Запретный плод

1

Женя

— Евгения Михайловна, вы слышите меня? — противный голос едва пробивался сквозь гул в голове.

— Конечно! — машинально отвечаю.

— Вам нужно держаться. Вы не волнуйтесь, скоро прибудет ваш дядя.

Какой к черту дядя? Я все ещё удивляюсь этому факту! Мозг сейчас взорвется! Единственные родные умерли. Мама два года назад. Отец накануне. Больше никого! Совсем! Но тут появляется неизвестный дядя, правда двоюродный, который тоже указан в завещании. Потому и сижу сейчас у семейного адвоката, в ожидании неизвестности. Слезы перестали помогать еще на похоронах. Вместо них внутри образовалась тупая озлобленность на весь мир.

— Я не хочу видеть никакого дядю! — вновь заявляю твердо.

— Евгения Михайловна, вы не можете упрямствовать. Вы знаете, он также присутствует в завещание.

— Вот так всегда! Вам не кажется? Жили себе, ни о каких родственниках ни слухом, ни духом, а как только волшебное слово «наследство» всплывает, бац, и нарисовывается родственничек! — с присущей c раннего возраста несдержанностью выдаю я, — Ухожу!!!

— Евгения Михайловна, вы не справедливы и не можете быть так безответственны! — привстала со своего коронного кресла адвокат, — Я ещё раз повторюсь, поскольку ваше мнение довольно субъективно. Ваш дядя, Соболев Дмитрий Владимирович, не по своему хотению летит в штаты. Он довольно занятой и успешный человек. Это последняя воля вашего покойного отца. Пожалуйста, отнеситесь к ней с уважением, — последнюю фразу она произносит почти сквозь стиснутые зубы.

Я её не осуждаю и ничего против довольно милой женщины не имею. Просто все уже на взводе. Два часа как я узнала о наличии пока ещё эфемерного дяди. Два часа как мы ожидаем его в этом кабинете. Сначала Марина Алексеевна вместе со своими двумя помощниками пыталась меня подбодрить и успокоить. Они прекрасно понимали, что я потеряла обоих родителей. Но я никак не могла угомонится, причитая словно старая бабка, и, в конце концов, у помощников закончились хотелки как-либо со мной контактировать, а семейный адвокат еле сдерживала себя, чтобы не нагрубить мне.

— Я хочу, пока еще, к себе домой, — всё же не удержалась я вновь.

— Это важно для вас! Не делайте глупостей! Вам тоже нужно знать содержимое завещания, — устало вздохнула она, усаживаясь обратно в своё кресло.

— Ладно, я в дамскую комнату, скоро буду, — здравомыслие сказанного терялось в насмешливом книксене.

Дима

Как адвокат, я не смог проигнорировать треклятое уведомление и сорвался в грёбаный Лос-А́нджелес. Сейчас захожу в здание, где я должен или подтвердить, или отказаться от опекунства восемнадцатилетней дочери двоюродный брата Михаила. Оно мне надо?! Отказ однозначный!

— Добрый день! Чем могу Вам помочь? — вежливо улыбнулась мне милая девушка секретарь перед кабинетом адвоката.

Я был злой, уставший и у меня на завтрашнее утро было очень важное судебное заседание, на которое пришлось экстренно подготавливать своего помощника. Вернее, помощницу. Девушка умная и толковая, но я привык с делами такой важности разбираться сам. Хотелось поскорее закончить все это и вернуться. Я даже номер в гостинице не бронировал. Высплюсь в самолете.

— Дмитрий Соболев на встречу с Мариной Усаковой.

— Да, конечно. Вас уже ожидают, — профессионализм девушки не позволил ей проявить хоть какую-ту реакцию на моё почти двухчасовое опоздание.

Я сказал, что моя помощница Света умница? Да, это факт! Но дотошная до тошн…, короче, до каламбура речи. Каждую деталь ей нужно уточнять во всех ракурсах. Потому мне и пришлось в аэропорту по прилёту разжевывать ей пережёванные вещи. Это хорошо, однозначно. А ещё даже меня, легенду хладнокровия среди адвокатов страны, выводило из себя. Конечно, узнать об этом или увидеть никому не суждено.

Секретарь встала и только хотела провести меня к кабинету, как нас отвлек молодой ехидный голос, раздавшийся с боку:

— Ну, здравствуй, любимый дядя!

Повернувшись, я увидел молодую девушку, с тощей фигурой, с золотисто — рыжими волосами беспорядочно вьющимися и милым злым личиком. Ее очень красивые зеленые глаза вызывающе смотрели на меня. Первая реакция — сто процентное отторжение. Зачем мне эти проблемы?

— Здравствуй! — спокойно поздоровался в ответ.

Она тоже меня пристально разглядывала. Склонив голову на бок, девушка, прикусив нижнюю губу, выдала сексуальным голосом текст:

— Возраст в самом соку, — ей-богу, она даже облизнулась, — Рост под два метра. Фигура зашибись. Кубики даже сквозь рубашку представляю. Внешность зашкаливает мужской безупречностью. Волосы черные, глаза темно карие, почти чёрные. Ты, дядя, мой идеал! Уже влюбилась! Ну, что пошли слушать последнюю волю отца?! — и она наиграно продефилировала в кабинет Усаковой мимо меня.

Я грустно усмехнулся. За искусственной бравадой скрывалась боль потери, одиночество и неуверенность в завтрашнем дне. Моя убеждённость в принятом решении пошатнулась.

Женя

Итак, мой секси дядя, я и адвокат. Застывших в углах на стульях безмолвных помощников я уже не считаю.

Приговор — я, Соболева Евгения Михайловна… и т.д., вступаю в право наследования на ниже расписанных условиях… Дальше полный трындец: моим опекуном назначается Соболев Дмитрий Владимирович, год рождения… на ниже расписанных условиях…

— Вы, что, с дуба рухнули?! - возмущенно перебила я адвоката, — Мне уже восемнадцать! Зачем мне опекун? Тем более, ему только двадцать восемь лет!

— Такое пожелание Вашего отца. Для вашего же блага.

Давится дальнейшим возмущением мне не позволил вновь безразлично зачитываемый текст. Общий смысл сводился к тому, что до двадцати одного года я целиком и полностью завишу от сидящего рядом незнакомого родственника. Даже не близкого. Всё движимое и недвижимое имущество, все счета, короче, полностью всё, до моего, чёрт-чёрт-чёрт, двадцати одного года находится под единоличным контролем моего дяди. Ну какой он дядя? Максимум старший брат, которого вижу впервые в жизни. И он теперь будет иметь право всё решать за меня. Если я конечно не надумаюсь идти работать. Спасибо, отец, удружил! За что так со мной? Мой отец далеко не бедный, а точнее очень небедный человек. Был! Боюсь посмотреть в сторону и увидеть реакцию родственника на столь обалденно открывающиеся для него возможности. Но всё же не выдерживаю и поворачиваюсь с открытым в изумлении ртом, когда слышу невозмутимое:

— В случаи моего отказа, какие ваши дальнейшие действия?

Марина Алексеевна теряется, но довольно быстро берёт себя в руки и улыбается.

— У меня для вас, Дмитрий Владимирович, письмо от Михаила Павловича, — протягивает ему простой белоснежный конверт, тот не спешит его брать, смотрит слегка нахмурив брови — единственный проблеск недовольства, проявившейся на лице, — Михаил Павлович предусматривал ваш отказ. Вам стоит это прочитать.

Всё же берёт и отходи к панорамному окну. Спиной ко всем присутствующим распечатывает письмо и читает.

Я не понимаю, что происходит.

— А мне письмо? — как-то потеряно спрашиваю.

Марина Алексеевна только сочувственно качает головой. Как так? Мой любящий, всегда заботливый отец не написал мне ни строчки. А этому целое письмо. Вон уже минуту читает! Или мне так кажется! Злость смешалась с обидой. В глазах появились слёзы, которые я дёргано стёрла.

Он наконец-то повернулся ко мне и, слегка прищурив глаза, спокойно сказал:

— В ближайшие три года нам придётся научиться сосуществовать, детка, — лишь на интуитивном уровне в его голосе можно было услышать раздражение и внутри у меня всё оборвалось.