Роковое пари

Глава 20. Ронни: я должен был предвидеть это

Я хочу войти в свою комнату, но слышу струнное звучание из спальни Бо, и замираю на пороге. Улыбаюсь, прислушиваясь к мелодии, а затем неожиданно решаю зайти к сестре.

Даже в дверь стучу.

— Ро? — удивляется она, когда я заглядываю в комнату. — С каких пор ты стучишь в дверь?

— Поговорим?

— Конечно, — ещё сильнее удивляется она, убирая с бёдер гитару. Подтягивает колени к груди и хлопает ладонью по ковру рядом со собой: — Присаживайся.

Я смотрю на гитару и усмехаюсь. Это я бросил ей вызов, когда нам было по тринадцать лет. Бо быстро научилась играть и не прекратила, когда выиграла спор. Ей понравилось, ну а мне нравится, как она играет.

Иногда из наших споров выходит что-то хорошее.

Интересно, наш последний вызов друг другу войдёт в число таких?..

Я опираюсь на кровать и сажусь на пол:

— Кажется, мы сто лет не общались, да?

— Есть такое ощущение, — улыбается Бо. — У тебя всё в порядке?

— Всё просто отлично, Бо, и я не шучу. Как у тебя? Наверное, бесит ездить в школу на автобусе? Ты, наверняка, считаешь меня эгоистичным придурком? Завтра едем вместе, Мел поймёт.

— Вообще-то… — отводит она глаза. — Меня уже давно отвозит в школу Дилан.

— Дилан? На своём байке? — поднимаю я брови.

— Да, и это ужасно круто.

— Так у вас… У тебя получается? Делаешь всё, чтобы выиграть?

— А ты… — настораживается она, выискивая что-то в моих глазах. — Разве нет?

Я отворачиваюсь, чтобы произнести глухо:

— И я делаю всё, чтобы выиграть…

На это и был расчёт.

Именно эти слова я произнёс Цветочку сегодня днём. Я заморачивался с записками, которые подкидывал девчонке в шкафчик; передавал ей через приятелей вкусные гостинцы; преследовал её и потратил кучу времени и сил на сегодняшнее свидание.

И при этом испытывал радостное предвкушение.

Никакого напряга, злости или желания послать всё к чёрту.

Мне по-настоящему хотелось сделать Мелиссу счастливой.

Потому что она мне на самом деле нравится.

— Мы поступаем плохо, верно? — вдруг спрашивает Бо. — С теми, на кого спорим. Так нельзя.

— Хочешь отказаться? — смотрю я на неё.

— А ты? Представлял, что будет, если Мелисса узнает о споре?

Ей будет больно. Наверное. И какого тогда будет мне?

— Тебе всерьёз нравится Холд, — делаю я неутешительный вывод. — И давно?

Теперь отворачивает она, чтобы глухо произнести:

— Как оказалось, очень давно…

Я сжимаю зубы и смотрю прямо перед собой.

Холд — подонок. Его отношения с девушками ограничиваются лишь кроватью.

— Ты с ним спала?

— Что? — оскорбляется Бо. — Как ты… Это не твоё дело, Ро, но нет. У нас… Дилан не такой, как все о нём думают, ясно?

— Уверена?

— Более чем! — злится она. — Да ты на себя посмотри! Или на меня! Играем с судьбами живых людей! Разве, Дилан, или кто другой, может быть хуже нас с тобой?

Я морщусь, чувствуя что-то вроде стыда, и признаю:

— Ты права на счёт того, что мы поступаем плохо.

— Правда? — мгновенно остывает Бо, в её глазах появляются слёзы. — Значит… Мы отменим… отменим спор?

— И ты прекратишь общаться с Холдом? — спрашиваю я сквозь зубы.

— А ты оставишь в покое Мелиссу? — холодно интересуется она в ответ.

Мы молчим, терзая друг друга напряжёнными взглядами, и одновременно отворачиваемся, чтобы произнести вместе:

— Нет.

В комнате повисает тишина.

Оставить Мелиссу в покое? Ни за что и никогда. Думал ли я, что так будет, когда всё начиналось? Нет, конечно. Я был самонадеянным идиотом. Но теперь моя симпатия к Цветочку — непреложный факт. Я узнал её, узнал себя с другой стороны, и мы с ней… Мы, чёрт возьми, отличная пара! Я не откажусь от этого по доброй воле.

Вероятно, с Бо случилось тоже самое?

Я смотрю на свою сестру. Она необыкновенный человек: трогательная, добрая, умная, усердная и красивая. Со своими причудами, конечно, но кто вообще без них? Так почему именно она не может быть той, кого мерзавец-Холд будет по-настоящему ценить?

Очевидных причин нет.

Да и сама Бо уверяет меня в том, что Дилан лучше, чем кажется.

Ему же и будет хуже, если она ошибается. Я об этом позабочусь, при необходимости.

— Ладно, — киваю я. — Сдаюсь.

Бо коротко улыбается и смотрит на меня:

— И я сдаюсь.

— Это что-то новенькое для нас, да? — усмехаюсь я, чувствуя себя так, словно освободился от бремени.

— Иногда, нужно проиграть в одном, чтобы выиграть в другом, — философски замечает она, а затем выдыхает: — Как камень с души. Если честно, меня эта ситуация жутко терзала. Я почти сошла с ума.

— Холд настолько хорош? — подразниваю я её.

— Заткнись, — толкает она меня в плечо своим, улыбаясь. — По мороженному?

— Пошли, — киваю я и поднимаюсь на ноги, затем помогая подняться сестре.

Мы обнимаемся и, перешучиваясь, направляемся на первый этаж.

— Ты слышал? — вдруг спрашивает Бо, когда мы проходим мимо комнаты Агаты. — Словно что-то упало…

— Ба снова уснула в гостиной с книжкой в руках? — предполагаю я.

— Если только с Большой энциклопедией.

Бо прибавляет шаг, сворачивает в гостиную и замирает как вкопанная. А затем удивлённо произносит то, отчего я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, поборов чувство страха:

— Мама?..

Я догоняю сестру и вижу мать, вальяжно рассевшуюся на диване. Она курит, стряхивая пепел на пол. За мешковатой одеждой не видно живота.

— Какого…

— Что ты тут делаешь? — тревожно интересуется у неё Бо. — У тебя же запрет на приближение к этому дому…

— Спроси у Ро, — усмехается та, выпуская изо рта струйку дыма. — Это из-за него Стивен от меня свалил.

Сестра вопросительно смотрит на меня, я морщусь и бросаю матери:

— Проваливай отсюда.

— Не-не, так не пойдёт, мой мальчик. Ты виноват, что я осталась без денег, а мне, между прочим, надо что-то есть, чтобы ваш братик или сестрёнка рос здоровеньким.

Твою ж…

— Наш… что? — бледнеет Бонни, во все глаза глядя на мать.

— О Боже, Ро тебе не сказал? — криво улыбается мать и показывает на свой раздувшийся живот: — Такая чудесная новость, а ты не в курсе, Бо. А я ещё думаю: почему же моя дочурка всё не приходит? Неужели, зазналась настолько, что не хочет поздравить собственную мать?

Бо вновь смотрит на меня. В глазах один большой вопрос: это правда? Она правда беременна? Или это ужасный розыгрыш?

Я и сам так думал по началу. Знаю, что она чувствует.

Я киваю, и у Бонни подкашиваются ноги. Ловлю её за плечи и шепчу:

— Прости, Бо, я не знал, как тебе сказать…

Теперь в её глазах вспыхивает злость. Болезненная злость. Это значит, что она ни за что меня не простит. Уж точно не скоро.

Моя мать — чёртова стерва!

— Как ты мог… — шипит сестра.

— В общем, дайте мне денег, и я свалю отсюда, — заявляет тем временем мать. — Захотите — навестите нас с малышом потом.

Бонни вырывается из моих рук и делает шаг ближе к дивану:

— На каком… на каком ты месяце, мама? Наблюдаешься у врача? С ребёнком всё хорошо, он здоров?

— Ой, что ему будет? — отмахивается та, туша окурок в стеклянной вазе с конфетами. — А этим врачам только денег отстёгивай!

— Ты куришь! — словно только сейчас замечает Бо. — И ты… Ты же бросила наркотики?! Умоляю, скажи, что ты их бросила ради ребёнка!

Пустая надежда сестры бьёт меня, словно ножом в грудь. Зазубренные края лезвия врезаются в рёбра, крошат кости. Как она смогла сохранить в себе веру в людей, после того, что мы с ней прошли? Эта черта в ней: чудо или проклятье?..

Мать морщится:

— Не истери, Бо.

— Не видишь? — глухо спрашиваю я. — Она и сейчас не трезвая.

— А ты вообще замолчи! — кричит мне сестра со слезами в глазах. — У тебя была возможность говорить, но ты решил молчать, вот и продолжай в том же духе!

Я опускаю глаза: я хотел сказать, точнее спросить совета. У бабушки. Но так и не нашёл подходящего момента.

Кстати…

— Где Агата? Это же она тебя впустила?

Мы оба с Бо смотрим на мать, сестра спрашивает едва слышно:

— Ты же с ней ничего…

Я бросаюсь вперёд:

— Что ты с ней сделала?!

— Да не трогала я вашу бабку! — откланяется та на спинку дивана. — Она ушла на кухню и пропала. Видимо, осмысливает своими старческими мозгами моё интересное положение.

Мать усмехается, а Бо уже летит по направлению к кухне. Я бросаюсь следом.

Агата лежит на полу…

Бонни падает на колени возле неё, обхватывает ладонями её лицо, а затем смотрит на меня. Лицо бледнее мела, а в глазах… В глазах застыл тот же ужас, что льдом сковал моё нутро.

— Она… она без сознания, Ро… — шепчет сестра, едва не рыдая. — Нужно срочно вызвать «скорую»! Ро! Пожалуйста, не стой столбом!

Я беру себя в руки, подхожу к сестре и отодвигаю её в сторону:

— На машине быстрей. Выгони её из гаража. Давай, Бо, поторопись.

Сестра стирает с глаз слёзы, кивает и срывается на выход. А я аккуратно и быстро подхватываю на руки худенькое тело бабушки и, прижав её к груди, несу на улицу.

Через пару минут у тротуара визжат шины.

Я укладываю бабушку на заднее сидение и иду к водительскому месту, пока Бо пересаживается назад, к Агате.

— А что… что с мамой?

— Разберёмся с ней потом.

Я утапливаю педаль газа в пол и, нарушая все правила дорожного движения, мчу на бешенной скорости в городской госпиталь Санта-Моники.

Именно поэтому на дорогу уходят считанные минуты.

Я торможу машину у дверей в больницу, Бо дожидается пока я вновь подхвачу бабушку на руки, и бежит вперёд.

— Нам нужна помощь! Пожалуйста! — кричит она, как только мы заходим в приёмное отделение.

— Бонни? — окликает её женщина в медицинском облачении, отстраняясь от пациента. — Что случилось, милая?

— О, мисс Грин! — рыдая, бросается к ней сестра. — Наша бабушка… она потеряла сознание. Помогите нам, пожалуйста!

— Конечно. Пожалуйста, успокойся. Всё будет хорошо.

Женщина по рации просит подготовить каталку и жестом приказывает мне следовать за ней. Я сосредотачиваюсь на тепле родного человека, держу её так крепко, как могу, и иду за врачом.

Когда бабушку забирают, на меня разом обрушивается весь ужас того, что с ней могло случиться что-то непоправимое. В груди становится невыносимо горячо — так, что трудно дышать. Я притягиваю к себе рыдающую сестру и крепко её обнимаю.

Всё происходящее дальше, как в тумане.

Кто-то провожает нас с Бо в комнату ожидания, показывает кулер с водой и обещает, что врач подойдёт к нам, как только сможет. Сестра постепенно успокаивается. Нам с ней остаётся только ждать.

Всё это время я варюсь в котле собственной вины. Этого не случилось бы, если бы я не вмешался в жизнь матери, или хотя бы рассказал о случившемся своей семье…

Кажется, Бонни думает о том же, потому что аккуратно отстраняется от меня и закрывается в себе.

Что ж, я это заслужил.

Наконец, в комнату заходит та женщина, которую Бонни назвала мисс Грин. Сестра подскакивает к ней и требует ответа:

— Как бабушка? Она в порядке?

Доктор тепло улыбается

— С твоей бабушкой всё хорошо, Бонни. У неё случился обморок на фоне сильного стресса, сейчас она в сознании и сетует на то, что находится в больнице.