Теперь они мясом наружу

Глава 1. Так…

Вот ведь как бывает… Только что ты наслаждался поездкой на своём новом байке, ясным весенним утром и пониманием того, что сегодня — день зарплаты…. А через минуту уже сидишь голый на грязном линолеуме возле трупа какого-то безумца, пронзённого насквозь стальной арматурой. И какая-то девчонка целит в тебя из автомата, пока ты пытаешься остановить кровь, текущую у тебя из укушенных пальцев…

Но о обо всём по порядку.

Так…

Обычно с этой фразы начинают внутренний монолог, когда вокруг вообще всё не так. Не так, как нужно. Вот так, как сейчас.

В стене напротив дыра. Но явно не пролом от взрыва или выстрела. Просто аккуратная круглая дыра с полметра диаметром, с тщательно вырезанными кирпичами и штукатуркой. Как будто от какой-то гигантской дрели.

За дырой вроде бы видно улицу… Без очков точнее не разобрать. Какой-то парк или лес. Деревья желтые? Как так? Весна же была! Я что весь сезон в больничке провалялся?

Ведь это определённо больничная палата, так? По крайней мере, когда-то была… Белые стены, стойка под капельницу… Окно разбито, пластиковая рама оплавилась. Но на ней ни следа от гари или копоти. Прямо за окном, кажется, пожелтевшая крона какого-то старого тополя.

А на стене рядом со мной что? Кафель? Тоже поплыл, как на картине Сальвадора Дали. Так вообще бывает? Или это не керамика? На ощупь что-то твёрдое и холодное.

Хотя бы моя рука, ощупывающая стену, выглядит как обычно. Старый синяк на локте — задел держатель в душе неделю назад. На ладони мозоли от турника. Пальцы, к счастью, все на месте.

Подождите… Синяк и мозоли ещё не прошли, а на улице уже осень? Мне их кто-то регулярно подновлял, что ли? Или я как-то оказался в южном полушарии, где времена года меняются местами? На этом рациональные объяснения у меня пока заканчиваются…

Так…

Приняв вертикальное положение, я торопливо осмотрел остальные части тела, которое, как выяснилось было совершенно голое. Тут же стало чертовски холодно. Но ничего, вроде бы не болело. Ни снаружи, ни внутри,

Продолжая прислушиваться к внутренним ощущениям, я торопливо ощупал голову. Щетина длиннее обычного — на пару дней. Волосы тоже сильно не отросли. Нос прямой и длинный, как и раньше. Уши на месте, всё так же не торчат. Новых шрамов нет. Языком дотянулся до всех двадцати восьми зубов, что ещё при мне. И губы не разбиты. Во рту, конечно, пересохло. И словно кошки насрали. Но в этом тоже ничего нового. Обычное утреннее дыхание.

Подо мной ржавая больничная койка с панцирной сеткой и тощим пыльным матрасом. Ни подушки, ни простыни, ни одеяла. Результат оптимизации бесплатной медицины, о которой я так много слышал?

Не в силах сдержать дрожь от озноба, я попытался закутаться хотя бы в матрас и начал анализировать свои последние воспоминания.

Так…

Вчера, наконец, получил долгожданные права. Заплатил хозяину квартиры за апрель… Договорился, что он отремонтирует, наконец, микроволновку и лёг спать пораньше. Чтобы рано с утра покататься на своём новом «Вулкане». Шестьсот кубиков — не шутка. Нужно было поучиться читать дорогу, привыкнуть к простору вне тренировочной площадки, пока на улицах почти никого… И уже на следующий день планировал попробовать приехать на байке на работу. Зайти в офис со шлемом и перчатками, в расстёгнутой крутой кожанке… Под завистливые взгляды парней и кокетливые приветствия девчонок…

Но вместо этого… Вот, какой-то сонный пацан стоит у перехода и с обречённым видом ждёт зелёного сигнала. Чтобы перейти через трассу в парк и выгулять там своего суетливого барбоса.

А барбос с правилами не знаком совершенно. Рванул с поводка мне прямо под колесо. Слишком резко нажимаю на передний тормоз. Заблокированный скат уходит в сторону, а я лечу головой вперёд на встречку — кому-то прямо в лобовуху…

И вот я здесь.

Но где?

Оглянувшись ещё раз, я попробовал встать на ноги. Получилось. Но вид помещения по-прежнему не внушал спокойствия. Повсюду толстый слой пыли. И на ней никаких следов, кроме пары моих босых отпечатков. Чёрт… Как же холодно-то…

Между мной и приоткрытой дверью — перевёрнутая тумба. Шагнув к двери поближе, я заметил, что на ней лежит какой-то разбухший от влаги блокнот. Моя история болезни или медкарта? Ну-ка… Хоть какие-то ответы в ней должны быть.

Подобрав блокнот, я заметил, что влага капала на него с потолка. Желтоватое пятно на побелке испускало из себя прозрачные капли примерно раз в секунду.

Приблизив записи к глазам, я попытался прочесть хоть что-то. Но почти ничего было не разобрать… Нет, у меня не настолько плохое зрение, хоть я и очкарик со стажем. И дело было вовсе не в характерном «врачебном» почерке… Убористые предложения, цифры, какие-то таблицы, схемы и формулы, нацарапанные чернилами, совсем расплылись из-за воды. Уцелело только несколько предложений — почти в самом начале и на предпоследней странице.

«Третья мировая, которую мы ждали со дня на день, так и не наступила. Нашу ядерную триаду они обезвредили за первый час. За второй — уничтожили остальное сопротивление. А на третьем какой-то гений, начитавшийся старой фантастики, додумался выпустить в атмосферу биологическое оружие.

Так закончилась Трёхчасовая Война. Последняя война на планете. После которой мы живём в собственном доме на правах паразитов.

Новый хозяин почти не замечает нас. Пока мы не лезем в его кладовку или постель. И несчастные двуногие тараканы теперь только и могут, что медленно доедать труп цивилизации…»

Сдаётся мне, что это вовсе не история болезни… По крайней мере, не моя… Ну или это, в лучшем случае, черновик какого-то фантастического романа, который тут написал другой скучающий пациент…

Так…

А что можно разобрать в конце?

«Лиса, если ты это читаеш ь — на йди Максима Ворошилова. Он должен быть где-то совсем близко, в этой полосе. Он знает, что нужно делать дальше. Только торопитесь, иначе через…»

Остаток фразы представлял собой размытое фиолетовое пятно. Но вовсе не этот факт заставил меня снова растерянно опуститься обратно на сетку. Кровать заскрипела, а с улицы в окно особенно сильно дунуло зябкой осенней сыростью.

Максим Ворошилов. Именно это имя было на моих новых правах. И именно он было указано в графе плательщика при оформлении перевода с квартплатой… Именно так меня зовут вот уже больше тридцати лет.

Холодный воздух перестал дуть в затылок, но мурашки так и продолжали топорщить на нём слегка отросшие волосы. Шум тополей за окном стих. И в образовавшейся тиши я услышал приглушённую речь, доносящуюся из-за двери:

— Сим… Симплициальную резольвенту… Взять её абел… Абели… Абелинизацию… Абелинизацию… — Отрывистая речь звучала как слова Шарикова из «Собачьего сердца», когда тот ещё только учился разговаривать. И смысла в этих словах я сейчас слышал примерно столько же. — Гомотопические группы абелинизации… Абелинизации резольвенты… Это целочисленные гомологии! Гомологии группы!

Закутавшись в матрас поплотнее, я снова поднялся. Обойдя тумбочку, осторожно прошлёпал к двери. И, заглянув в приоткрытую щель, увидел человеческую фигуру.

Фигура сидела на полу спиной ко мне, метрах в десяти дальше по тёмному пыльному коридору. Слегка раскачиваясь из стороны в сторону, широкоплечий силуэт, одетый в грязную ветровку и ватные штаны неразборчивых цветов, продолжал торопливо, но сбивчиво бормотать:

— Связь… Можно установить связь между… Между… Между свободными симплициальными резольвентами с одной стороны… И свободными… Свободными скрещенными резольвентами! Скрещенными!

Схватившись за лохматую голову, человек при этом смотрел куда-то прямо перед собой. Дальше в темноту длинного больничного коридора.

Я открыл было рот, но запнулся… Что в таких случаях следует сказать или спросить? И следует ли вообще? Может, я после удара башкой о машину оказался в какой-то дурке? И это местный буйный, который вырвался на свободу без присмотра санитаров? И лучше его сейчас вообще не трогать?

Тот факт, что я сам теперь не вполне здоров психически, многое бы объяснил из увиденного вокруг. Вот, значит, каким видят мир поехавшие кукухой граждане… Или нет?

— Скрещенными! Скрещенными резольвентами гомологических групп!!! — Мужчина на полу воскликнул особенно громко и вывел меня этим возгласом из раздумий.

Стеснительно кашлянув, я всё же решился привлечь внимание странного пациента:

— Эм-м… Уважаемый… Прошу прощения…

Точнее, я собирался произнести эти слова. Но ничего кроме короткого кашля из горла не вылетело. Язык едва ворочался. Как в том момент, когда пытаешься подобрать слова, общаясь с иностранцами на языке, который толком не знаешь. Хотя кристально точно представляешь мысль, которую хотел бы до них донести.

Вздрогнув после моего кашля, человек отпустил голову и начал медленно оборачиваться. Пока он это делал, я успел подумать, что, возможно, это всего лишь сон. Бывает же так. Проснёшься внутри сна и думаешь, что вокруг всё реальное. Пока не начнёт твориться какая-то дичь и ты, наконец, не проснёшься по-настоящему. Ну конечно! Всё сходится! Немота в такие моменты — обычное явление. Точно! Я просто ещё не проснулся! Это называется «ложное пробуждение»!

Мгновения облегчения, в течение которых я с радостью ждал настоящей побудки, закончились слишком быстро. Когда человек, наконец, обернулся, я понял, что это не просто сон. Это какой-то кошмар.

— Гомо… Гомологических групп! — Уставившись в пустую полутьму белесыми зрачками, мужчина смотрел куда-то сквозь меня. Морщинистое обветренное лицо пару раз дёрнулось в какой-то неестественной гримасе. — Групп? Гомологических?

Последние слова явно прозвучали как вопрос.

Почувствовав, как по загривку снова бегут мурашки, я машинально отступил обратно в палату. Дверь пронзительно скрипнула ржавыми петлями.

— Групп!!! — Взревев, мужик резко оттолкнулся от пола. И, размахивая руками как стартующий спринтер, он рванул в мою сторону, продолжая рычать. — Г-Р-Р-Р-У-У-У!..

И исчез.

Забыв о дыхании, я вцепился к дверной косяк и замерев, смотрел в пустоту коридора. По грязным стенам всё ещё гулко прокатывалось эхо от сумасшедшего рёва.

Так…

Просыпаться! Быстро просыпаться! Немедленно! Что для этого нужно сделать? Ущипнуть себя? Ударить? Просто осознать, что всё ещё спишь?

Ничего из перечисленного не помогало. Пока я хлестал себя по щетинистым щекам и до ссадины расцарапал кожу на предплечье, липкий холод упрямо продолжал залезать под матрас. А не менее липкий страх — под черепную коробку. Грязные стены, оплывший кафель и пластик никуда не девались. Продолжали шуметь на ветру жёлтые тополя на фоне низкого серого неба. И едва слышно капала вода с потолка.

И от того, что я никак не мог проснуться, стало по-настоящему жутко. Во рту пересохло, руки дрожали уже не от холода, а от впрыска адреналина.

А самое главное — я до сих пор не мог произнести ни слова. Даже не мог толком закричать и позвать на помощь. Лишь глухо стонал пересохшей глоткой. Совсем как настоящий умалишённый…