Изменишь однажды...

— Ты должна сказать мне название этой туалетной воды. Я побрызгаю ей подушку и буду рыдать в неё ночами.

— Ты не умеешь плакать, Артём.

— Никогда не поздно начать? — Разводит руками он.

Глава сорок третья

Выйдя из дома на Чистых прудах, я вызываю такси, чтобы уехать на свою квартиру. По дороге пишу девочкам из турагентства. Не обнаружив меня в кафе, они иззвонились по моему номеру, а я совсем забыла, что отключила звук после утреннего разговора с Артёмом. Потом отправляю сообщение нашей няне Кате с вопросом, не сможет ли она сама сегодня вечером забрать Тимофея из садика? Я хочу уползти в свою нору и не вылезать из неё какое-то время. Меня начинает бить озноб.

Эти полчаса у Артёма вытянули из меня всю душу. Я чувствую себя выпотрошенной, высосанной до суха, пустой.

Телефон в моих руках снова вибрирует. Макс. Всё ли у меня в порядке, спрашивает он, — как я собралась сегодня на работу после ночных бдений?

Еле шевеля губами, отвечаю, что еду домой, плохо себя чувствую.

— Можно мне приехать? — спрашивает Максим. — Как другу?

Немного подумав, я говорю «да».

Ввалившись домой, я принимаю долгий горячий душ, пытаясь согреться. Надеваю самые пушистые и тёплые носки, мягкие треники и флиску. Натягиваю трикотажную шапочку, в которой прохладными осенними утрами вытаскиваю мусор к контейнерам. Я разыскиваю в шкафу какую-нибудь шаль или платок, чтобы замотать шею, когда Макс звонит в домофон.

При виде меня у него лезут глаза на лоб, — я как раз отыскала широкий шерстяной шарф в новогодних ёлках и накрутила на себя в несколько слоёв, пока он поднимался по лестнице.

— Ммнее хххооллодно!! — еле выдавливаю я из себя.

Максим молча кивает, стаскивает ботинки, мокрый дождевик и обнимает меня изо всех сил. Я засовываю руки ему под свитер и вжимаюсь ещё сильнее.

— Ххооччу сппааать, — бормочу я в его грудь. — Ппомоги мне.

Мы проходим в зал, и я показываю Максиму, как нужно открыть мой тяжеленный диван. Достаю подушки и дёргаю из отсека для белья своё утяжелённое одеяло. Макс мягко отодвигает меня и достаёт его сам. Я валюсь на диван и вползаю под одеяло.

— Я сейчас буду спать и хочу, чтобы ты меня обнимал так крепко, как только можешь, хорошо? — Мне нужно напитаться обнимашками, чтобы восполнить жизненные силы. Я заставляю себя расслабиться и не дрожать. — Тимофея приведёт няня, а я боюсь не услышать, когда они будут звонить. Поэтому ты не спи, ясно? — приказываю я, еле держа глаза открытыми. — Отворачиваюсь к стене и, едва ощутив, как ко мне прижимается божественно тёплое тело, а большая рука крепко притягивает мою спину к твёрдой груди, я вздыхаю и проваливаюсь в забытье.

Когда я открываю глаза, то Макса рядом уже нет. За окном сумерки, зато в кухне горит свет и оттуда доносятся голоса. Выползаю из-под одеяла и бреду к людям. Тимофей за столом, поедает кашу, а Максим с няней сидят рядышком и умилённо наблюдают за ним. Друг замечает меня первый и улыбается. Катя подскакивает к чайнику, заливает пакетик кипятком и подаёт мне.

— Надя, Максим сказал, ты заболела? — Участливо спрашивает она, постреливая глазами на Лосяша.

Поставив бокал на стол, я присаживаюсь перед Тимом и крепко обнимаю его. Тот разок шмыгает носом и звонко чмокает меня в щеку. Пододвигаю к себе табурет и сажусь рядом с сыном, поджав одну ногу.

— Спасибо, Катечка! Мне уже лучше. Сколько я тебе должна за такси и за то, что привела Тима?

— Всё в порядке, твой друг уже со мной рассчитался. — Она склоняет голову набок и заправляет волосы за ушко.

— Максим? — Хмурюсь я.

— Не хотел тебя будить. И потом, Катя была так добра и сварила для нас с Тимофеем замечательную гречневую кашу. — Максим делает глоток чая. — Я люблю её есть с молоком и щепоткой соли.

— Я тоже! — подаёт голосок Тимофей.

— И мне понравилось! — застенчиво улыбается Катя. — Всегда теперь буду так её готовить, — бормочет она почти неслышно, уткнувшись носом в свою кружку.

Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть в кастрюльку. На этой кухоньке можно достать практически до любой точки, не вставая. Заметив движение, Катя снова подскакивает и кладёт мне полную тарелку. Благодарю её, и, попробовав кашу по хвалёному рецепту нахожу, что это сочетание нравится и мне. Поднимаю глаза и восхищённо киваю головой Лосяшу, показывая своё глубочайшее одобрение.

Съедаю порцию, а потом доскребаю из кастрюльки всё, что осталось, вспомнив, что, вообще-то, не обедала сегодня. Катя с Максом смотрят на меня теми же глазами, что на Тимофея до этого — деточка кушает, не мешайте деточке! Я прыскаю со смеху. Вот уж давно не видела, чтобы кто-то так радовался тому, что я поела!

Открываю на сладкое варенье из роз, — последний оставшийся вкусный гостинец из Черногории. Вздыхаю, вспоминая, какие же это были замечательные две недели в Будве. Рассказываю Кате про виллу и про Драгоша. О том, как не хватает мамы и что этих двух недель в году совершенно недостаточно, чтобы напитаться её теплом.

Мне становится неудобно перед Катей. Она выручает меня уже больше полугода, а я знаю, только где она живет и что недавно закончила институт.

— Господи, какая я засранка! Заставила тебя выслушивать всю мою биографию, а про твою даже не спрашивала!

Катя заливается смехом и ерошит свои светлые волосы.

— Да что про меня рассказывать! Приехала из Тулы поступать на педагогический. На дневное не прошла, пришлось пойти на заочку и работать. Вот, зато в магистратуру на бюджет поступила! Живу у тётки в Сокольниках. Хотим с девочками из группы поближе к универу съехаться. Теперь думаю, хватит ли денег, из агентства-то я ушла.

— А как ты туда попала изначально?

— Подружка позвала. Она тоже в педе, на дефектолога отучилась. Нас хорошо в няни берут, особенно если хоть какой-то опыт есть. А я уже в старших классах подрабатывала в садике нянечкой. Ещё у меня трое младших братишек-погодок. Так-то мы с мамой вдвоём жили, а потом она снова замуж вышла. Я их, можно сказать, с младенчества каждого вынянчила! — тепло улыбается она.

— Трое мальчишек! — вытаращивает глаза Макс.

— Что есть, то есть, — качает головой девушка. — Шебутные — ужас. Но сейчас уже в школе все, стараются маму не разочаровывать, учатся только на четыре и пять! — улыбается Катя.

— Что такое «шебутные»? — спрашивает Тимофей, ужасно гордый, что участвует во взрослом разговоре.

Я целую его в нос.

— Значит, озорные, Тим. Как ты.

Сын несколько раз негромко повторяет новое слово, наверное, собираясь вставить его завтра в разговоре со своими одногруппниками. Он приваливается к моему боку и трёт об меня лоб — верный признак, что хочет спать.

— Ээ, друг, не вздумай заснуть! Нам ещё нужно принять ванну и почистить зубы! — говорю я, похлопывая сына по спинке.

— Надя, я, наверное, поеду. Вам спать пора, да и мне завтра на учёбу рано вставать, — обращается ко мне Катя.

— Конечно, Кать. Спасибо ещё раз, что выручила! Я сейчас тебе такси вызову. Туда же, в Сокольники?

Девушка утвердительно кивает, но тут вмешивается Максим.

— Всё в порядке, Надя! Я могу отвезти Катю, это же как раз по пути.

Няня светлеет лицом и переводит взгляд то на меня, то на Макса. А я пытаюсь понять, почему мне не нравится эта идея.

— Максим, ты… не устанешь такой крюк делать?

— Да какой крюк, — тепло улыбается Макс, — всё же в одну сторону. — Давайте, Катя, собирайтесь, я вас отвезу. — Он встаёт со стола, складывает грязную посуду в раковину и ловко её перемывает, пока няня бежит в туалет на дорожку.

— Позвони мне, когда доедешь? — прошу я.

— Конечно! — Озадаченно поднимает бровь Макс. — Не волнуйся, Надя, мы ведь не в пригород едем. — Он подмигивает мне, вытирает руки и идёт одеваться.

Я шагаю следом и наблюдаю, как Максим обувается и натягивает дождевик. Катя уже стоит у дверей, держа в руках зонтик и сумку.

— Спасибо большое тебе, Катечка, — благодарю я девушку. — И тебе тоже спасибо! Ты меня просто спас сегодня! — Обращаюсь я к Максу, а когда он тянется ко мне, чтобы обнять, повторяю:

— Сразу же позвони, слышишь?

Глава сорок четвёртая

После того как Максим с Катей уезжают, я не могу найти себе места. Отвечаю Тиму невпопад, перепутала его книжки, а вместо клубничной пены для ванны налила ему свою, хвойную. Я постоянно поглядываю на телефон, мысленно отсчитывая расстояние: вот он должен проехать Преображенку, вот Сокольники, вот, наверное, подъезжает к дому… Когда телефон вибрирует сообщением, я так резко хватаю его, что почти роняю на пол: «Я дома, всё хорошо».

Наверное, пора угомониться, но меня продолжает точить червь сомнения. Успокойся, ругаю я себя. Ты держишь его во френдзоне, сама отвергла, когда он пришёл с открытым забралом! Собака на сене! Ни себе, ни другим! Катя — хорошая девушка, убеждаю я себя. Очень милая и серьёзная. Такая составила бы Максу отличную пару. Не то что я, параноидальная истеричка.

Но через двадцать пять минут я сдаюсь и звоню Максу видеозвонком.

Он отвечает почти сразу.

— Надя? — слышу я удивлённый голос, но вижу только темноту.

— Максим, я просто волновалась, что ты действительно нормально добрался, — говорю я.

— Сейчас, подожди секунду, — тяжело дыша, говорит он. Телефон вплывает в круг света, а следом появляется и голова Макса в бейсболке козырьком назад. Теперь я вижу, что он стоит на улице, под фонарём.

— Что ты делаешь? — Удивляюсь я.

— Дождь закончился, вышел на пробежку, — запыхавшись, отвечает мне Макс. — Вот смотри! — Он медленно поворачивается с телефоном вокруг себя, и я вижу выхваченные из полумрака, залитые водой асфальтовую тропинку, часть скамейки, мокрые деревья.

— О! — только и могу сказать я. Щёки заливает румянцем. Ну и дура!

— Это ведь всегда будет так, да, Надя? — Спрашивает меня Максим, снова направив камеру на своё лицо.

— Как?

— Ты не сможешь доверять мне?

— Нет, я… — ищу слова. — Я хочу научиться!

— Хотел бы я научить тебя, — говорит Макс. — Но моя репутация безнадёжно испорчена.

Я вижу, как он расстроен и мне очень стыдно.

— Ты сильно на меня сейчас злишься?

— Ох, Надя, единственный, на кого нужно злиться, это я сам!

— Прости меня, пожалуйста, Максим!

Он много раз быстро кивает, говорит: «Пока» и кладёт трубку, не дождавшись моего ответа.

Бросив телефон на диван, я сжимаю свои виски. Как же стыдно-то, господи! Поженила его с Катей!

Несколько дней мы с Максимом ничего не пишем друг другу. Мне ужасно неловко, а он, наверняка слишком обижен. Но, наткнувшись в плейлисте на песню, которой он со мной однажды поделился, — грустную, очень чувственную балладу, я беру себя в руки и пишу: «Мир?» «Всегда!» — чуть погодя вибрирует ответ.

Так пролетают две недели, — я работаю, часто разговариваю с Аней или с мамой. В один из будней мы выходим с Максом поужинать в наш любимый ресторан, в другой раз идём в кино, на премьеру. Лосяш избегает встречаться с няней Тимофея, — чмокает меня в щеку, обнимает, как я люблю — крепко, до хруста костей, и быстро уходит, стараясь не провоцировать моей ревности. Катя встречает меня грустным взглядом. Мне тоже немного грустно за неё. Если бы я не знала о тёмной стороне Максима, я бы считала его лучшим мужчиной в мире!