Рождественский пирог

Глава седьмая

Несколько секунд мне отчаянно хотелось провалиться сквозь землю, но Эдвард и Джокаста повели себя очень деликатно. Дэйви же от смеха буквально согнулся пополам, так что ему даже пришлось присесть на краешек постели, дабы ослабевшей рукой утереть слезы.

— Честное слово, Поппи, подозреваю, ты специально поджидала моего возвращения из церкви. Я прибыл, преисполненный святости, еще не успев отойти от возвышенной беседы с епископом. Хорошо хоть мы его святейшество не привели с собой! Так и вижу статью в приходской газете…

Я еще глубже зарылась головой в подушки и услышала голос Джокасты:

— Ну-ка, Дэйви, довольно! Бедняжке и так плохо. Пошел бы ты лучше с Эдвардом вниз и принес нам всем чего-нибудь выпить. Ступайте.

Послышались удаляющиеся шаги. Через мгновение к постели приблизилась Джокаста. Алекс подвинулся, давая ей место. Я искоса взглянула на нее и с радостью убедилась, что выглядит Джокаста в точности так, как я ее себе и представляла. Мне сразу стало легче. Знаете, бывает, до знакомства с человеком уже имеешь о нем представление, а потом при личной встрече разочаровываешься. Так вот, это совсем не тот случай.

Джокаста была высокой, седовласой, с ярко-синими, широко расставленными глазами на загорелом обветренном лице. Одета она была, мягко говоря, неординарно: штаны из овечьей шкуры, переплетенные кожаными ремнями, и подобие камзола, опять же из овчины, а в ушах покачивались длинные этнические серьги. Да, наряд, конечно, странноватый, но на ней он почему-то выглядел стильно.

— Так, Поппи, дайте-ка я взгляну. Я раньше работала медсестрой, так что вы в надежных руках…

— Мам! Ты никогда в жизни не работала медсестрой! — возмутился Алекс.

— Да, сынок, ты прав. Однако я сочла, что это успокоит Поппи, а ты все испортил. Что же делать? Может, попросить Тома вытащить стекло? Он прекрасно лечит овец, когда те начинают хромать, — задумчиво сказала Джокаста. — Хотя это, конечно, не совсем одно и то же.

— Пожалуйста, не надо, — взмолилась я. — Я не вынесу такого позора — мне и так ужасно стыдно. Алекс, попробуй ты еще раз. Тяни сильнее!

— Подождите, пока принесут бренди. Нам всем нужно хлебнуть для храбрости, — порекомендовала Джокаста. — И знаете, Поппи, я все равно очень рада с вами познакомиться. Дэйви столько о вас рассказывал, хорошо, что вы приехали.

Я хихикнула, но тут же скорчилась от боли. Какая Джокаста милая и до чего же смешно врет.

— Мне очень, очень неловко, простите, — начала я, но величественный жест унизанной кольцами руки прервал мои слова.

— Ой! А кто это в корзинке — обезьяна?! — восторженно воскликнула Джокаста.

Пришлось рассказать о том, как Джики оказался у меня, и о том, что Дэйви должен отвезти нас в питомник, хотя Алекс уже слышал эту историю.

Джокаста присела на корточки перед корзинкой, что-то приговаривая вполголоса и поглаживая Джики сквозь прутья.

— Как же я вам завидую! Нам с Эдвардом на свадьбу подарили беличью обезьянку, есть такая порода — саймири, но моя мама заставила нас отказаться от подарка. Она сказала, что эти зверьки любят вытворять всякие непристойности, сидя на полке.

— И не только на полке, — многозначительно добавила я.

Она рассмеялась, потом прикрикнула, чтобы ее муж и сын поторопились подняться к нам с бокалами:

— Мы с Поппи тут фактически умираем от шока, не говоря уже о потере крови и зависти к обезьяньему роду! — Она повернулась к Алексу: — И что они там так долго?

Послышались шаги, и появились Дэйви с Эдвардом. Они несли поднос с запотевшей бутылкой шампанского и высокими бокалами.

Эдвард был точной копией Дэйви, только лет на сорок постарше. Одет безупречно, волосы светлые. Голос у него был сиплый, его явно смущала вся эта история.

— Придержите-ка коней, — объявил он. — Вступает кавалерия. Мы решили, что не грех распечатать бутылочку «Вдовы», на дворе Рождество как-никак.

Он поставил поднос на столик рядом с кроватью, старательно избегая смотреть на мой зад.

— Сокровище ты мое. Как всегда все предусмотрел, — с обожанием сказала Джокаста.

После некоторой возни шампанское откупорили и разлили по бокалам. Дэйви начал расспрашивать Алекса о Париже, в то время как Джокаста с Эдвардом перемывали косточки епископу. («Но, милый, я уверена, что зубы у него вставные».)

Можете считать меня занудой, но мне было неловко. Похоже, все очень быстро освоились с моим постыдным положением, и мне пришлось жалостливо застонать, дабы привлечь внимание к своему несчастью.

— Алекс, пожалуйста, попробуй еще раз. Мне правда очень-очень больно.

Стентоны, устыдившись, что стоят у одра страдалицы и как ни в чем не бывало попивают шампанское, засуетились.

Решено было, что Алекс изо всех сил потянет застрявшее стекло, а Джокаста постарается остановить поток крови. Алекс собрался было с духом, еще разок приложившись к шампанскому, как Джокаста сказала:

— Подождите-ка. Поппи, сожми покрепче зубы, а если не поможет — а не поможет точно, — матерись что есть мочи. И забудь всю эту ерунду про правильное дыхание. Я пробовала во время родов — толку никакого. Ничего нет лучше грязного словца от души, сильного обезболивающего и толпы любящих родственников. Так, готова?

Я кивнула, и Алекс занял исходную позицию.

Когда Алекс победоносно вскинул пинцет с осколком, грянули аплодисменты, потом Джокаста промокнула рану чем-то едким, шмякнула сверху кусок ваты и прилепила пластырь. Мне удалось воздержаться от грязной ругани, хотя боль была нещадная. А уж с каким облегчением я наконец одернула свою ночную рубашку, и описать невозможно. Я закуталась в шаль и попробовала сесть, но едва снова не заорала от боли.

— Джокаста, кажется, у тебя была специальная надувная подушка, надо бы найти ее для Поппи, — предложил Эдвард.

— Да, была где-то. Знаешь, Алекс, когда я тебя родила, у меня случился ужасный геморрой. Интересно, где подушка? — Джокаста поставила бокал с явным намерением тотчас обыскать все «Аббатство».

Я поймала взгляд Дэйви и беззвучно попросила его прекратить эти разговоры.

— Думаю, нам стоит удалиться и оставить пациентку наедине с ее пострадавшим чувством собственного достоинства.

Я благодарно улыбнулась ему, и вскоре все уже желали друг другу веселого Рождества и спокойной ночи. Эдвард поднял пустую бутылку из-под шампанского и виновато заметил:

— Мы совсем забыли про Табиту!

— Но ты же знаешь, она все равно не пьет, — ответила Джокаста, наклоняясь ко мне, чтобы поцеловать на прощанье. — Дорогая, а сейчас выпей снотворного, иначе ты промучаешься всю ночь. Если что-то будет нужно, позови меня, хорошо?

Я еще раз поблагодарила и послушно проглотила предложенную таблетку.

Дэйви наклонился поцеловать меня и прошептал:

— Потрясающая прическа. Просто обалдеть. Ты точно хочешь остаться одна?

Я уверила его, что так лучше всего, и они с Алексом направились к дверям.

На пороге Алекс с улыбкой обернулся:

— Спокойной ночи, Поппи. Приятно было познакомиться, уж поверь! Спи спокойно.

Опять все сорвалось, мрачно подумала я. Джокаста в коридоре что-то говорила про столбняк: якобы мне нужно пить побольше красного вина, потому что в нем полно железа.

Их милая глупая болтовня стихла, с шумом захлопали двери, заурчали древние водопроводные трубы, и «Аббатство» погрузилось в сон.

Я поворочалась в постели, пытаясь устроиться поудобнее. Надо бы выпустить Джики из корзины, чтобы он хоть немного меня согрел, но двигаться было больно и лень. Вскоре мне показалось, что у меня жар, но, протянув руку к старой батарее, я ощутила тепло. Очень по-стентоновски — включить отопление в час ночи.

Проснулась я всего один раз, как мне показалось, от негромкого хлопка. Может, дверь скрипнула просто от сквозняка, а может, Алекс приходил ко мне на свидание, но услышал, как я храплю, и передумал. Черт. Джики возбужденно верещал в своей корзине, так что вполне возможно, кто-то и заходил. Я выпустила его из корзины, и он тут же запрыгнул ко мне на кровать. Уже сквозь дрему до меня донесся странный звук, вроде бы из сада. Шуршание. Как будто кто-то копал яму.

Солнце уже вовсю светило сквозь ветхие портьеры, когда я открыла глаза. Некоторое время я лежала неподвижно, вспоминая, где нахожусь и что произошло накануне вечером. А произошло столько всего… Но это было вчера, а сегодня — Рождество. И хотя рождественское утро давно уже не приводило меня в трепет, на душе все равно было радостно, как в детстве, когда у изголовья кровати обнаружишь носок, набитый подарками. Я села и зевнула. Господи, да у кровати и впрямь висел носок! Дело рук Дэйви, несомненно. Я хрюкнула от восторга и схватила носок. Он был полон всяческих девичьих радостей. Лак для ногтей, карамельки, шоколадные медальки, пара пушистых перчаток безумного розового цвета, орешки, китайские палочки, набор накладных ногтей и, конечно же, мандарин.

— Не мужчина, а просто подарок судьбы, — сказала я Джики, отдавая ему мандарин.

Я вылезла из постели и отдернула шторы. Из окна открывался вид на двор перед «Аббатством», длинная дорога убегала под откос. Вдоль нее теснились голые деревья, а за ними виднелась лужайка, усеянная клочками кустарника и многочисленными скульптурами. Присмотревшись к одной из них, я заметила, что это надгробие, на его верхушке примостился каменный дракон и вокруг — поросшая мхом стена. Боже. Я-то думала, что могилы должны быть на какой-нибудь освященной земле, но, возможно, в Корнуолле свои порядки на этот счет.

Я бы не удивилась, узнав, что Стентоны хоронят членов своего семейства прямо там, где они падают замертво. Возле надгробия виднелась кучка свежей земли, так что, видимо, кто-то и в самом деле копался тут ночью.

Я осторожно потрогала рану. Она до сих пор саднила. Интересно, а можно ли мне принять ванну? Я посмотрела на часы. Когда прилично спуститься вниз? С одной стороны, мне не хотелось, чтобы все подумали, будто я слоняюсь по столовой в ожидании завтрака, но выглядеть соней, возможно, еще хуже.

Знаете, когда гостишь у чужих людей, ни за что не догадаешься, как себя нужно вести: то, что нормально и вполне естественно для тебя, им может показаться абсурдным и чудовищным. Просишь, например, на завтрак овсянку или рыбу, а они на тебя косятся неодобрительно и чинно похрустывают галетами, запивая их лимонным соком. Может, найти комнату Дэйви? Или не стоит? Обычно у меня туго с ориентацией на местности, а уж в «Аббатстве» я и подавно заблужусь. Я снова выглянула в окно. Небо было бледно-голубым, а на траве все еще сверкал иней.

Я умылась и раздумывала, что бы мне такое надеть — теплое, стильное, праздничное и одновременно сексуальное, — как в дверь постучали.

— Входите! С Рождеством! — пропела я, запахиваясь в шаль. Исполнять на бис вчерашний номер с оголенной плотью я не собиралась.

В комнату вошел Дэйви в роскошном халате. Я сообщила, что в этом одеянии он похож на Шерлока Холмса. Ужасно довольный, Дэйви согласился, что «тряпица и впрямь недурна».

— Я спозаранку на ногах и неплохо потрудился, так что заслуживаю небольшого поощрения.

Я с сомнением посмотрела на него. Потрудился? Над чем?