой шеф и близкий друг Дэйви.

За неделю до Рождества Дэйви настоял, чтобы мы вместе поужинали в его клубе. Он ни за что не назвал бы эту вылазку «корпоративной вечеринкой» или еще каким-нибудь вульгарным словом, но, по сути, так оно и было. Дэйви — владелец небольшого антикварного магазинчика. Поначалу это была обычная книжная лавка, где заодно продавались дорогие блокноты ручной работы из Флоренции и ручки «Монблан». Но потом Дэйви увлекся предметами искусства из Таиланда, Китая, Японии и резными деревянными фигурками из Индонезии. И постепенно магазин приобрел черты своего хозяина — эксцентричность, безалаберность и очарование.

Торговля, особенно в последнее время, шла неплохо, но никаких сверхприбылей магазин, разумеется, не приносил. И, как я бестактно заметила, спрос на наши товары, вероятно, был обусловлен предпраздничной лихорадкой, а вовсе не внезапно проснувшейся у лондонцев тягой к экзотическому искусству.

— Ну спасибо, Поппи, — съязвил Дэйви. — У тебя просто талант поднимать настроение.

Я в ответ пробурчала, что вполне могу и ошибаться, после чего он предложил поужинать вместе. Итак, мы отправились в Сохо; мне, как всегда, не терпелось взглянуть на жизнь Дэйви вне стен магазина.

Я работала у него уже три года, и мы с самого начала стали добрыми друзьями, несмотря на то что между начальником и подчиненным трения, как правило, неизбежны. Дэйви высокий и привлекательный, с покладистым характером и хорошим чувством юмора. Гей, естественно. Похоже, все мужчины, которые сочетают в себе эти качества, — геи. Раз или два в неделю мы ужинали у кого-нибудь из нас, и, как правило, все заканчивалось тем, что мы напивались и хохотали до колик в животе.

Когда я пришла устраиваться к нему на работу, мы сразу друг другу понравились, хотя нас и разделяет социальная пропасть. Дэйви учился в престижном Итоне (но обожает преуменьшать свои академические достижения), а я с грехом пополам окончила обычный колледж в Суффолке.

Живет Дэйви в Челси, в квартире, принадлежащей его сумасшедшему семейству, которое свило фамильное гнездо где-то в Корнуолле. Он много и охотно рассказывал о своих родственниках, и чем больше я о них узнавала, тем более странными они мне казались. Я не стеснялась выспрашивать подробности и только дивилась их чудачествам. Последняя новость, которую мы тогда обсуждали, касалась мудреного завещания, составленного его родителями. Завещание они написали во время путешествия по Нилу, когда в очередной раз наведались в Египет, чтобы прикупить диковинных штуковин для своей коллекции. Подробности завещания мне неизвестны, но Дэйви сильно переживает по поводу этого документа…

Витрины в Сохо празднично сияли в холодном вечернем сумраке. Куда ни глянь, повсюду фонарики и мишура.

— Декорации для невзыскательных масс, — осуждающе фыркнул Дэйви. — Жуткая пошлость.

Я рассмеялась, потому что знала — он просто поддерживает свою репутацию. Ничего иного Дэйви сказать и не мог.

Лондонские улицы были полны народу. Люди с напряженными и взволнованными лицами предавались предпраздничной лихорадке. Охотясь за подарками, они перебегали из магазина в магазин, съежившись от холода, сгорбившись под тяжестью сумок, не выпуская из рук кредиток. А на кредитках в самый неподходящий момент кончались деньги, и разъяренные кассирши кромсали их в клочки.

Как ни странно, раньше мне не доводилось бывать в клубе Дэйви, и я, сраженная внезапной догадкой, нервно схватила Дэйви за рукав кашемирового пальто:

— Стой, Дэйви. Слушай, а этот твой клуб, в нем случайно не практикуется мужской стриптиз или что-то в этом роде?

— Ну что ты выдумываешь! Тут же не Бангкок какой-нибудь! — расхохотался он. — Нет, ничего подобного там нет. Это просто клуб, где люди едят и пьют. Никаких ужасов. Пошли, все будет нормально.

Мне бы его уверенность. У меня, куда бы я ни пошла, никогда и ничего не бывает нормально, не вписываюсь я в окружающую действительность. Или слишком стара, или слишком молода, слишком тоща, слишком жирна, не того пола, не того класса. В чем тут загвоздка? Если бы я родилась лет двести назад в богатом семействе, с родовым поместьем где-нибудь в окрестностях Бата, вот тогда бы у меня в жизни все шло как надо. Я бы ничем не отличалась от остальной публики и как все принимала бы целебные ванны и разъезжала в экипажах. А вот современная жизнь меня почему-то беспрестанно сбивает с толку.

Я не замужем и не разведена, шансы на замужество в моем возрасте нулевые, толпы эксцентричных друзей или интересных родственников вокруг меня не тусуются. Из родных у меня есть только родители — обычная, не слишком спортивная и не помешанная на чтении пара из Ипсвича. Они удочерили меня в младенчестве, честно рассказали мне об этом в раннем детстве, и отчего-то у меня так и не возникло с ними душевной близости. Конечно, в юности я втайне надеялась, что мои настоящие родители — бродячие цыгане или наследники династии Романовых, но, повзрослев, выкинула из головы всю эту чепуху. Ну или почти выкинула. Я поняла, что моя мать, скорее всего, была перепуганной юной девушкой, не знавшей, что делать с ребенком, а потому отдавшей меня на удочерение.

Я успела поработать в разных местах, и нигде от меня не требовалось ни особых талантов, ни глубоких познаний, да и платили всюду соответственно — очень мало. Зато у меня имелось одно преимущество: я не страдала гастритами от постоянного страха перед грядущим сокращением штатов и не мучилась бессонницей перед церемонией вручения «Оскара». Боже, какая скучная у меня жизнь, подумала я, и, надо сказать, мысль эта посетила меня далеко не впервые.

Мои размышления прервал Дэйви:

— Поппи, дорогая, не переживай ты так.

И он весело потянул меня за собой.

Я поняла, что какое-то время стою столбом, погруженная в свои мысли. Говорят, это началось у меня еще в детстве: я могла задуматься и как вкопанная встать посреди улицы. Именно так, грезя о чем-то своем, я благополучно отбыла срок заключения в тюрьме под названием средняя школа.

Дэйви пропихнул меня во вращающуюся дверь, и я с облегчением обнаружила, что заведение совсем нестрашное, хотя и не шибко уютное. Неуютность сводилась к тому, что все посетители были красивы и уверены в себе. Впрочем, и причин для того, чтобы бежать куда глаза глядят, тоже не было. Дэйви тут явно хорошо знали, с ним то и дело здоровались. Он подтолкнул меня к пустому столику и вскоре уже наливал белое вино в мой бокал, попутно изучая меню.

— А почему это считается клубом? — спросила я.

Мне же невдомек, что у богатого населения Лондона принято платить членские взносы, прежде чем заказать себе еду с выпивкой. А, ну и конечно, знаменитости должны ходить только в те места, где собираются другие знаменитости. Хотя, как я не преминула заметить Дэйви, единственной знаменитостью тут была модель, известная своими фотографиями топлес на страницах мужского журнала. Сейчас модель, распластавшись на барной стойке, громко выкрикивала чье-то имя.

Кажется, ее звали Бабагануш (псевдоним, видимо, к тому же что-то у этого слова есть общее с баклажанами, но, возможно, я ошибаюсь), и она была совершенно пьяна. Вокруг нее собралось несколько человек, все дружно уговаривали кого-то слезть с потолка. «Джики!» — выкрикивала модель и размахивала бананом. Собрание возбуждалось все больше.

— Ха-ха-ха, да это же обезьяна!

— Боже, вы посмотрите, что она там вытворяет…

Вытянув шею, я увидела, что на самой верхотуре бара сидит маленькая обезьянка. Бармен, забравшись на стойку, медленно тянулся вверх, издавая писклявые возгласы, вероятно надеясь таким образом убедить животное, что он тоже обезьяна, только большая. Обезьянка с интересом наблюдала за ужимками бармена. Потом внезапно спрыгнула ему на голову, оттуда на лампу, по дороге успев выхватить банан из рук красотки. Все вокруг загалдели.

— Черт, да она как метеор!

— Ой, смотрите, что он делает! Ужас…

— Дайте еще бананчик.

— Ой, какой хорошенький.

— Может и разозлиться, между прочим. Все-таки это дикое животное.

— Это же милая обезьянка, а не свирепый тигр.

— Я только хочу сказать, что дикое животное, оно и есть дикое. Это ведь не собачка.

— Я вчера свою забыла в метро.

— Кого, собачку?

— Почему собачку? Сумочку. Мне послышалось, вы сказали «сумочка».

— Где вы ее купили?

— В «Диксонс».

— Там торгуют обезьянами?

Я с изумлением вертела головой. Все эти красавцы и красавицы словно с ума посходили, некоторые выдвигали совершенно абсурдные идеи. Я оглянулась на Дэйви: не ввяжется ли он в эту сюрреалистическую перепалку? Но ему, похоже, и так было весело, так что я снова переключилась на обезьянку. Зверушка с довольным видом взирала на устроенный переполох.

Дэйви вдруг наклонился ко мне поближе, явно собираясь что-то сказать. Вообще-то этого момента я ждала и даже заготовила ответ. Дэйви уже не раз приглашал меня провести Рождество в кругу его семьи, в их фамильном замке «Аббатство». Приглашение следовало каждый год, и каждый год я отказывалась. Мне нравилось слушать веселые истории про странных родственников, но встретиться с членами этой семейки в реальной жизни… Нет, мой личный измеритель страха заклинивало от одной мысли об этом.

Я как раз приводила свои обычные неубедительные аргументы, когда услышала громкий возглас одобрения и почувствовала, как на мои плечи приземлилось что-то горячее и пушистое. От неожиданности я вскочила, опрокинув стул, но обезьянка и не подумала оставить меня в покое, напротив, вцепилась покрепче.