Рождественский пирог

Глава девятая

Джокаста настояла, чтобы мы дождались Табиту, а уж потом начали открывать подарки. Мужская часть семьи выразила бурное недовольство.

— Ну честное слово, мальчики, от вас никакой помощи, а я за нее очень волнуюсь, — печально вздохнула Джокаста. — Она тут уже три дня, а до сих пор практически ничего не съела, да еще молчит, где ее носило и чем она занималась. Хотя и слепому видно, — впрочем, непонятно, как это слепому может быть что-нибудь видно, ну, неважно, так говорят. И потом, у нас же был тот слепой настройщик роялей. Как его звали, Эдвард, ты не помнишь?

— Кажется, Дрессер, но, по-моему, он не был слепым. Точно, он хромал…

— Ты меня сбиваешь с мысли. Я хотела сказать, что и слепому видно, что с нашей дочерью творится неладное. Поппи, может, ты сумеешь разговорить ее?

Просьба меня обескуражила. Мне и с давнишними знакомыми трудно разговаривать, а тут малознакомая чокнутая. Я, конечно, рада помочь, но вряд ли из меня выйдет хорошая жилетка для Табиты.

— Ох, ну что вы. Я не смогу, я…

— Вот и чудненько! — обрадовалась Джокаста. — Тогда давай сегодня после обеда?

Я умоляюще посмотрела на Дэйви. Он рассмеялся.

— Джокаста, перестань. Ты заставляешь Поппи делать то, чего она не хочет!

Джокаста тяжело вздохнула и осела в кресле.

— Неужели? Прости, дорогая. Но я так волнуюсь за нее. Я подумала, что если бы она смогла поговорить со своей ровесницей… понимаешь? — Она закрыла лицо руками и всхлипнула.

Алекс быстро налил всем вина, и я с восхищением наблюдала, как они втроем утешают Джокасту. Я попыталась представить свою мать, столь бурно тревожащуюся за меня, и не смогла. Отец пробурчал бы что-то невразумительное, не отрываясь от спортивного раздела в газете, и на том все эмоции иссякли бы. А в этой семье не привыкли таить свои чувства. Удивительно.

— Если вы думаете, что это поможет, я попробую поговорить с ней. Но я правда не уверена, что из этого что-то выйдет…

Джокаста благодарно улыбнулась мне, а Эдвард легонько подмигнул.

— Я очень вас прошу, давайте хотя бы в Рождество не будем говорить о Табите и ее бесконечных проблемах. Мам, вот не надо на меня так смотреть. Твои мелодраматические взгляды на меня не действует, я к ним привык еще в детстве. — Дэйви повернулся ко мне: — У нашей матери просто талант беспокоиться обо всем на свете, но ты не слишком поддавайся ей, иначе и глазом не успеешь моргнуть, как уже будешь позировать ей обнаженной с букетом в руке, лязгая зубами от холода!

Джокаста откинула голову и громко расхохоталась.

— Он прав! Нет, сегодня о семейных проблемах мы говорить не станем. Так что же нам делать с ужином?

Видимо, обычно в доме готовила Одесса, но на этот раз Артур заявил, что в праздник хочет видеть жену дома, потому как ему предстоит играть в спектакле, а без Одессы он подготовиться не сумеет.

Мы прошли на кухню и растерянно окружили стол с гусями.

— Неужели это так сложно, а? — Алекс ткнул гуся в бок. — Давайте поищем рецепт в поваренной книге или где-нибудь еще.

Мы славно провели следующие два часа. Дэйви развлекал нас игрой на фортепьяно, и эхо разносило звуки музыки по всему дому. Мы послушали Баха, потом регтайм, потом Ноэля Кауарда[13], Моцарта и джаз. Эдвард начистил столько картошки, что можно было бы накормить целую армию, а Алекс вслух читал инструкции из поваренной книги. Я в три приема перемыла всю посуду, отметив, что столовое серебро Стентонов украшено рельефными изображениями драконов. А Джокаста все это время комментировала музыкальные способности Дэйви и предсказывала результат наших стараний.

— Ума не приложу, откуда у нас эта книга, — сказала она, размахивая томиком «Еврейской кухни», — но, по-моему, там все так вкусно. Кажется, нужно начинить гуся смесью из картофельного пюре, яблока, цедры лимона и шалфея. Да, и побольше соли, конечно. А что значит «топить» сало? Как вообще что-то можно топить? Эдвард, по-моему, нам нужно еще вина. Алекс, спустись, пожалуйста, в погреб, принеси еще бутылочку. И возьми с собой Поппи, она там, кажется, еще не была, да?

Вот это удача! Я окажусь в темноте наедине с Алексом!

— Дэйви, сыграй ту песенку из спектакля, которая мне так нравится. Знаешь, про сирень…

Алекс взглянул на меня и улыбнулся так, что от восторга у меня чуть сердце не выскочило. Я пошла за ним, а вслед нам неслось: «Весной мы снова будем рвать сирень», а потом «Мак и его клинок». Мы подошли к лестнице, ведущей в погреб. Алекс протянул мне руку, и мы начали спускаться по темным ступеням. И хотя я была уверена, что на лицо мне вот-вот посыплются пауки с остатками паутины, меня это нисколько не волновало. Внизу Алекс развернул меня к себе и поцеловал.

— Сколько же я этого ждал. Давай вернемся в наш сибирский экспресс, а?

Он нежно прижал меня к пыльной каменной стене. Я слушала фортепьяно, наигрывавшее рождественскую песенку, и чувствовала, как рука Алекса медленно ползет по моей спине.

— Думаю, великий князь пригласит нас в свой вагон. Ты согласна? Может, сегодня ночью? Около часа?

Я кивнула, поскольку говорить не могла. Интересно, сколько еще осталось до часу ночи?

Алекс отодвинулся и смахнул пыль с моих волос. Я вдруг почувствовала, что веду себя как кролик, попавший ночью в луч фонаря, — стою как загипнотизированная. Так мы и смотрели друг на друга, пока у меня окончательно не ослабели ноги.

— С тобой все в порядке? — испугался Алекс.

Я опять кивнула, голос так и не вернулся. Хорошо бы что-нибудь сказать наконец, а то Алекс еще примет меня за бессловесное создание, вроде тех собачек-болванчиков, которых таксисты любят крепить к водительской панели. Я прочистила горло и приготовилась что-нибудь произнести. Что угодно.

Алекс нежно целовал мне шею.

— Ой, от тебя так приятно пахнет… — пробормотал он в перерыве между поцелуями.

— Правда? — проблеяла я, окончательно отупев от вожделения.

— М-м-м… Как свежие абрикосы на солнце в жаркий день.

Я рассмеялась.

— Поппи, — внезапно сказал Алекс, — надеюсь, я не слишком форсирую события? Я знаю, сколь сильное впечатление способны произвести мои родственники, и не хочу, чтобы ты думала, будто я накинулся на тебя только потому, что здесь нет Клавдии. Слава богу, — добавил он поспешно, прижимая меня к себе, — этот кошмар закончился и…

Тут сверху донесся голос Дэйви:

— Эй, чем это вы там занимаетесь? Табита уже давно здесь. Пошли подарки смотреть!

Я поспешно отскочила от Алекса, он порылся на пыльных стеллажах и вручил мне пару бутылок.

Дэйви встретил нас хмурым взглядом. Алекс со смехом хлопнул его по спине и вразвалочку двинулся к залу. Табита действительно моталась по комнате в своем кладбищенском наряде из серого бархата, и, хотя на дворе стоял день, она все равно напоминала существо из потустороннего мира. Ее темные длинные волосы были убраны в узел, еще больше подчеркивая огромные беспокойные глаза и высокие скулы. У меня возникло непреодолимое желание подкормить ее. Неделя-другая интенсивной кормежки, как это делают французы с гусями перед тем, как извлечь из них свою знаменитую фуа гра, определенно пойдет ей на пользу.

Эдвард расположился в потертом кожаном кресле и довольно покряхтывал, точно медведь в своей берлоге. Джокаста, завернувшись в малиновую шаль, устроилась между сыновьями на большом сливового цвета диване. Табита присела на подлокотник отцовского кресла. Оглядев Стентонов, я поняла, что места для раздачи подарков давно установлены и ничто и никогда не изменит этого распорядка, и невольно позавидовала, вспомнив, как в нашей семье вскрывали подарки под звук телевизора, в то время как мама нервно хлопотала на кухне. Вот в какой семье я должна была расти, подумала я, преисполнившись жалости к самой себе. Неприятное чувство я решила заглушить новой порцией вина, хотя вообще-то у меня нет привычки надираться, тем более среди бела дня.

Дэйви успел принести из моей комнаты корзинку с Джики, я наклонилась к обезьянке, погладила сквозь прутья и украдкой смахнула слезу. Ну почему у меня нет такой интересной, пусть и слегка шизанутой семьи? Я могла бы стать кем угодно, совершенно другим человеком, если бы выросла среди таких людей. Ну что за никчемные глупости в голову лезут! Каждому из нас дана та семья, которую мы заслуживаем.

— Поппи…

Я подняла голову и обнаружила, что все на меня смотрят. Похоже, Дэйви уже не первый раз окликает меня.

— Ой, простите, я задумалась, — смущенно промямлила я.

Эдвард встревожился:

— Скучаешь по дому? Может, ты хочешь позвонить родителям? Я бы тоже загрустил, если бы мне пришлось провести праздник вдали от своей семьи. Рождество всегда так действует. Помню, однажды я был в Египте, пытался купить саркофаг, так я тогда беспрестанно звонил домой. Ужасно, ужасно тяжело…

— Нет-нет. Правда, все нормально.

Не признаваться же, что грусть моя вызвана завистью, а вовсе не тоской по дому.

Дэйви усадил меня рядом с собой и сжал мне руку. Джокаста перегнулась через него и прошептала:

— Милая, может, у тебя просто попа болит? Если да, то я быстро договорюсь с больницей, чтобы тебя приняли…

— Нет, что вы! — перепугалась я и, разумеется, залилась ненавистным румянцем.

Алекс, сидевший по другую сторону Джокасты, хохотнул, и, естественно, всем тут же понадобилось рассказать Табите, что за цирк я накануне учинила. В деталях рассказать. Дэйви принялся кривляться, изображая, как я лежала на постели, для пущей убедительности он даже повизгивал. На мой взгляд, явно переусердствовал.

— Бедняжка, — посочувствовала Табита, когда все наконец заткнулись. — Думаю, примочки из гамамелиса и чайного дерева помогут. Я сейчас принесу…

— Спасибо, не надо, у меня все прошло, — заверила ее я, пытаясь не обращать внимания на хрюкающий смех, доносившийся с другого конца дивана.

Чтобы взбодриться, я припомнила, что мне наобещал Алекс в погребе. Но почему Дэйви так посмотрел на него, когда мы поднялись? Неужели он думает, что я недостаточно хороша для его братца?

Все засуетились, разбирая подарки, и я с облегчением обнаружила, что дары Стентонов не такие уж сногсшибательные, так что можно не переживать по поводу скромности своих собственных. Табита нервно наблюдала, как мы вскрываем ее подарки. Мне на колени вывалилось нечто вязаное и мешковинное. Вперемешку с грязно-бежевыми нитями болтались ракушки и перышки. Я беспомощно повертела подарок. Что это за ерунда? Шапочка, что ли? Я огляделась и увидела, что другим достались точно такие же штуковины и все пребывают в недоумении.

— Ладно, Табита. Я сдаюсь. Это что, сеточка для волос? — спросил Дэйви, недоуменно морща лоб.

— Совсем не сеточка. Это такая современная сумочка, да? — Джокаста пыталась высвободить из вязаных пут свое кольцо с бриллиантом.

Табита одарила нас жалостливой улыбкой.

— Это ловушки для снов. Я сама их смастерила. Их нужно повесить над кроватью, и они будут ловить кошмары. Я вплела в них кусочки земной магии, чтобы их энергетические потоки совпадали с вашими.

Дэйви ткнул меня в бок, и я подавилась смешком.

— Очень полезная вещь, дорогая, и очень красивая, — сказал Эдвард, поспешно кладя свою ловушку на пол.