Роковое пари

Глава 18. Дилан: я не верю в любовь, Львёнок

Судя по звуку, репетиция ещё не закончилась.

Я останавливаюсь у окна в музыкальный класс и нахожу глазами Лейн. Она смотрится инородно в своём лёгком светлом сарафане среди «Дьяволиц», упакованных в кожу с цепями и шипами. Ещё эти их розовые волосы…

Но кое-что всех девчонок объединяет.

Они все, как одна, наслаждаются своим делом. Отдаются музыке, как парню, от которого без ума.

Такой же увлечённой и страстной Лейн была со мной всего пару часов назад.

Я веду шеей, ощущая отголоски той злости, что захлестнула меня с головой, когда появился чёртов Гарсия.

Но, должен признать, появился он вовремя.

Иначе я не смог бы остановиться.

Безрассудно отзывчивая… И к своей печали, слишком желанная.

Впрочем, наша со Львёнком связь — дело решённое, просто я не хотел бы, чтобы она жалела о месте, где это случится. Пусть я чудовище, но она-то — нет. Почему-то не могу позволить себе разбить её розовые очки.

Понятное дело, что однажды придётся, но я вполне способен уменьшить урон, что буду вынужден нанести.

Я снова смотрю на Львёнка: тонкая фигурка с массивной гитарой наперевес. Лицо раскраснелось, влажные прядки волос липнут к вискам, брови сосредоточенно сведены, а губы плотно сжаты. Пальчики, от которых не ждёшь особой силы, ловко управляются с тугими струнами.

Потрясающая.

Ей может принадлежать любой, но она по своей глупости остановила свой выбор на мне. Почему? Неужели, и правда верит в сказки?

Лейн бросает неосторожный взгляд на окно, видит меня и лажает, обрывая мелодию. Я непроизвольно улыбаюсь. Невозможно милая в проявлении своих чувств. Такая открытая, настоящая.

— Отлично! — хвалит свою группу Янг. — Мы крутые, девочки!

Львёнок улыбается, стягивая через голову ремень гитары, и спешит к своей сумке. Янг бросается ей наперерез.

— Не так быстро, Лейн! — заявляет она, подхватывая свою сумку. — У меня для тебя кое-что есть.

Я усмехаюсь, когда вижу в руках Янг розовый парик.

— Примерь-ка! — командует она, вручая его Львёнку.

Та снова бросает взгляд на меня, смущается, но оправляет свои волосы за спину и смело прикладывает к голове розовое безобразие.

Выглядит комично и сексуально одновременно.

Особенно, когда красуется, поддавшись уговорам и улюлюканьям команды.

Я хмыкаю и иду к открытой двери, чтобы опереться плечом на косяк. Жду.

Первой меня замечает барабанщица, её узкий разрез глаз становится заметно шире, рот тоже открывается. Затем меня видит Янг, смотрит на Бонни и снова на меня. Сглатывает удивление и ухмыляется Львёнку:

— Могла сразу сказать, что тебя ждут — я не приставала бы с париком.

— Да, наверное, стоило, — сильнее краснеет Лейн, возвращая Янг парик. — Обсудим его на следующей репетиции, ладно?

Янг кивает, не переставая переводить взгляд с неё на меня и обратно.

Похоже, Львёнку придётся привыкать к такой реакции, если она не передумает со мной общаться. Как и мне. А я пока передумать не намерен.

Лейн замирает в паре шагов от меня и тихо спрашивает:

— Я тебе зачем-то нужна, Дилан?

Зачем-то… нужна.

— Обед, — бросаю я, отталкиваясь от прохода. — Если не передумала.

— Сейчас? — взволнованно спрашивает она меня, нагнав.

— Да, мать нас уже ждёт. Отменить?

— Ты злишься из-за того, что я приняла приглашение твоей мамы, да? — обречённо спрашивает она.

Я смотрю на её помрачневшее лицо и отвечаю честно:

— Это не злость, просто не вижу смысла в этом мероприятии.

— Если его нет для тебя, то это не значит, что его нет и для других участников, — с робкой и в тоже время лукавой улыбкой замечет Львёнок. — Так что не будь эгоистом.

Я хватаю её за руку, прижимаю своим телом к стене и выдыхаю у губ:

— Именно это я и делаю, Львёнок. Собираюсь поделиться тобой со своей матерью, вместо того чтобы эгоистично забрать всё твоё внимание себе и тому, что бы я с тобой делал.

Я ещё мгновение наслаждаюсь её частым дыханием и соблазнительной чернотой широко распахнутых глаз и делаю медленный шаг назад, выпуская девчонку из рук. Криво улыбаюсь ей и молчаливо предлагаю идти вперёд.

Львёнок порывисто кивает, отлипает от стены и направляется к выходу.

Мы выходим на улицу, идём на парковку, и Лейн вдруг начинает взволнованно на меня поглядывать. Я хмурюсь:

— Что не так?

— Я… я никогда прежде не каталась на байке! — восторженно информирует она меня.

Глаза горят так ярко, что я и сам проникаюсь её энтузиазмом:

— Тебе понравится, обещаю.

Даже забавно, что я никого не катал до неё. И мне нравится мысль, что первой будет именно она. Мой глупый и смелый Львёнок.

Я предупреждаю Лейн о том, чтобы она держалась за меня как можно крепче, и показываю всё, на что способен мой байк, лавируя по улицам Санта-Моники. Наслаждаюсь теплом её тела, иногда визгом или звонким смехом. Такая забавная. Особенно на крутых поворотах.

Давно я не смеялся с таким удовольствием.

У дома я сбрасываю скорость и через пару минут останавливаю байк напротив гаражных ворот. Ставлю его на подножку и спрашиваю Львёнка через плечо:

— Понравилось?

— Безумно! — хохочет она, обнимая меня крепче. — Спасибо огромное, Дилан!

Я пальцами обхватываю её руку у меня на груди и касаюсь губами ладони, улыбаюсь:

— Хочешь научиться сама ездить на байке?

— Правда? Ты будешь меня учить? И байк не жалко?

— Он будет в порядке, не переживай, — смеюсь я.

Львёнок слезает с мотоцикла, продолжая держаться за мою руку, и сужает глаза:

— Ты уже кого-то учил?

— Просто поверь мне на слово, — хмыкаю я.

На пороге дома появляется мать и зовёт нас с Лейн в дом. Я слишком естественно обнимаю девчонку одной рукой за плечи, пока мы идём к крыльцу. Но сейчас об этом думать не особо хочется.

Сейчас мне легко и приятно.

Мать сразу провожает нас на кухню, и я с удивлением понимаю, что обед она готовила сама, чего уже давно не делала. После жизни с отцом, она ненавидела стоять у плиты. Что, впрочем, не удивительно — если у неё хоть маленько что-то пригорало, её муж-ничтожество превращался в монстра. В прямом смысле этого слова.

До сих пор воротит от воспоминаний.

— Дилан? — выводит меня из размышлений голос матери. — Что-то не так?

— Всё в порядке, — глухо отзываюсь я и отодвигаю стул для Львёнка.

Когда она присаживается, я касаюсь губами её волос, вдыхая в себя нежный аромат цветов с чем-то цитрусовым. Мама на это задумчиво закусывает губы. Я возвращаю ей её вопрос:

— Что-то не так?

— Нет, — берёт она себя в руки, тоже садясь за стол. — Всё замечательно. Садись же скорей! — Мама дожидается, пока я займу стул рядом с Львёнком и начинает свой допрос: — Итак, для начала расскажите, как вы познакомились?

Львёнок коротко смотрит на меня и робко улыбается:

— Мне кажется я всегда знала Дилана. На расстоянии. Ну то есть… Кто в школе не знает Дилана Холда — лучшего игрока в баскетбол, который раз за разом отказывается стать капитаном команды.

На зло отцу, да.

— А также мало тех, кто не знает двойняшек-Лейн, — киваю я. — Однажды они доведут Гарсию до инфаркта.

Лейн смотрит на меня страшными глазами, я ей улыбаюсь, а мама весело замечает:

— И, судя по сегодняшнему событию, ты, Дилан, решил помочь в этом деле одному из них?

Теперь Львёнок заливается краской, а я начинаю хохотать. Через секунду за столом смеются все.

— Значит, у тебя, Бонни, есть брат или сестра? Расскажи нам о своей семье, пожалуйста.

Я знал гораздо больше того, что в следующие полчаса Львёнок рассказывает о своей семье, но далеко не всё. Она уделяет большое внимание своей бабушке-писательнице, делится успехами брата, не акцентирует внимание на матери и много и интересно повествует о жизни умершего отца. Я не знал, что он был телеведущим новостей, а до этого журналистом. Не знал, что он был так молод, когда у него появились дети. Я тупо не верил в успешность профессиональной деятельности, если жениться сразу по окончании школы. Как можно сосредоточится на учёбе в колледже, если дома ждут те, о ком ты обязан заботиться?

Но, выходит, существуют такие уникумы.

Впрочем, единичный случай — не правило.

Далее мать, разумеется, рассказывает обо мне. Избегая первых двенадцать лет моей жизни, конечно же. В основном, она говорит о том, как легко мне всегда давалась учёба, что я мог часами не выходить из своей комнаты, делая домашнее задание или какой-нибудь школьный проект. Вспоминает, как я заинтересовался мотоциклами, как она переживала о моей безопасности, как боялась сообщений на работе о том, что в случившейся аварии пострадал именно её сын.

Я ей не мешал.

Всё это время я наблюдал за Лейн.

За её искренней реакцией: будь то улыбка умиления, широко распахнутые от страха глаза, кивки, означающие согласие или звонкий смех. Но больше всего мне приносило удовольствие её смущение, когда она чувствовала на себе мой пристальный взгляд.

В такие моменты мне до одури хотелось, чтобы в комнате мы были одни.

Потому меня самого поражает степень силы того облегчения, что я ощущаю, когда мать поднимается из-за стола, завершая обед.

Я тоже поднимаюсь:

— Мы с Бонни будем в моей комнате.

— Я… — спохватывается Львёнок. — Я помогу твоей маме с посудой, ладно?

— О, спасибо, Бонни, но это не обязательно, — заверяет её мама, пока я озадаченно хмурюсь.

Боится остаться со мной наедине?

Лейн подхватывает тарелки, несёт их к раковине, что-то говорит моей маме, и та смеётся, кивая. Я облокачиваюсь на спинку стула и некоторое время с интересом наблюдаю за ними. Мама выглядит довольной и расслабленной, что бывает достаточно редко. Она с улыбкой на губах щебечет о чём-то с девчонкой, которая, очевидно, умеет расположить к себе кого угодно.

Она и правда, как лучик солнца в жизни каждого, кого встретит на своём пути.

Ощущение наполненности, жизни и радости — не частый гость на этой кухне.

Я снова ловлю себя на мысли о том, что существование в этом мире может быть приятным.

Когда с посудой покончено, мы с моим Львёнком, наконец, поднимаемся в мою комнату.

Бонни осторожно проходит вперёд и с интересом осматривается. В глазах горят восторг и удивление.

— Какая чистота и порядок! — восхищается она. — А вот моего брата не заставить хотя бы складывать грязную одежду в корзину!

Я усмехаюсь:

— Единственное, что ты можешь действительно контролировать — это собственное пространство.

— Да! — подаётся девчонка ко мне, обхватывая мои пальцы своими. — Ты не можешь вычистить грязь из людей, но можешь очистить пространство вокруг них.

— Кто-то помешан на чистоте? — лукаво сужаю я глаза.

Лейн смущается и опускает глаза на наши руки:

— Это из-за жизни в трейлерном доме… Мне было девять, и единственное, что я на тот момент могла контролировать — это собственное пространство, как ты точно заметил ранее.

— Было тяжело? — серьёзно спрашиваю я. — Жить там, с такой матерью?

— Не легко, — поджимает она губы. — Но у меня был Ро.

— Согласен: хорошо, что вы были друг у друга.

— А тебе? — поднимает она глаза на меня. — Как жилось тебе до развода твоих родителей? Я заметила, что твоя мама избегала воспоминаний о том времени…