Рождественский пирог

Глава двадцать вторая

Что бы там ни говорил Дэйви, а мне на семейном совете делать абсолютно нечего.

Мы спускались вниз, и я увидела идущую впереди Джокасту. На ней было струящееся длинное одеяние со шлейфом, но все равно похожее на халат, сине-зеленый подол волочился по полу. Забранные на затылке волосы закреплены парой китайских палочек из слоновой кости. Дэйви окликнул мать, и она обернулась. Я была потрясена выражением ее лица. Всего два дня назад я видела Джокасту в шикарном вечернем платье, полной жизни и энергии. Сейчас она выглядела уставшей и опустошенной, словно все прожитые годы вдруг опустились на нее тяжелым грузом, враз состарив.

— Поппи, дорогая! Я слышала, что ты вернулась. Я так рада тебя видеть! — Она обняла меня, и мне захотелось плакать и утешать ее одновременно. Но я просто крепко обняла ее.

Дэйви улыбался, с нежностью глядя на мать. Слава богу, значит, хотя бы они друг с другом не поссорились.

— Бедняжка Джики! И еще я слышала, ты помогала Димелзе во время родов? Это так восхитительно, но одновременно и отвратительно, наверное. Роды — тяжелое зрелище. Ну вот опять мы заговорили о родах. В последнее время другой темы нет. Думаю, ты уже в курсе новостей?

Я кивнула, взяла ее под руку, и мы вместе пошли вниз.

— Все просто ужасно. Табита такая наивная. Ну кто за ней присмотрит? Она сама явно не в состоянии, я же слишком стара для всех этих дел. Я хочу быть бабушкой, которая иногда навещает внуков, а не нянчиться с ними с утра до вечера, как бесплатная прислуга! Да еще эта ужасная женщина, Клара или Клавдия, как она утверждает…

Я откашлялась, испугавшись, что сейчас Джокаста выдаст пространный монолог о достоинствах Клавдии, а та выскочит из-за колонны с ножом в руках, и…

— А что она сказала Одессе! Даже вспомнить противно! Одесса — член семьи, и я не позволю ее оскорблять… К тому же кто нам будет готовить? Ох, не могу, я слишком расстроена.

Я проглотила смешок и оглянулась на Дэйви. Он мне едва заметно подмигнул. Но, несмотря на всю театральность поведения Джокасты, было видно, что она действительно опечалена происходящим. Эта женщина искренне любила свою семью, но хотела, чтобы все шло по заведенным правилам. Я смотрела на Джокасту со снисходительностью и одобрением — именно эти чувства обычно отражались на лицах ее детей и мужа, внимавших ее речам.

Она вдруг остановилась, простерла руки к небу и простонала:

— Посмотри только, какой здесь беспорядок! А я собиралась принести Эдварду чаю. Что же мне делать?

Дэйви попытался ей помочь, но без толку, чистую чашку найти не удалось. Ей-богу, они оба были совершенно беспомощны. Джокаста подняла с пола желтую суповую миску и прижала ее к груди:

— Как вы считаете, Эдвард не будет против, если я принесу ему чай в этом?

— Думаю, он рассвирепеет, Джокаста. Сядьте и поболтайте пока с Дэйви. А я вымою посуду и приготовлю завтрак, хорошо?

— Дорогая, ты такая практичная! — восхитилась Джокаста.

К своему удивлению, я обнаружила на кухне посудомоечную машину, которую до сих пор принимала за стиральную. Загружая в нее грязные чашки и тарелки, я хохотала над комментариями Дэйви. Он клялся, что машину они подарили Одессе на прошлый Новый год, но она наотрез отказалась ею пользоваться, утверждая, что машина только перебьет весь фарфор. Эдвард же подозревал, что Одесса просто не умела читать, а никто из семейства Стентонов не смог разобраться в инструкции, чтобы толком все объяснить. Машина заработала, а я вручную принялась мыть бокалы.

Дэйви с Джокастой болтали за столом, и я, заваривая чай и готовя тосты, старалась не пропустить ни слова из их разговора.

— Как папа?

— Ох, не спрашивай. Ужасно, вот как. Он хотел пойти в поле пострелять чертополох, но я сказала, что он не увидит его под снегом… — мрачно сказала Джокаста.

Пострелять чертополох? Наверное, еще одна эксцентричная традиция семейства Стентонов.

— Знаешь, он так всем этим огорчен. Дэйви, мне бы очень хотелось, чтобы ты передумал…

Я покосилась на Дэйви. Передумал? О чем это она? Лицо у него сделалось злым и непреклонным. Все ясно: уперся и теперь его с места не сдвинешь. Как бы ни уговаривала его Джокаста, я знала, каков будет ответ.

— Нет, мама. Я не могу. Или не хочу. В любом случае я даже не желаю это обсуждать. Магазин сейчас приносит прибыль…

Тут он посмотрел на меня, и я отвела глаза. Дэйви может говорить что пожелает, но магазин приносил что угодно, кроме прибыли.

— Так что не может быть и речи о том, чтобы продать магазин и вернуть деньги в семью! Кроме того, если вы с отцом настаиваете на этом дурацком завещании, то чего вы ожидаете от нас? Все ваши дети будут бесконечно ссориться. И потом, дорогая, ты же сама не можешь представить, чтобы я поселился в «Аббатстве», правда? Ни театров, ни ресторанов, ни галерей — здесь ничего нет. Филиал галереи в Сент-Ивз не считается — это пародия на музей. Так что…

— Так что у тебя не будет ни малейшей возможности кого-то прицепить, — со знанием дела закончила Джокаста.

Дэйви покатился со смеху:

— «Прицепить»? «Прицепить»? Господи, ты о чем? Поппи, тебе известно такое выражение? — обратился он ко мне.

Вообще-то мне было известно похожее выражение, но я дипломатично промолчала.

— Конечно, ей известно! — возмутилась Джокаста. — Некоторые мужчины именно в таких заведениях совращают друг друга. Совершенно отвратительная, на мой взгляд, традиция. И мне всегда казалось, что…

— Так ты говоришь о случайных связях? То есть когда кто-то кого-то снимает? Джокаста, и откуда только ты узнаешь подобные гадости? Разумеется, я этим не занимаюсь!

Джокаста недоверчиво фыркнула, а я позавидовала Дэйви. Да уж, моя мать такие беседы точно вести не станет.

Я поджарила хлеб, поставила на стол масло, домашний джем и мед и только успела налить в заварочный чайник кипяток, как в кухню вошел Алекс. Послав мне ободряющий взгляд, он спросил у Дэйви, нельзя ли взять его машину.

— Нет, нельзя. Когда ты брал ее в последний раз, я два дня выскребал салон!

— Хватит бухтеть, точно сварливая старуха! Мне нужно отвезти Клавдию в аэропорт. Снег сходит, уже можно проехать, и я не хочу терять времени. Она только что призналась, что действительно не беременна. Думаю, ей стыдно и хочется поскорее убраться. Или ты жаждешь повторения того вечера?

Дэйви и Джокаста содрогнулись от одного упоминания об этом ужасе, я же взяла себе на заметку: надо будет подробнее расспросить Дэйви о том, что же здесь произошло.

— Сварливую старуху я тебе еще припомню, но если ты решил освободить нас от дьявола по имени Клавдия, то разрешаю тебе взять мою машину. Только настоятельно прошу, будь осторожен. Дороги сейчас скользкие, а ты, насколько я понимаю, прошлой ночью почти не спал. — И Дэйви ехидно улыбнулся.

Я покраснела, а как же иначе.

Джокаста вскочила:

— Значит, Клара уезжает? Слава богу! Прости, Алекс, но эта женщина действительно не в себе. Думаю, зря ты… стой… Дэйви, а что ты имел в виду, когда сказал, что он прошлой ночью почти не спал? Где ты был? Ты пошел на ферму навестить Димелзу и…

Джокаста замолчала и перевела взгляд на меня. Заметив мой румянец, она улыбнулась:

— А, понятно. Ну что тут скажешь? Опять же слава богу. Давно пора. Давай-ка поторапливайся, милый, пока она не передумала.

— Кто, Клавдия или Поппи? — ухмыльнулся Алекс.

— Обе, — едко ответила Джокаста. — Не такой уж ты подарок, между прочим.

Дэйви засмеялся, и Алекс убежал. Через минуту за окном взревел мотор.

Джокаста и Дэйви испустили вздох облегчения. Я, конечно, была в восторге, но публичное обсуждение моей интимной жизни слегка обескуражило (тем более что обычно и обсуждать-то было нечего, как вы понимаете). Да и столь откровенно выпроваживать Клавдию… ну не знаю, некрасиво как-то.

Дэйви погладил меня по руке и прошептал:

— Не волнуйся, Клавдия переживет. Она и вправду ужасная стерва. Хорошо, что мы от нее избавились.

Джокаста вскочила.

— Поппи, я так рада, что и выразить не могу. Я должна сейчас же рассказать обо всем Эдварду. Он тоже обрадуется…

— Прошу вас, не надо, — вскричала я. — Ведь еще ничего не решено, да и Клавдия еще не уехала…

— Типун тебе на язык! Считаешь, она передумает? — Дэйви нервно оглянулся на дверь.

Я сдалась. Манеры у этого семейства просто кошмарные.

Дверь резко распахнулась, и Дэйви с Джокастой в ужасе вцепились друг в друга.

— Ну и глупцы же вы! — объявил знакомый голос.

Джокаста кинулась к Одессе:

— Слава богу! Теперь все не так страшно. Если Клара уехала, а Одесса вернулась, значит, все будет хорошо! А это что? — она указала на небольшой сверток в руках Одессы.

— Патрика встретила. Это малыш Джики. Поппи, Патрик оставил у дверей твои вещи, но заходить почему-то не стал.

— Ах, это так печально. — Настроение у Джокасты менялось удивительно быстро. — Но, Поппи, ты не волнуйся, мы достойно проводим его в последний путь. Думаю, завтра, что скажешь? Последний день года, это так символично. Мне этот день всегда казался таким скорбным. Я сделаю и распишу гробик, а Дэйви с Алексом выроют могилку на кладбище…

— В такой холод! — застонал Дэйви.

Лицемер! Ему ли не знать, что такое копать землю в мороз.

Джокаста нахмурилась, налила чай для Эдварда и сказала, что, как только Алекс вернется, они устроят семейный совет. Прежде чем выйти из кухни, она обернулась:

— Одесса, я приношу извинения за недостойное поведение гостьи моего сына. И хотя Клара изо всех сил пыталась тебя выжить, надеюсь, ты вернулась навсегда?

— Уж не сомневайтесь, — пообещала Одесса.

— Какое облегчение… Тогда на обед мы ждем твою знаменитую рыбу с рисом. А на ужин зажарим ягненка. Эдвард будет в восторге. Что ж, мне пора браться за гроб!

Одесса улыбнулась ей вслед и перевела взгляд на нас.

— Так, ребятки, отнесите-ка это Табите, ей нужно взбодриться.

Она вручила Дэйви чашку с отваром, который уже успела приготовить, и Дэйви послушно удалился.

Одесса внимательно меня осмотрела и довольно хмыкнула:

— Значит, желание сбылось, а?

Я притворилась непонимающей. Одесса ткнула меня в бок:

— Алекс уж больно охоч до слабого пола, так что ты, красотка, уж проследи, чтобы он ночевал всегда дома, поняла?

Мысль о том, что каждую ночь предстоит проводить с Алексом, показалась мне столь же невероятной, сколь и соблазнительной.

Одесса опять рассмеялась:

— Помни: чему быть, того не миновать. Думаю, вы будете счастливы в «Аббатстве». И наведете тут порядок.

— Но мы с Алексом едва знакомы. Для него это наверняка лишь небольшая интрижка. К тому же он…

Она буквально согнулась от смеха, вытирая выступившие слезы:

— Эти слепцы никогда не видят очевидного! Твое место здесь, и его тоже. Просто вы еще этого не поняли.

Все еще сотрясаясь от смеха, Одесса велела мне сварить яйца вкрутую и порезать петрушку. Я послушно занялась поручением.

Она высыпала сырой рис в топленое масло, когда в кухню ворвался Эдвард:

— Одесса! И Поппи! Как я рад. Джокаста сказала, что вы обе вернулись, и это лучшее из всего, что я слышал за последнее время.