Любовь не считается

— Тебе для этого не надо ничего делать уже… — вздохнул Антон. — А ты можешь себе представить, что я подумал, когда ты молча развернулась и ушла?

— Что я пошла за сковородкой?

— Что ты обиделась и не хочешь иметь со мной ничего общего! Ну а тогда, утром, в Лондоне… Я был просто в бешенстве, что ты так поступила… Даже не хотел искать. Почему ты исчезла тогда?

Ясно.

Нам хочется поговорить.

— Потому что боялась, что ты не захочешь со мной больше иметь ничего общего, — теперь уже я вздохнула. — Я бы этого не пережила.

— А я значит бесчувственный чурбан, сующий своего одноглазого Джо куда ни попадя?

— А ты сильный и уверенный в себе мужчина, — улыбнулась и потерлась о его щетину — Как ты меня нашел?

— Видел иконку сайта на твоем телефоне… Да и фото с именем твоим были.

— И этого достаточно? — я удивилась.

— Мне — достаточно.

Я уже знала, что он программист. И не только. И обеспечен, судя по тому, что это оказалась его машина, не меньше, чем его совсем не мифический брат Савелий. И живет в Лондоне всего пять лет. но уезжать оттуда не собирается.

Все это он успел рассказать мне, пока мчался в гостиницу.

Ну да, не на ужин. Идею с ужином пришлось оставить на время, потому как когда я вышла спустя десять минут из подъезда в том самом платье, он так на меня посмотрел, что у меня подкосились те самые ноги.

Которые так нравились Антону.

И, наверное, теперь еще и службе безопасности отеля. Потому что он практически закинул их на себя в лифте, пока целовал.

Я потерлась о его подбородок.

Он подставил губы.

Я укусила нижнюю

Больше мы не разговаривали.

А следующие дни… Снова были похожи на сказку. С пометкой 18+

Я впервые отпросилась с работы, заявивив, что заболела. И впервые отказалась сообщать девочкам в чате, что со мной. Жива и ладно.

И не чувствовала за собой вины.

Мы гуляли по Москве — не понятно было, кто и что и кому должен показывать, поскольку Антон знал здесь не то что не меньше, но даже больше, чем я. В итоге решили показать свои самые любимые места.

Я — сад Эрмитаж.

Он — Планетарий, где мы оба сошлись на мнении, что космос большой, а мы маленькие, и нам очень-очень от этого страшно, потому надо спрятаться под одеялком в кроватке.

Я повела его в Третьяковку, а он договорился об индивидуальной экскурсии в Нехорошей квартире для нехорошей девочки.

Мы ели пирожки в Аптекарском огороде, мороженое в ЦУМе и пили густую клубничную Маргариту в мексиканском кафе.

Мы так и не добрались до театра, а из кино нас выгнали.

Мы разговаривали.

Про снег, который потеряла Снежная королева. И ледяных людей, что даже не подозревают, что у них осколок льда вместо сердца.

Про то, что на необитаемом острове главное нож, крючок и средство от поноса. Но это скучно, и мы возьмем с собой солнцезащитное средство, очки и любимую книжку.

Про то, что моя любимая книга — «Гордость и Предубеждение», а его — «Понедельник начинается в субботу».

И про то, что первый появившийся на земле инопланетянин будет похож на насекомое, потому что во Вселенной это более вероятно, чем такая хорошенькая гуманоидка, как я.

Про то, что мой самый бесполезный талант — это вырезать лобзиком, потому что у нас в школе не было преподавателя труда для девочек. А его — танцевать ирландские танцы. Когда-то на спор научился, и очень хорошо танцует — но ни разу не рискнул никому показать.

Ничего, мне рискнул.

Я долго хохотала. А потом оправдывалась за этот смех и целовала насупившегося блондинчика, пытаясь вымолить прощение.

Не вымолила и была наказана.

Растерзана поцелуями и избита поглаживаниями.

К вечеру воскресенья я вообще перестала задаваться вопросом, что будет дальше. Я знала статистику — у меня был гугл.

Сорок пять процентов современных пар знакомятся в интернете.

Девяносто процентов пар, которые займутся сексом при знакомстве, никогда не будут вместе.

Отношения на расстоянии возможны только в пятнадцати процентах случаев. Люди из разных миров счастливы только в десяти…

И пусть любовь не считается, я понимала, что вероятность того, что мы и дальше будем вместе крайне мала. И своей настойчивостью я могу спугнуть даже этот маленький процент…

И потому молчала. Хотя мне хотелось вопить о своей любви. К нему такому какой он есть.

К его шуткам и татуировкам. К его чуть нездешним манерам и тому, насколько он крепко держал руль и меня в своих руках. К тому, как он часами гладил меня, доводя до исступления — а мог и войти без подготовки, одним махом, откинув голову и ругаясь от удовольствия. К его взгляду, которым он смотрел на меня по утрам.

Там были звезды и космос, которые он мне показывал ночью.

И про которые он тоже молчал.

Антон не говорил мне о своих чувствах и не давал обещаний. Он не звал меня с собой в Лондон и не сообщал о том, что приедет снова. Не предлагал познакомить с семьей и не строил совместных планов.

Но много ругался с сотрудниками по телефону по-английски — у него было много работы и еще больше проблем, а он торчал здесь…

И горячечно шептал по ночам, что время… У нас почти нет времени.

Но на то мы и были оптимисты и зажигалки. Мы использовали это время по-максимуму — и сами сгорали в этом огне. И я не стала бы гневить мироздание требованиями превратить краткий яркий миг в бесконечность — у меня и так было то, чего у многих никогда не было.

И оно никуда не денется от меня, останется сочно-масленым следом, даже если денется Антон.

Ранним утром в понедельник меня разбудил запах кофе. Я улыбнулась, не разлепляя глаз.

— Знакомая ситуация…

— Когда в постель приносят кофе

Возьми его и молча пей

Не надо спрашивать:

"А кто вы? И что вы делаете здесь?"

Продекламировал блондинчик и сунул мне кружку под нос.

Я со стоном села на кровати и, так и не открывая глаз, сделала большой глоток.

А потом таки открыла один глаз.

И тут же закрыла.

Мистер Совершенство в одних трусах в метре от меня — это слишком душераздирающее зрелище для понедельника.

Я снова сделала глоток.

— Знаешь, у нас до выезда сорок минут… Ты можешь за это время принять душ, позавтракать и собраться, — вкрадчиво сказал Антон и замолчал.

— А можешь…?

— А можешь… нет.

Улыбнулась.

Поставила чашку на тумбочку. И потянулась к мужчине. Наощупь. По стонам.

Прикусив сначала кожу на шее, а потом и ключицу.

Я толкнула его. так чтобы он улегся навзничь, и нависла сверху. Облизала коричневые соски. И придавила тянущиеся руки, показывая, что пока я веду

Целую.

Соблазняю.

Очерчиваю идеальные кубики пресса и пупок.

Трусь о его член, а потом спускаю трусы и беру его в плен голой грудью.

Жаркая твердость подчиняется моим движениям, а я опускаю голову и подхватываю ритм ртом, облизывая головку с выступившей капелькой каждый раз, когда она оказывается близко.

А потом встаю на колени по обе стороны от его бедер и медленно начинаю опускаться.

И замираю.

Мои глаза давно уже открыты. Слишком совершенна та картина, которую я вижу. Его растрепанные волосы. Напряженные мускулы. Капельки пота на груди. Светлая поросль между ног.

Великолепно вылепленный природой член, который только на треть погрузился в меня. Отчего мы оба дышим с хрипами.

Антон не выдержал первым.

Вцепился руками в талию и насадил меня до конца. И начал в диком ритме подбрасывать бедра подо мной, меня все выше, удерживая лишь пальцами, чтобы я не взлетела.

А потом перевернул, поставил на четвереньки и вошел еще глубже — я и не думала, что это возможно. Притиснул ближе рукой за живот и с гортанными стонами, раскачивая кровать, лаская все, до чего мог дотянуться, прикусывая загривок, как будто я была его самкой, вдалбливался до моих криков, до потемнения в глазах, до состояния, когда ты уже не можешь — но сама не знаешь, не можешь потому, что он не останавливается, или потому, что может остановиться.

Я почувствовала, как поясницу обдает жаром, и он растекается по всему телу, а глубоко внутри меня выплескивается горячая лава, реагируя на сокращение мышц.

Мы, потные, ослабленные, наполнившиеся силой рухнули на кровать.

Молча.

Сыто.

Прощаясь.

Через какое-то время я встала и даже успела принять душ и одеться, прерываясь только на короткие поцелуи.

А потом мы сели в разные машины.

Я поехала на работу.

А он — в аэропорт.