Целитель душ

Счастье

"Что такое счастье? Как отличить счастливого человека от несчастного? Как самому стать счастливым???" – Написала Ольга в дневнике и отложила ручку в сторону.

Сейчас, когда острая фаза депрессии отступила и лечение приносило первые результаты, Ольга всё чаще задавалась вопросом: как жить дальше? Уже после того, как она выйдет из клиники. И вопрос счастья был одним из тех, которые волновали сильнее всего.

"Казалось бы, что тут сложного, – продолжила писать в дневнике Ольга, – Если человек доволен жизнью, значит, он счастлив. А значит ли то, что счастливый человек всегда доволен жизнью? Или нет? И много ли на свете людей, довольных жизнью и одновременно, счастливых?"

Ольга вспомнила о чём говорили в её окружении. С грустью и разочарованием поймала себя на мысли, что практически все беседы с друзьями, родственниками, коллегами – были сосредоточены вокруг жалоб и недовольства. У одного поломалась машина, другой нахамили в магазине, у третьих в семье ругань, четвёртый сидит без работы, пятый с работой, но без денег. Получается они все несчастные люди? Или всё-таки нет? Ведь иногда те, кто ещё пятнадцать минут назад с упоением жаловался "на жизнь", вдруг начинали улыбаться. А иногда даже смеяться!

– О, душенька-Оленька, вы дневничок-с завели? Чудесненько!

Услышав знакомый голос Геннадия Вадимовича Ольга непроизвольно улыбнулась, ожидая новых смешных историй о проказах Андрюшеньки.

– О чём-с пишите, дорогушенька? – Поинтересовался Геннадий Вадимович, исподтишка заглядывая в записи, – почерк у вас, милочка, крайне занимательный! Вот смотрите, – показал пальцем на строчки доктор, которого "уже не было в живых", – у вас, голубушка, энергичный росчерк пера: буковки в конце строчечки, как будто вверх убегают. Это значит-ца, Оленька, что вы очень нетерпеливы-с. Настолько, что напрочь игнорируете завитушечки на крайней буковке слова и, как будто бы, обрываете написание. И при этом, душенька… вы поглядите-ка какая прелесть! – Геннадий Вадимович заметно воодушевился, продолжая изучать почерк Ольги, – у вас в буковках "вэ", "дэ", "эр" и "у" не петелечки, а прям такие… ух, брызги в разные стороны! Как у Фёдор Михалыча…

– У кого? – Переспросила Ольга, чтобы удостовериться, что её догадка верна.

– У Фёдор, свет его, Михалыча Достоевского, конечно же! – С удивлением в голосе воскликнул Геннадий Вадимович, – Ну, право, Оленька! Вы что же никогда о Фёдор Михалыче не слыхали?

– Слышала, конечно же, – неопределённо ответила Ольга. Она не могла понять своих эмоций: то ли ей стало обидно, что Геннадий Вадимович посчитал Ольгу безграмотной, даже не знающей классиков литературы, то ли… что же её так задело в словах доктора-призрака? – Я не думала, что Фёдор Михайлович тоже… того… был… лечился…

– Вы даже не представляете, душенька-Оленька, кого мы только не имели чести лицезреть в наших стенах! – Воодушевлённо воскликнул Геннадий Вадимович и хитро подмигнул, – да будет вам известно, голубушка, хвори душевные не выбирают к кому подступаться, а кого избегать. Так что, милочка, – подвёл итог доктор, – у нас тут и писатели-поэты микстурки принимали, и генералы при эполетах, и революционеры, и художники, и деятели искусства… А что касается, Фёдора, свет Михалыча, – Геннадий Вадимович снова хитро подмигнул Ольге, косясь в сторону лежащего на кровати дневника, – думаете, голубушка, мог бы Фёдор Михалыч так подробно описать душевные терзания, если бы сам… как говорят, на своей собственной шкуре, не испытал бы? То-то же и оно, милочка, то-то же и оно… – Геннадий Вадимович сделал глубокомысленную паузу, а потом как будто спохватившись, добавил, – к слову, достопочтенный Фёдор Михалыч писал не только трагедии. Вы, душенька-Оленька, читали-с "Чужую жену и мужа под кроватью?" – Не дожидаясь ответа Ольги, Геннадий Вадимович продолжил сам, – право слово, голубушка, это же высочайшее мастерство юмора! А диалоги? Просто шедеврально!

Геннадий Вадимович захихикал, видимо вспомнив эпизод из книги Фёдор, свет Михалыча, и очки в тонкой оправе из золотого метала, от смеха заплясали на носу доктора. Закончив смеяться, Геннадий Вадимович снял очки, достал из кармана белоснежного халата, такой же белоснежный кружевной платок, и начал протирать очки, приговаривая:

– Любезно прошу простить, меня душенька-Оленька, за столь неуместный смех… напомнили вы мне, голубушка, о былых временах, когда мы с… – Геннадий Вадимович торжественно водрузил на нос очки, и снова хитро подмигнул, – не будем Оленька нарушать врачебные секретики-с… знаете ли, милочка, в нашем заведеньице-с не принято имена-фамилии вслух произносить. Про Фёдор, свет Михалыча, я бы тоже не сказал бы вам, голубушка, если бы его милость в нашу клинику попали-с. А так, встречались мы с Фёдор Михалычем на рауте в стольном граде Москве. Презанятнейший раут, скажу я вам, душенька-Оленька, был. О чём мы только беседы не вели: и о жизни, и о политике, и… о простом житейском счастье… – Геннадий Вадимович внимательно посмотрел на Ольгу, – точно! Вы же тоже, милочка, о счастьице размышляли-с в дневнике! Покорно прошу простить меня, душенька-Оленька, – Геннадий Вадимович приложил руку к груди и сделал уважительный поклон, – это ваши завитушечки в буковках меня отвлекли!

Ольга внимательно слушала доктора-призрака. За время нахождения в клинике, она уже поняла, что Геннадий Вадимович приходит не ко всем подряд. Кто-то только видел как доктор-призрак ходит по больнице, заложив одну руку в карман, а вторую – за лацкан белоснежного халата. Другие слышали только голоса. Третьи разговаривали с кем-то невидимым. Для многих с лечением видения прекращались.

В первое время Ольга тоже приписывала приходы Геннадия Вадимовича к галлюцинациям. После ряда обследований, живой и настоящий доктор Александр Николаевич, уверил, что в случае Ольги это точно не галлюцинации. Да и библиотекарь говорила, что клиника, в которую попала Ольга по чистой случайности, входит в списки самых загадочных и мистических мест, обросших многочисленными городскими байками и легендами.

Вот и сейчас Ольга ловила себя на мысли, что Геннадий Вадимович пришёл к ней, чтобы вытащить из глубин подсознания, какую-то важную информацию. То, что Ольга, возможно и сама знала, но… боялась принять.

– И что же такое "счастье"? – Спросила Ольга уже смелее, пока Геннадий Вадимович не растворился в воздухе, или они снова не отвлеклись на проделки Андрюшеньки.

– А знаете-с, дорогуша, – с видом Пифагора, восклицающего "Эврика!", произнёс Геннадий Вадимович, – раз мы с вами сегодня вспомнили про Фёдор Михалыча, давайте-с узнаем мнение творческого человека! – Доктор снова театрально выдержал паузу, глядя на недоумённо-испуганное выражение лица Ольги, – Ах, Оленька, ах голубушка, да не пугайтесь вы так! Ни Фёдор Михалыча, ни Сергей Алексаныча мы позвать не сможем… они-с в другом месте, далеко отсюда. Когда я говорил о творческом человеке, я имел в виду нашу драгоценнейшую Аллочку!

Ольга облегчённо вздохнула. Непонятно почему, но вероятность встретиться с маститыми писателями, пусть даже и призраками, пугала. И не потому, что они призраки. В детстве Ольга мечтала быть корреспондентом, который ездит по всему миру и ведёт репортажи из самого центра событий. Мечта не реализовалась и, возможно, именно поэтому встреча с состоявшимися публицистами и стала бы… болезненным напоминанием о профессиональной нереализованности самой Ольги.

Ольга непроизвольно смахнула с ресниц… то ли пылинку, то ли слезу… После того как Ольга подняла глаза, увидела грациозно сидящую на колченогом табурете, Аллочку. Что это? Геннадий Вадимович не позвал балерину, как обычно делал? Или Ольга настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила её появление?

– Аллочка, милочка вы наша, – между тем продолжал Геннадий Вадимович, – мы тут с Оленькой заговорились о творчестве и счастье-с, вот и решили-с, вас позвать, как самого творческого человека!

– Ах, право, Геннадий Вадимович, – засмущалась Аллочка, расправляя складки на длинном платье, – ну, какой же творческий… вы же знаете, что в театре я не долго прослужила…

– Аллочка, голубушка, вы самый, что ни на есть творческий человек! Воздушный и возвышенный! И не смущайтесь, право слово! Я прекрасно помню, как вы блистали в "Жизели"! Вот и расскажите нам с Оленькой об этом.

– Ах, дорогая Оленька, – всё ещё смущаясь начала рассказ Аллочка, – вы даже не представляете себе, какое удовольствие можно получить от искусства! Творчество очень глубоко затрагивает душу, заставляет переживать те же эмоции и чувства, которые переживают персонажи. Когда я была Жизелью, – Аллочка на несколько секунд прервалась, казалось обдумывая следующую фразу, – да-да, Оленька, я именно была Жизелью: я была счастлива тогда, когда была счастлива она. Я плакала, когда плакала она. Я влюблялась, когда влюблялась Жизель. Возможно, – глубоко вздохнула Аллочка, – я и умерла вместе с Жизелью…

– Аллочка, голубушка, ну, полно вам… – успокаивающе похлопал по плечу Аллочки Геннадий Вадимович, бормоча себе под нос, – и дёрнул же меня нечистый вспомнить про "Жизель". Аллочка, дорогушенька, расскажите Оленьке о том, как вы заново счастье искали. – Настойчиво, но не навязчиво, Геннадий Вадимович уводил тему подальше, от злополучного спектакля, – Милейшая, Аллочка, вы же блистали и после… клиники… я помню… я был поклонником вашего таланта!

– Да, конечно, – Аллочка с благодарностью посмотрела на Геннадия Вадимовича, – да, Оленька, благодаря Геннадию Вадимовичу мне удалось вернуться на сцену… правда, уже без первых ролей, но… – поспешила добавить Аллочка, – то, что я вернулась уже было счастьем. Даже будучи третьим лебедем слева, я была счастлива только от мысли, что мне удалось вернуться на сцену!

Знаете, Оленька, после клиники я начала ощущать счастье в мелочах. Я просыпалась, видела в окне солнечный свет и радовалась тому, что у меня есть глаза, а это уже сама по себе очень важная причина для счастья.

Благодаря глазам у меня была возможность смотреть на наш прекрасный мир. А он, действительно, прекрасен! Не представляю, как можно жить в таком мире и быть несчастным! Даже когда плохая погода, даже когда за окном пейзаж, напоминающий декорации страшного спектакля, даже когда лицезреть приходиться не самого симпатичного коллегу рядом… Всё равно всегда можно увидеть что-то красивое, только надо научиться видеть красоту в обыденных вещах.

Следующая причина для счастья, которую я нашла для себя – слух. Вы только представьте, Оленька, у вас есть уши, и вы можете слышать! Как же замечательно слышать музыку, шум дождя за окном, шаги того, кого давно ждали, мяуканье кота, гул большого города или тишину в деревне вечером. Всегда можно услышать то, что сделает вас счастливым, – надо только научиться слышать.

А ещё, милая Оленька, вы можете испытывать счастье от ощущений. Вы только представьте, как приятно пройтись босиком по песку или траве, полежать на шелковой простыне, попариться в бане или погладить кошку…

– А как же проблемы? – Воскликнула Ольга, – неужели после клиники, у вас не было никаких проблем?