Мой (не)выносимый сосед

23.

То, что Сашка назвал пристройкой для семьи, оказывается целым добротным двухэтажным домом, сросшимся с гостиницей. Нервно переступаю с ноги на ногу, пока за дверью раздается трель звонка, а затем чьи -то торопливые шаги.

– Да не бойся ты, – фыркает Лютик, крепко приобнимая меня за плечи, – Думаю, все уже успокоились.

– Знаешь, Саш, не задаются у нас как-то все эти знакомства…

– Но их не избежать, так что, Кис, расслабься и получай удовольствие.

Переглядываемся и расплываемся в улыбках. Дурдом продолжается, да, но мы, надо сказать, неплохо его вывозим. Чувство общности окутывает невидимыми крепкими нитями, грея.

Распахивается дверь и на пороге материализуется седой худощавый мужчина с выдающимся греческим носом и радушной улыбкой, спрятанной в короткой бороде.

– Э-э, Саня, гамарджоба, дорогой!

И обнимает его как-то с размаху, крепко. Так что мне приходится на шаг отпрыгнуть.

– Гамарджоба, дядя Вахтанг, – Сашка в долгу не остается и от души лупит его по спине, – С наступающим!

– Да уж, совсем на носу, проходите,– проходите, проводим как положено год. Хороший был, удачный. Да и ты, говорят, невесту привез. Хвастайся – знакомь! – и седой грузин тут же переводит на меня цепкий, но вполне радушный взгляд.

От слова "невеста" немного теряюсь. Тут еще не хватало эту комедию ломать. Но Сашка, похоже, против ничего не имеет, во всякой случае и не думает его поправляет.

– Дядя Вахтанг, это Лиза, – обнимает меня за плечи, подталкивая к отчиму ближе, – Лиза, дядя Вахтанг.

– Здравствуйте…

– Вай, красавица какая, а! – качает головой грузин, расплываясь в улыбке, – Хороша – хороша! Ну, проходи, Елизавета, гостем дорогим будешь! Уже накрыто всё.

И неожиданно он притягивает меня к себе и смачно целует в обе щеки. Опешиваю, чем Вахтанг и пользуется, ловко обнимая меня за плечи и затягивая в дом.

– Пойдем, красавица, поухаживаю за тобой. Ты думаешь, я не умею? Я умею! Ты не смотри, что седой уже Вахтанг, старый, ты б меня встретила лет тридцать назад, ты бы на Саню и не посмотрела, э-э-э!

Приговаривая это все нараспев, Вахтанг ловко, словно фокусник избавляет меня от куртки, толкает на пуфик и чуть не порывается сам стягивать с меня ботинки. Я в прострации. Туплю. Я ожидала чего угодно уже, но не такого приема.

– Я сама! – сдавленно протестуя, перехватывая инициативу по расшнуровыванию своих ботинок.

Ловлю Сашкин взгляд. Он тихо угорает, делая все, чтобы не засмеяться с нас вслух. Вот же…

– А ты так в куртке и зайдешь? – поторапливает его Вахтанг.

– А, да, – начинает раздеваться, – Как обстановка, кстати?

Кивает в сторону комнат, выразительно дернув бровями и покосившись на меня.

– Э-э-э, бабы…Нормально все! Контролирую, – отмахивается Вахтанг раздраженно, – Оно, знаешь, и к лучшему, да? Сколько можно…

– Да, – на лице Сашки мелькает видимое облегчение. Переживал.

– А мама? – уточняет.

– А что мама? Отлично все, вон идет, – Вахтанг мотает головой в сторону длинного коридора.

– А вот и вы! – в прихожей материализуется Марина Владимировна.

Она совсем другая – волосы уложены, в синем праздничном платье до середины икры, на ногах туфли на низком каблуке, на лице легкий макияж с акцентом на глаза, а вокруг нее шлейф легких морозных духов.

– Ой, ты – красавица, мам, – выдает Сашка с искренним восхищением и сгребает в объятия эту миниатюрную женщину.

– Спасибо, родной, – Марина Владимировна довольно жмурится, а затем переводит немного виноватый взгляд на меня и отстраняется от сына, – Лиза, здравствуй, проходи – проходи.

Меня, успевшую избавиться от обуви, подхватывает под руку Вахтанг, Сашка берет за руку маму. Чинной процессией заходим в коридор. Слышу, как мама беспокойно спрашивает у Лютика.

– Ну как там на кухне?

– Да не переживай, хорошо все.

– Знаешь, я так вспылила…Ну ты бы хоть предупредил, правда, – тихонечко оправдывается мать.

– А что бы изменилось? – хмыкает Сашка.

– Ой, не знаю, что, но я как подставила эти похоронные посиделки…

– Все, мам, забей, все будет хорошо.

Заходим в большую столовую. И на всю ее длину заставленный угощениями стол. Тарелки не помещаются – стоят в три ряда друг на друге. Глаза разбегаются от такого щедрого разнообразия угощений. За столом человек восемь уже собралось – пять мужчин, в основном в возрасте, и три женщины.

Одна из них – Нина. Мой взгляд тут же падает на нее. Напрягаюсь. Нина тоже будто каменеет, завидев меня, и отворачивается. Лицо в красных пятнах. Плакала…Но сейчас вроде бы уже спокойна. Крутит вилку тонкими пальцами, зачарованно смотря на то, как блестит в электрическом свете столовое серебро.

– А вот и пасынок мой дорогой со своей невестой, – громко объявляет всем присутствующим Вахтанг.

За столом начинают одобрительно шуметь. Хлопают нам, разглядывают с любопытством. И с ходу желают счастья, будто у нас помолвка, а не просто знакомство. Сашка на все это демонстративно обнимает меня, притягивая к себе поближе. Отшучивается в ответ.

А у меня вдруг чуть ли не слезы на глаза наворачиваются. В горле растет ком. Прижимаю ладони к щекам в попытке удержать рвущиеся наружу внезапные эмоции.

Потому что все эти незнакомые мне люди, кроме Нины, конечно, смотрят на нас с безусловным одобрением и радостью.

И я бы многое отдала, чтобы в моем родном доме нас встретили так же. Мне больно от того, что вышло не так.

Стоит сесть за стол, и вся моя нервозность исчезает. Атмосфера семейного уюта, приправленного веселыми байками, так напоминает дом, что я млею.

Нас с Сашкой садят вместе поближе к Вахтангу во главе стола. Здесь собрались в основном такие же обаятельные мужчины постарше, как и сам хозяин дома. Наблюдать за нами и слушать их – наслаждение. То, как вкусно они вспоминают старое, смеются над настоящим и то и дело внезапно начинает душевно петь, раскладывая мелодии на разные голоса.

Мне подливают чачу, чтобы уважила. Я пьяная от тепла и градуса и, уже не стесняясь никого, хохочу над их историями, утыкаясь в Сашкино крепкое горячее плечо. Он меня обнимает при всех, тоже посмеиваясь. Иногда ловлю на себе печальные взгляды бледной Нины и это единственное, что неприятно скребет. Остальные же дочки Вахтанга – девятнадцатилетняя Тамара и шестнадцатилетняя Лиа – дружелюбно мне улыбаются через стол, не разделяя ее мрачного настроения.

Время летит. Гости все приходят и приходят. В основном семейные пары возраста Сашкиной мамы и отчима, с детьми – подростками и внуками. Все шумные, целуются, рассаживаются. В какой-то момент стола не хватает, и мужчины распахивают створки двойной двери, ведущей в столовую, и приставляют еще один стол прямо через получившийся проем. Марина Владимировна с одной из дочек Вахтанга тут же накрывают его скатертью и до отказа заполняют тарелками.

Вообще мать Сашки с нами не сидит – она так и носится от кухни к столу и обратно. На подхвате у нее постоянно одна из сестер, остальные две сидят, ждут своей очереди помогать мачехе. Мне в какой-то момент становится неудобно, и я тоже порываюсь помочь, но не дают. Сашка резко дергает меня обратно на стул, а Вахтанг показательно хмурит брови.

– Ты – гостья моя, не позорь.

Точно. Улыбаясь, вспоминаю, что по их традициям хозяйка должна все делать. Другие женщины отдыхают, даже дочки. Особенно, если уже живут не в семье. Завтра они пойдут в другой дом, и там уже Марина Владимировна будет отдыхать, а новая хозяйка суетиться. В семье моего отца немного не так.

– Она же не грузинка, – только шепчу Сашке, – Да и не так сейчас строго все.

– Вахтангу так нравится, а ей нравится, что ему так нравится, так что не лезь, – шепчет Сашка, улыбаясь, – Игра у них такая, в послушную правильную жену.

– А на самом деле все не так, да? – тоже растягиваю губы в улыбке, тихо-тихо говоря Сашке на ухо.

Я чокнутая, наверно, но даже шушукаться с ним при всех мне кажется жутко интимным.

– Я же говорил, как они начали, – хмыкает беззвучно Саша в ответ, – Ругались так, что весь поселок слышал. И сейчас мало что изменилось. Ты же видела, как мама быстро завелась на кухне. Вот она такая всегда.

– Да, я не поняла немного тогда, почему ты вообще особо никак не отреагировал, не расстроился, – продолжаем перешептываться.

– Потому что привык, – хмыкает.

Теплый взгляд серых глаз ласково скользит по моему лицу, и мне охота от этого тихонечко мурлыкать. Забываясь, тянусь к Сашкиным губам. Едва касаемся друг друга, горячая нежная волна омывает до кончиков пальцев…

– Так, молодые, рассказывайте, как познакомились, – оттаскивает нас друг от друга зычный голос Петра Алексеевича, старинного друга дяди Вахтанга.

– Да летом еще, когда я поступал на заочное. На экзаменах, Лиза со мной в итоге в одной группе, – поворачивается к нему Сашка.

А под столом ловит мою руку и переплетает наши пальцы. Это так…

Рдею, чувствуя, как приливами нагнетается горячая кровь к низу живота.

– О, а ты не говорил ничего, что такую красотку встретил. Как так?! – экспрессивно возмущается Вахтанг.

– Да там…– Сашка фыркает, проводя рукой по выстриженному затылку, – В первый раз немного не срослось. А зимой вот снова встретились…

– Но думал, да, Сань? Признавайся! – тянут дядья сладко, посмеиваясь.

У Сашки уши начинают гореть. Когда это замечаю, внутри млеет, и так кровь стучит. Сильнее сжимаю его ладонь под столом. Сердце заходится от смущения и того, как мне приятно.

– Конечно, думал, – бурчит Сашка, не смотря на меня, и глаза у него лихорадочно блестят, – Даже снилась мне иногда.

Поддаюсь порыву, наклоняюсь к его уху, шепчу.

– Ты мне тоже.

Переводит на меня глаза. Молчим. Секунда кристаллизуется, драгоценным камешком откладываясь в памяти.

– Ой, вон оно как! – охает Петр Алексеевич, поглаживая презентабельный живот. Тянется к чаче, собирает рюмки, – Ну, давайте, ребят, за вас! Чтобы любили друг друга, слушали и слышали! Слышать – это в семье самое главное! Хотя сны – тоже хорошо! По молодости – так особенно!

Подмигивает с намеком.

– А я и сейчас неплохо справляюсь. Живот бы убрал, Алексеич, тоже бы может кому и приснился, – вставляет дядя Вахтанг, кряхтя, и поднимает рюмку, – Дети, за вас!

Опять нас женят, но мы, притихшие, не возражаем. Я только от чачи отказываюсь, прошу бокал с разбавленным домашним вином.

Чокаемся, не смотрим больше друг на друга.

Руку мою под столом Сашка так и не отпускает.

*** Когда выходим от дяди Вахтанга, до Нового года остается чуть меньше часа. На улице заметно теплеет, завтра весь снег скорее всего превратится в непроходимые озера на узких тротуарах, но сейчас хорошо – хорошо. Можно идти, не застегиваясь и забив на шапки. Свежий воздух бодрит после теплого, пропитанного ароматами еды дома.

Только дверь за нами захлопывается, как Сашка меня целует, развязно и горячо, оттесняя к стене. Его немного ведет – чачи ему налили прилично, на моем языке вкус крепкого алкоголя и его слюны. И я пьянею от этого сильнее, чем от всего выпитого вина.

– Может не пойдем в бар? – бормочу, сгорая от желания остаться наедине.

– Мы только Новый год встретим, да? Я Олегу сказал, что придем.