Ёлка на "отлично"

- О, Илья Юрьевич, - за кулисы просунулась голова Юлианы Дмитриевны. - Ты идешь ко всем? Тебя заждались.

- Нет, к сожалению, я должен вас покинуть. У меня грандиозные планы на этот вечер, – сказал он, глядя только на меня.

- А, ну тогда не буду тебя задерживать. Удачи.

Меня, видимо, прокурорша не заметила или не обратила внимания, поэтому я обессиленно опустилась на единственный стул.

А вот Илья Юрьевич рассиживаться не собирался. Он подхватил меня под белы рученьки и практически потащил по опустевшим коридорам университета. Да я особо и не сопротивлялась, следуя за ним, твердо решив для себя, что один день в уходящем году я могу позволить себе капельку безрассудства.

Оказались мы, как ни странно, в кабинете у историка.

После того, как за мной за мной закрылась дверь, Илья Юрьевич кошачьей походкой стал приближаться ко мне, а я стояла, лишь глупо улыбаясь.

- Кать, - промурлыкал он. - Я сейчас тебя опять поцелую. Не хочу, чтобы это стало неожиданностью для тебя.

- Целуйте, - ухмыльнулась я, подходя ближе.

И ведь сдержал слово, и ведь поцеловал да так, что, казалось, все связные мысли из головы выветрились. Нежно, страстно, сильно, до боли сжимая талию, наматывая косу на руку и роняя шапку Снегурочки на пол. Сил разбираться в чувствах и эмоциях не осталось, а лишь желание, чтобы это не прекращалось. В какой-то момент меня приподняли над полом и усадили на гладкую поверхность стола, продолжая иступленно целовать.

- Илья Юрьевич, - оторвавшись от губ историка и провокационно потеревшись о него грудью. – А почему у вас в кабинете нет замечательного дивана?

- Потому что я не тискаю студенток в своем кабинете, - ответил он, покрывая мою шею поцелуями.

- Сказал он, с трудом оторвавшись от сладких губ своей студентки… - протянула я, скидывая шубку с плеч.

- Астахова, - Соломонов уперся мне лбом в плечо. – Скажи мне, что же ты на юридическом делаешь? То стихи мне декларируешь, сейчас вообще практически с ходу романы придумываешь… Не там ты учишься. Переходи на журфак, тебя там с руками и ногами оторвут.

- Вам, правда, сейчас интересна моя биография? – я медленно стала покрывать его шею поцелуями, что так неосмотрительно оказалась в поле доступа. – Когда я была маленькая, родители хватались за голову, ведь их единственный ребенок – оторви да выбрось, - не знаю от чего мужчина вздрагивал: то ли от моих поцелуев, то ли от перспективы слушать мою биографию, но прерывать он меня не стал. – Потом школа – все литературные конкурсы мои. Сцена звала меня, - в ход пошли руки, что невзначай пробирались под рубашку, слегка царапая кожу ногтями. – А потом переходный возраст, насмешки одноклассников и подростковые комплексы. Как-то со сценой не сложилось. ЕГЭ, вступительные на журфак – не хватило пяти баллов, а вот для юридического – вполне. И вот я здесь, а вы, можно сказать, вновь открыли для меня сцену…

- Открыл для тебя сцену, - между поцелуями шептал он. – Ты хоть представляешь, сколько раз я проклинал себя за то, что не отправил тебя на пересдачу в следующем году? – спросил он, но ответить не позволил, вновь впиваясь долгим и сладким поцелуем, от которого, как любят говорить героини всевозможных романов, я растеклась сахарным сиропом.

- Илья Юрьевич, - прошептала я, чувствуя, что еще минута, и мы точно останемся в этом кабинете встречать Новый год, который начнется через четыре часа. – Вам в дверь стучат.

Оторвавшись от моей груди, Соломонов затуманенным взглядом смотрел на меня, никак не реагируя на посторонние звуки – стук в дверь, который я тоже услышала не сразу.

- Уйдут? – шепотом спросил он, возвращаясь к прерванному занятию.

- Вряд ли, - также шепотом ответила я, с удовольствием откидываясь на собственные руки, давая мужчине больший доступ для творчества. – Скорей всего всех выгоняют из университета, а вы по пропуску входили в здание.

- В кого ты такая умная? – спросил он, недовольно отходя от меня.

Я соскочила со стола, прячась за широким шкафом так, чтобы при открытии дверей меня не было видно.

- Илья Юрьевич, надо кабинетик опечатать и ключики на вахту сдать, - послышался голос старшего охранника.

- Да-да, сейчас закончу и выхожу, - резко ответил историк, захлопывая дверь у охранника перед носом.

- Астахова, - прошептал он, подходя ближе. – У нас есть пять минут, чтобы «закончить» и сдать ключи, – в следующую секунду меня подхватили на руки, заставляя обвить мужскую талию ногами.

- Мало, Илья Юрьевич… - я провокационно потерлась бедрами, вроде как удобнее устраиваясь. – Я живу в пяти минутах езды от универа, – предложила наиболее оптимальный вариант, прикусывая мочку его уха.

Через три минуты мы уже сидели в его автомобиле, а через десять Илья Юрьевич вносил меня на руках в мою же квартиру, с ноги открывая мешающие ему двери, а через пятнадцать на мне не осталось ни единого элемента одежды.

О! Это было просто высший пилотаж. Количество взлетов и посадок я не считала, но когда мы, наконец, успокоились, то за окном уже вовсю запускали новогодние салюты и слышались поздравления с Новым годом.

- С Новым годом, Катюш, - Илья поцеловал меня в макушку, притягивая ближе к себе, а я с удовольствием закинула ногу на его бедро.

- С Новым годом, Илья Юрьевич, - потеревшись носом о его грудь, я с удовольствием вдохнула запах, которым, казалось, пропиталась я целиком и полностью.

- Илья Юрьевич? – Соломонов приподнялся на одном локте, заглядывая мне в глаза. – Может, все-таки Илья?

- Ну какой же вы Илья? – шутливо удивилась я. – Самый что ни на есть Илья Юрьевич. Сколько лет у нас разница?

С лица моего недавнего любовника сошла улыбка.

- Сколько? – все же уточнил он.

- А я не знаю, - стараясь не замечать изменившегося настроения мужчины, шутливо ответила я. – Десять, двенадцать? Ваш возраст – страшная тайна для всего универа.

- Мне тридцать один. Неужели такая большая разница?

- Ну восемь лет… Даже не знаю.

- Восемь лет – это вполне себе нормальная разница, - он лег обратно на подушку, а с удобством устроилась у него на груди. – Лежу сейчас и думаю, только бы не ляпнуть ничего про зачетку, - рассмеялся Илья, который Юрьевич, который на восемь лет меня старше.

- Про зачетку? – удивилась я. – А, ну да, история.

- Ты забыла за что страдала целую неделю? – удивился он, хорошее настроение нехотя возвращалось к моему «учителю».

- Как же тут забудешь? У меня тут можно сказать стокгольмский синдром на фоне всего происходящего случился…

- Кать, скажи, пожалуйста, что это не то, что ты думаешь, - Илья встал с кровати, нависая надо мной. – Скажи, что ты просто не знаешь понятия этого термина?

- Илья Юрьевич… - я приподнялась на локтях.

- Илья… Можно просто Илья? – перебил он, а я неожиданно сглотнула. – Кать, я принуждал тебя к этому? В твоей голове это все выглядело, как насилие? Ты не хочешь или не хотела этой связи?

- Нет… все не так, – я запахнула одеяло на груди, приподнимаясь на коленях. – Я просто хотела сказать, что вы меня целую неделю приручали к себе, все время были рядом…

- Черт, Катя. – он прикрыл глаза. - Мне жаль, что ты так подумала.

И через секунду он вышел за дверь комнаты. Я упала обратно на кровать, костеря саму себя.

- Дура ты, Катя, дура, - ругалась я сама на себя, когда выйдя из комнаты, не увидела ни Ильи, ни его вещей. – Неужели так сложно было сказать: «Потому что я как дура влюбилась в вас…». Нет, надо было про этот стокгольмский сидром вспомнить… Мозги куриные.

- Дура ты, Катя, дура, - ругала я саму себя, когда набрав номер историка, увидела его мобильный в своей разворошенной кровати. – Ничего, мобильный дорогой. Вернется за ним, то сразу скажу.

- Дура ты, Катя, дура, - вздыхала я, когда ни первого, ни второго, ни даже третьего января Илья Юрьевич не явился за своей собственностью. Пару раз мелькнула мысль о том, что можно было бы набрать кого-нибудь из его родных, чтобы те передали, что телефончик в целости и сохранности, а забрать его можно у одной нерадивой студентки. Но как только я представлю разговор с Юрием Геннадьевичем, так все мысли из головы вылетают.

- Дура ты, Катя, дура, - стонала я, когда в деканате мне сказали, что Илья Юрьевич уехал в Москву, а когда вернется неизвестно.

- Стокгольмский сидром… - я ходила из угла в угол в туалете, раз за разом прокручивая в голове те злосчастные слова. – Дура! Стокгольмский сидром…

- Термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата похищения, применения угрозы или насилия… - из кабинки вышла девушка, наверняка, не старше третьего курса. – Мы только недавно проходили. Тоже хвосты подтягиваешь? – поинтересовалась она, доставая из сумки маленькое зеркальце.

- Типа того, повторяю для себя, - отмахнулась я, переставая свой бег из угла в угол.

- Повезло, а я сейчас к самому ректору на пересдачу иду, он в составе комиссии, а я уголовное право сдать крыске не смогла ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза.

- А в каком кабинете у вас пересдача? – поинтересовалась я, понимая, что это может быть мой последний шанс.

- В триста двадцать втором. Там помимо ректора декан юридического факультета и два независимых преподавателя будут, - предостерегла меня девушка.

- Спасибо, вот они мне совершенно ни к чему. Главное, чтобы ректор был… - кивнув на прощание, я покинула женский туалет и побежала на третий этаж.

- Пересдача еще не началась, - осадила меня Вероника Моисеевна, когда я попыталась проникнуть в кабинет.

- А мне и не на пересдачу, - постаралась я протиснуться между нею и дверным косяком, но секретарь ректора была неумолима.

- Если не на пересдачу, то каждый третий четверг месяца с тринадцати до четырнадцати прием студентов.

- Мне надо кое-что передать Юрию Геннадьевичу лично в руки, - попробовала я зайти с другой стороны.

- Тем более, нет. Все личные передачи только через меня.

- Вероник, - услышала голос ректора из кабинета, - пропусти ты эту настойчивую Снегурку.

Скривившись, Вероника Моисеевна перестала загораживать своей необъятной грудью дверь, а я, наконец, смогла войти в кабинет.

На приватную беседу я могла, конечно, не рассчитывать. Комиссия для пересдачи сидела в полном составе, с ехидными улыбками поглядывая на меня.

- Вы что-то хотели, Астахова Катерина? – уточнил ректор, как бы случайно напоминая мне, что прекрасно помнит, кто я такая и какие кары он мне обещал.

- Да, - постаралась выдавить улыбку. – Я бы хотела вам кое-что передать, чтобы вы вернули это Илье Юрьевичу.

Улыбка перестала касаться глаз ректора. Теперь он смотрел на меня, скорее, отрицательно, чем положительно. Я бы сказала, так смотрят на тех, чью судьбу уже решили.

- Илье Юрьевичу? – переспросил он.

- Да, он забыл свой телефон… - секунда на раздумье, которую, я надеюсь, никто не заметил, - среди реквизита после праздника.

- Среди реквизита… - повторил ректор. - Ну давайте сюда, передам при возможности.

Я подошла к столам, за которыми сидела комиссия, и трясущейся рукой вернула разряженный телефон.

- Он и был разряжен, поэтому я не могла никому позвонить с него, - начала оправдываться я, делая шаг назад. Казалось, еще чуть-чуть и начну кланяться, пятясь назад. – Спасибо, - сказала я, стремительно покидая аудиторию.