Алый камень

Глава 4

Меня зовут Скарлет Стоун. Я самый маленький ребенок на детской площадке. Я бью хулиганов по яйцам, потому что они никогда не видят моего приближения. Мои навыки самообороны — ноль. Мое время спринта на сто метров — тринадцать секунд.

Не объяснять странный разговор, который произошел с его родителями, нельзя. Тем не менее, это происходит. Нолан не может искренне ожидать, что меня устроит вариант, что у них нетрадиционный брак и то, что у них есть несколько проблем, как адекватное объяснение тому, чему я была свидетелем.

Он ни слова не говорит о них во время поездки на Тайби. Он указывает на лучшие места для еды, самые старые здания, призрачную историю и значение каждой площади — а их очень много, — но ни разу не предлагает ни слова о Гарольде и Нелли Мур.

Он не знает меня. Я люблю тайны и мелочи. Фильмы ужасов — мои любовные истории. Риск — мой любимый наркотик. Цель моего пребывания здесь, в месте моего рождения, — отпустить все, что, как я думала, я знала о себе, о жизни, и открыть что-то более глубокое, более значимое. Однако эта новая разработка, она же Муры, искушает меня до смерти. Моя голова кричит: я должна знать!

Нолан помогает мне донести чемоданы до моей комнаты, затем мы возвращаемся на кухню.

— Плита газовая, поэтому вытяжка должна работать, когда она используется. Полы отшлифованы, потому что укладка плитки — следующий проект Тео в этом доме. На кровати есть чистые простыни и одеяло, но я рекомендую обзавестись собственными, если ты гермафоб (человек, панически боящийся микробов).

Я не гермафоб — исключение лишь коммунальное тюремное белье. Я отчаянно жду, что он предоставит мне больше объяснений по поводу своих родителей. Он не делает этого, а я не могу заставить себя давить на него.

— Вот как обстоят дела. Тео здесь нет, только когда он работает или спит. Он не многословен, но все замечает, и он дотошный перфекционист, когда дело касается его работы. Так что тебе лучше держаться подальше от него, когда он носит пояс с инструментами.

Я беру ключ и кладу его на столешницу.

Нолан кивает на ключ, затем дергает головой в направлении крючков у двери.

— Такие странные вещи, как эта, сведут Тео с ума.

— Прости? Например, ключ… один-единственный ключ на пустой столешнице?

Нолан кивает.

— Твоя спальня и ванная — только твои. Ты можешь жить в этих помещениях как угодно, но общие помещения, такие как кухня, гостиная и гараж, нужно будет содержать в порядке, если ты не хочешь, чтобы Тео потерял спокойствие.

Я смеюсь.

— Как ты с ним работаешь? — О, точно… Ты же родился в дурдоме. Безумие, которое мне до смерти хочется разгадать.

— Я занимаюсь деловой частью. Тео делает всю физическую часть. Он делает свое дело. Я делаю свое. Вот почему мы хорошо работаем вместе. Мы дружим уже много лет, но он стал очень замкнутым в своей жизни, поэтому я уважаю его пространство.

— Похоже, он прекрасный парень.

Нолан пожимает плечами.

— Он просто тихий и выглядит немного грубовато, но он работяга, вовремя платит за квартиру и приносит мне кучу денег, потому что каждый дом, который он ремонтирует, в итоге становится предметом торга.

Повесив ключ на крючок, я впервые внимательно осматриваю дом, больше не позволяя Гарольду и Нелли занимать мои мысли. Темно-пятнистые шкафы и блестящие мраморные столешницы выглядят совершенно новыми. Широкие темные наличники со скошенными краями подчеркивают дверные проемы и полы. Здесь пахнет деревом. Мне нравится.

— Твой друг — Тео — хорош. Он сам сделал шкафы?

— Да, мэм. У него больной талант.

Я киваю.

— Ну, я планирую по большей части держаться особняком, и если я не забуду повесить свой ключ, то, думаю, мы с мистером Ридом отлично поладим.

— Отдохни немного. Я зайду завтра, чтобы узнать, не нужно ли тебе что-нибудь.

— Спасибо, Нолан.

Он машет рукой, прежде чем закрыть дверь. Когда я поворачиваюсь, чтобы отправится распаковывать вещи, я слышу приглушенный голос Нолана и голос другого мужчины. Я подхожу ближе к задней двери, где открыто окно.

— Тебя никогда здесь нет, — говорит Нолан.

— Ну, когда я здесь, мне нравится быть одному. Женщина, Нолан? Ты что, блядь, издеваешься?

— Да, женщина. Она из Лондона, и я думаю, она тебе понравится. Кроме того, она согласилась платить вдвое больше, чем ты платишь за аренду, так что веди себя хорошо.

— Мне не нужна чертова женщина в этом доме, которая будет устраивать беспорядок и вонять.

Я поднимаю руку и опускаю подбородок, принюхиваясь.

— Я не воняю, — шепчу я себе.

— Вонять? Я же не на улице ее подобрал, Тео. Думаю, она соблюдает правила гигиены.

— Это еще хуже. Вот о чем я говорю. Вся эта девчачья дрянь: духи, шампунь, пахнущий фруктами, лосьон, пахнущий ослиной задницей, и каждая чертова одежда, пропитанная смягчителем ткани. Свечи, дерьмовые пахучие масла, воткнутые в каждую розетку, и благовония — от всего этого у меня болит голова.

Голос Нолана начинает затихать.

— Тысяча баксов, Тео. Если ты согласен платить и ее часть, то я выселю ее завтра же. Если нет… она останется. Купи затычки для носа.

— Посмотрим, останется ли она, — бормочет Тео.

Задняя дверь распахивается, чуть не лишая меня жизни, пролетев всего в сантиметрах от меня и чуть не расплющив. Я задыхаюсь, когда в дом вваливается Теодор Рид — человек и зверь в одном обличии. В нем три метра роста и, возможно, тридцать пять килограммов твердой мускулатуры и гнева — по крайней мере, так кажется с моими полтора метрами роста и тремя килограммами мускул. Моя непосредственная оценка может быть немного завышенной, но нельзя отрицать, что он сложен как кирпичный дом.

В среднем, сердце колибри бьется приблизительно одну тысячу двести раз в минуту. Я — колибри, зажатая в углу.

Он проводит одной рукой по неухоженным длинным светлым волосам. Я перевожу взгляд на его другую руку, наполовину ожидая увидеть молот, потому что он похож на Тора. Его кожа выглядывает из разрозненных прорех и дыр в джинсовой ткани, обтягивающей его ноги размером со ствол дерева.

Рваная от пота и грязи тряпка, которую он носит в качестве рубашки, абсолютно не скрывает его мускулистую и загоревшую грудь.

Вдохнув поглубже, словно почуяв мой запах, он поворачивается. Я жду, что красные глаза и пятнадцати сантиметровые клыки, с которых капает слюна, поприветствуют меня, прежде чем я стану его вечерней закуской.

Глаза не красные. Они голубые — прямо как у Тора.

— Не лезь к моим вещам и не устраивай беспорядок.

Еще один интересный факт о колибри: несмотря на свои размеры, они относятся к одному из самых агрессивных видов птиц, без колебаний нападая на ястребов и ворон.

— Или, что?

Меня зовут Скарлет Стоун. Я самый маленький ребенок на детской площадке. Я бью хулиганов по яйцам, потому что они никогда не видят моего приближения. Мои навыки самообороны — ноль. Мое время спринта на сто метров — тринадцать секунд.

— Не провоцируй меня, девочка.

Стоя прямо, я задираю подбородок вверх.

— Недавно до меня дошло, что я плачу вдвое больше, чем ты. Я делю дом на три части: каждая спальня/ванная — это треть, а кухня и гостиная вместе — это последняя треть. Ты платишь лишь столько, чтобы покрыть свое спальное место и ванну. Так что, если ты не приходишь и не уходишь, я не хочу видеть тебя на моей кухне или в гостиной. Понятно?

— Иди в свою комнату. — Стальные голубые глаза сузились в щели, создавая более леденящую вибрацию вместо теплого океана.

И все же… Мне нравится, что я чувствую сейчас. Нолана больше нет. Этот человек может сделать два шага, свернуть мне шею и бросить в Атлантический океан. Эта нездоровая возможность, какой бы отдаленной она ни была, захватывает меня. Хочу, чтобы время остановилось, чтобы я могла насладиться тем, что дает мне этот страх.

— Прости? — я смеюсь, пытаясь сдержать волнение, которое бежит по моим венам.

— Я думаю, нам нужно установить основные правила, что должно быть легко, так как есть только одно.

Скрестив руки на груди, я выгибаю бедро и наклоняю голову в сторону.

— И что это за правило?

— Я — закон.

Время останавливается, пока мы смотрим друг на друга. Я моргаю первой, но это был долгий день, и я не была готова к этому моменту. Обычно у меня хорошо получается игра в гляделки.

С концентрацией, как при ходьбе по натянутому канату, я легко прохожу мимо него. В духе того, чтобы не убивать своего соседа по дому через несколько секунд после знакомства, я решаю пойти в свою комнату и дать ему немного пространства, чтобы охладить свои сиськи.

Пока… у него не хватает наглости в последний момент скривить губы в ухмылке. Я перенаправляю свой путь, останавливаясь у холодильника.

— Не. Стоит. Открывать. Не открывай.

— Или что? — я ухмыляюсь и дергаю дверцу.

— Последнее предупреждение.

Тео, должно быть, не знает, что Америка — страна свободных. Схватив зеленое яблоко на средней полке, я дышу на него, вытираю о рубашку, а затем впиваюсь в него зубами.

Прежде чем я успеваю насладиться вкусом, яблоко вырывают у меня из рук и бросают на столешницу.

— Эй…

Он впечатывает меня спиной в дверцу холодильника, своей массивной рукой сжимает мои запястья и задирает их над моей головой.

Задыхаясь, я чуть не подавилась откушенным яблоком. Когда я пытаюсь закричать, он сует палец мне в рот и выковыривает кусочек яблока.

Нет, он не мог этого сделать. Но он сделал. ОН. ПРОСТО. ЭТО. СДЕЛАЛ!

— Насилуют! — кричу я.

Тео вздергивает бровь.

Одна тысяча двести ударов в минуту. Я не могу перевести дыхание. Мои глаза метались по комнате в поисках чего-нибудь, чего угодно, что можно использовать в качестве оружия. Он совсем спятил!

— Опусти меня! — моя просьба вырывается с толчком воздуха, когда мой живот соприкасается с его железным плечом, когда он поднимает меня с земли.

Он поднимается по лестнице, перешагивая одновременно две ступеньки. Я дергаю и тяну его за волосы, все еще сжимая их в кулаках, когда он бросает меня на кровать.

— Насилуют!

— Я тебя не насилую, — скрежещет он сквозь зубы, вырывая мои руки из своих волос.

Как жужжащая птичка, я даже не задумываюсь, прежде чем броситься к нему, когда он направляется к двери.

— Ты пизденыш! — кричу я, когда он захлопывает дверь.

Ручка не поворачивается. Он держит ее закрытой. Сколько нам? По семь?

— Выпусти меня! — я дергаю за ручку.

— Вздремни.

— Я не ребенок. Ты не можешь отправить меня в мою комнату и сказать мне «вздремни», козел. Да кем ты себя возомнил, черт возьми?

— Я же сказал тебе. Я — закон. — Каждое слово он произносит медленно и четко — едва слышно. В его голосе есть естественная резкость, которая может разрезать человека пополам.

Я не хочу быть разрезанной пополам.

Я не хочу спорить с сумасшедшим. Ладно, я не должна хотеть спорить с сумасшедшим.

Я также не должна ухмыляться как идиотка, но я ухмыляюсь. Теодор Рид — тот еще ублюдок, и я не могу быть счастливее.

Спать. Он прав. Я так устала. Мне нужна бабушкина дрема и еще несколько глав Толле.