Полынь-ягода

— Не угадал! Я — Матвей Андреев, просто знакомый вашей мамы. Мне нужна помощь.

Глаза у мужчины блуждали, словно существовали отдельно от лица. Он дышал прерывисто. Что-то было в нём отталкивающее. Неприятное. Бонифаций вспомнил, что мама рассказывала о некой группе людей, с которыми она познакомилась на сайте, пытаясь заработать хоть какие-то деньги. И ещё Поти предупреждала Бонифация о неких аферистах, пытающихся завладеть её Кушем. В книгах обычно пишут: незнакомец был плотного телосложения. На нём была шляпа, пальто и кепка. Но перед Бонифацием стоял какой-то неприятный тип без опознавательных знаков. Некая субстанция, сыворотка, кефирная закваска в виде человека. Бонифаций понял, если он закроет дверь, сказав, что мамы нет. Уехала. То начнутся расспросы: куда, зачем, дайте адрес.

— Тогда выйдете на улицу. Сядьте на скамейку, я оденусь, присоединюсь к вам, и мы поговорим, — голос у Бонифация был спокойным. Даже чуть вялым. Это отрезвило Матвея Матвеевича.

— Захватите чертежи!

Бонифаций не стал спрашивать: какие? Для чего? Это было бы глупо. И неверно. С такими, как Андреев надо вести себя сдержанно. И попытаться извлечь хоть какую-нибудь выгоду. Или, по крайней мере, выйти сухим из воды. Из этой мутной жижи, в которую его пытается погрузить эта кефирная масса.

— Понимаете, я всё поставил на кон! — воскликнул Андреев, когда Бонифаций сел рядом на скамейку. Было раннее утро. Осыпались листья. Шуршал ветер. Ничего особенного, обычная среднестатистическая сентябрьская погода.

— А-а…ну и что? — кивнул Бонифаций, позёвывая.

— Вы молоды, и вам не понять! А у меня семья! — Матвей Матвеевич то и дело срывался на крик. — Я встретил вашу маму на презентации её разработок в кафе. Один старичок купил её Куш и излечился. Ещё многим людям, кто занимался этой практикой, полегчало. Я выпросил у старика Куш на время, потому что ваша мама наотрез отказалась изготавливать эти приборы, аргументируя тем, что это незаконно, ибо не утверждено в Минздраве Мы с моей женой и приятелем Евгением — инженеры! Кое-что понимаем в технике. Мы разобрали прибор, составили схемы. Купили оборудование, сняли помещение. Изготовили около десятка опытных образцов, сделали рекламу. Продали. Но, увы, люди стали жаловаться на то, что Куш — это пустышка! Стали угрожать судом. Нас вот-вот повяжут…

— А причём тут я? — Бонифаций пожал плечами.

— Где ваша мама? — Матвей Матвеевич схватился за голову, затем вскочил на ноги и вцепился Бонифацию в куртку. — Я готов отдать любые деньги! Любые! Скажите, где она?

Двадцати четырёх летний юноша понял: тут одной улыбкой не отделаешься. Тут нужны радикальные меры. Бонифаций оттолкнул Матвея Матвеевича:

— Мамы пока нет.

— Где она?

Бонифаций махнул рукой, очерчивая ладонью круг над головой, заводя глаза и хмыкая носом.

— Она больна?

— Вроде того, — кивнул Бонифаций. — Но это не совсем болезнь. Там нечто иное.

— Она в психушке? — выпалил Матвей Матвеевич.

— Ну…

— Я так и знал! Она мне сразу показалась невменяемой! Но отчего же первоначально Куш помог некоторым людям?

— Совпадение. Ну, молитвы там…знахари. Обереги. — Бонифаций снова неопределённо махнул рукой. — Тем более Минздрав и прочие инстанции отказали.

— Дайте мне чертежи! Они у вас с собой?

— Ну…просто так я вам ничего не дам, — Бонифаций упрямо поджал губы.

— Сколько? — Матвей Матвеевич сунул руку в карман.

— Вы же сказали, что у вас ничего нет. Что вы всё поставили на кон…

Бонифаций давно хотел приобрести машину. Пусть подержанную. Пусть «Калину». Денег у него особо не водилось, Бонифаций содержал свою девушку Лилю, подрабатывал в баре, ночью дежурил на вахте.

Матвей Матвеевич молча достал пачку купюр. Это была тоненькая такая пачечка пятитысячных.

— Давайте чертежи этого Куша.

— Нате, — Бонифаций с готовностью первоклассника протянул три папки, которые Поти оставила в шкафу. — Здесь всё, что было. В первой папке изначальная версия. Во второй доработанная и в третей окончательная. Там есть подробное описание. Чертежи. Планы. Последовательность сборки. Надеюсь, теперь вы отстанете от нас?

— Отстанем!

— Тем более, мама вообще бросила все занятия. И у неё, по слухам, отказала память. Ну, там всякое такое…Да и возраст! И переживания. Словом, склероз! Она и меня-то с трудом узнаёт. А теперь к ней вообще не пускают! — нагло соврал Бонифаций. А сам подумал: «То же мне, гиперболоид инженера, как там его, Гарри. Говорящая голова Доуля…»

Бонифаций не считая положил деньги в карман куртки. Матвей Матвеевич, не вставая со скамейки, стал перелистывать папки. «Ах, вот оно что! Соединение. Видимо, дело в нём! И ещё вот тут какие-то штрихи…ах, да слева надо было сделать напайку…»

«Ни припайки, ни впайки тебе, гад, не помогут! — подумал Бонифаций. — Тюрьма таких только может исправить да могила!»

Так и случилось. Через пару месяцев всю группу, именуемую себя «Роза-7» привлекли к суду за мошенничество.

— Боня! Ты — умничка! — воскликнула Юлия Владимировна Росинская, узнав, как ловко Бонифаций провёл Андреева и всю его «Розу-7». — Да какая это роза? Чертополох поганый!

— Всем дали от семи лет…но они выйдут и начнут мстить…

— К этому моменту ты уже купишь дачу в Испании! — улыбнулась Росинская. Голос её по телефону звучал, как музыка. — Бонифаций! Это победа. Это месть за мою испоганенную карьеру. И это закон бумеранга в действии!

ПИСЬМО ПЯТОЕ

Бонифаций, мальчик мой…

Дитятко моё, куколка, зайчик…пишу для тебя эту книгу исцеления! Как правильно, как верно, на моих голосах! Но это будет полуправдой, ибо всю правду выложишь, а она становится меньше от сказанного. Становится каплей. Она скукоживается до малых размеров, как шагреневая кожа. Кожа кож. Но само понятие исцеления — оно цельно, н может от капли зачатое, вырасти.

Итак, берём провода. Проволоку медную. Генератор синуса. Трансформатор. Преобразователь переменного тока. А ещё статика. И…о. О! то самое, что делает целебное целебным. Тяжёлое тяжёлым. Светлое светлым. Я всё пропускаю через себя. Тонкую пластинку я кладу на своё пульс.

Я его снова ищу. Ищу в людях, в каплях дождя. В снеге. В факте рождения. Когда начинает болеть поясница, ноет живот, крошатся миры. И в этот момент надо найти то, что есть основное для вселенной. Прибор для исцеления. Я тогда очень болела. Нуждалась в поддержке. Но меня предал любимый. Предала подруга. Но им обоим было хорошо вдвоём. Ей и ему. Они исцелились от одиночества. Они спали, дера между совими етлами мою книгу исцеления. Она была потоком воздуха. Она была в ягодичных впадинах и выпуклостях. Она была между их рёбрами, между ключицами, между их животами. Она уплотнялась в паху. Она выплёскивалась из них и падала в пропасть.

Я бы могла исцелить многих. Но иные, другие были неизлечимо больны. Жадностью. Эгоизмом. Себялюбием. Таким книга исцеления не нужна. Точнее для таких, она бесполезна. Даже если это мои близкие люди. Галя и Донж. Ближе их только ты! Бонифаций! Пройдёт время, и ты поймёшь, как любила. Любила один раз, но так, что нашёлся способ исцелять людей.

И вот мой главный секрет: Это та самая кроха, добавка, довесок. Но именно он делает белое белым. Чёрное чёрным. А лечение исцелением. Изобретатель не должен быть в момент сборки Куша больным. Нет, разговор идёт не о температуре, насморке, чихании, кашле. А о том, чтобы внутри было — свежо, чисто, румяно. Я имею в виду внутри сердца. Потому что пульс собьётся. И будет выдавать погрешность. Самую махонькую. Но будет. И тем самым реализация процесса на лицо. Это не учёл Матвей Матвеевич. Он занимался механической сборкой. Купил площадь под цех. Линию под сборку генератора тока. Приобрёл катушки. Но ни один прибор им собранный не имел той степени резонанса, которая требуется данному конкретному человеку. Это называется — не вложил душу. Нет, отчасти его Куши целебные. Им требуется лишь подбор хорошего здорового тела для начала. То есть надо перед тем, как врубить выключатель, подобрать по частотам от триста четырнадцати до тысячи.

Я люблю больше всего торы.

Их забавные кругляшки. Помнишь, в детстве у тебя были такие? Разноцветные пластмассовые побрякушки? Сыночек, а помнишь, как мы ходили в парк, кормить уточек белым хлебом?

А помнишь, как ты сам пошёл и записался на танцы?

А помнишь, как я застала тебя за курением сигарет?

И как ты выкурил первую травку?

А я не заметила.

И лишь потом, когда ты впервые был задержан в милиции с огромными расширенными зрачками, я поняла, в чём дело.

И вот тогда я начала изобретать свой Куш. Он был не больших размеров, работал на батарейках. И я тебе его подкладывала под матрас до тех пока, ты не бросил курить.

Второй мой Куш не принёс мне радости.

Он не умеет возвращать людей. Он умеет лишь лечить. Остальное ему не ведомо, как прощение, покаяние. Ибо это не материально телесные субстанции.

Ещё один Куш я продала, потому что хотела самоутвердиться.

А вот четвёртый, самый точный, гениальный, продуманный находится всегда с мной. Что тебе рассказать о Тюмени? Сынок, я беременна. Нет, это не непорочное зачатие. Это просто факт. Отец твоей будущей сестры…

Ой, подожди, звонят в дверь. Наверно, соседка. Это милая старушка. Она часто просит меня сходить в магазин за хлебом. Она одинокая. И я ей помогаю. Она очень похожа на мою маму.

Но манеры разные: мама иногда меня колотила по голове. А я никогда… тебя ни разу не отлупила. И сестру твою тоже не стану. Соседку зовут баба Катя. И ещё расскажу немного о Донже. Я его любила когда-то…

Вот и всё.