Тот самый Герой

Следующее помещение напоминает огромную свалку из самых невозможных вещей — от ржавых мечей до поломанной мебели. Свалку, достойную названия «Город». Коротышку, впрочем, совсем не интересует, сколько хлама валяется вокруг него. Он безошибочно проходит к шикарным доспехам в полный человеческий рост и снимает со шлема помятую диадему.

— Тебе не идут короны, Томми, — раздается тихий голос.

Коротышка оборачивается, вытаскивая из кармана тонкую палочку. Его взору представляются не особенно угрожающие противники — высокая женщина в огромных очках-лупах и мальчишка, сворачивающий сброшенную с плеч серебристую мантию.

— Не смей меня так называть, — шипит толстяк.

— А как называть? «Питер»? «Короста»? «Лорд»? — презрительно кривится мальчик.

— Если ты здесь, то знаешь, что в эту ночь твое тело будет принадлежать мне, как ты меня ни называй.

— Уверен, что мне это важно?

— Да-да, я знаю правду, — ухмыляется толстяк, — ты не чокнутый, ты слышишь мои крестражи, потому что сам — крестраж. Я не дурак и не буду тебя убивать. Я могу стать тобой. Я получу молодое, сильное тело, а не это убожество, в котором приходится ютиться сейчас.

— Думаешь, что знаешь обо мне все? — сухие губы подростка искажаются в гримасе то ли боли, то ли издевки. — Думаешь, что все голоса, что звучат в моей голове, твои? Ты ошибаешься. Я слышу Квиррелла. И он говорит мне, что я убийца. Всегда. Его голос живет в моих мыслях, и даже когда мы все сгинем — ты, я, все твои якоря, — он все равно останется. Чтобы терзать меня и дальше после моей смерти.

— Когда я займу твое тело, оно уже не будет чокнутым, — насмешливо, словно глядя на безнадежного больного, замечает толстяк. — Твой мозг, в отличие от твоей души, не поврежден.

— Сделайте как договорились, профессор, — произносит мальчик, передавая женщине сложенный серебристый сверток, — пусть мои воспоминания увидит хоть кто-то. Пусть кто-нибудь узнает, что ваши пророчества верны — и сбываются. Прочее меня не волнует.

— Ты действительно думаешь, что сможешь мне навредить? — палочка в руке плешивого вновь поднимается.

— Тебе — нет. Но себе — да.

Мальчик крепко обнимает себя за плечи. Толстяка перекашивает, словно он соприкоснулся с чем-то, несущим ужасную боль. А его маленький собеседник уже валяется на груде мусора, вопя и содрогаясь от боли, но не разжимая хватки. Впрочем, кричит он недолго. Магия безжалостна и скоротечна — уже через несколько секунд на полу остаются обугленные кости. Его и толстяка.

Диадема, выпавшая из рук толстяка, растекается неясным серебряным ручейком.

Где-то далеко, в банковском хранилище, золотая чаша рассыпается в пыль.

В доме на площади Гриммо медальон Слизерина распадается на две равные половинки.

И в заброшенном доме Гонтов Воскрешающий Камень уходит в мир мертвых, которому и принадлежал.

— Прощай, мой маленький герой, — шепчет Сибилла, вытягивая из виска серебристую нить. Подняв юбки, она перешагивает через два обгоревших скелета и направляется к выходу.

* * *

Вы не слышали меня. Никто из вас. В моей голове ежедневно взрывались тысячи галактик из-за того, что я чувствовал недобитые куски Лорда, пытавшиеся захватить меня.

Позвольте же на этом закончить мой маленький парад воспоминаний. Меня ждет мама, вложившая мне в руки оружие против моего врага. Наверное, она бы расстроилась, узнав, что меня убьет то, что должно было защитить. Но не все наши чаяния приводят к тому, на что были направлены изначально.

Прощайте.