Мертвые говорят...

Соломон Михельсон
100
10
(1 голос)
0 0

Аннотация: В этой небольшой по размерам книжке рассказывается о тяжелом и благородном труде военного следователя в боевых условиях, о человеческом долге, о справедливости.

Книга добавлена:
8-03-2023, 00:45
0
218
31
Мертвые говорят...

Читать книгу "Мертвые говорят..."



Кровная месть

Оглохшие, они лежали в снежной жиже, будто в ледяных компрессах. Над ними стыл туман. Он был одного цвета со снегом и казался его продолжением в воздухе. Земля судорожно дергалась, грохотала, извергаясь густыми в огненных подпалинах веерами.

Они знали, что сколько бы этот бой ни длился, судьба Нойхофа, которым приказано овладеть их роте, как и сотен других хофов, дорфов, бургов, предрешена. Знали и то, что не всем из них суждено пройти через него дальше, на запад...

Ротный командир Важин дрожал от озноба и ярости. Он с болью и горечью думал о том, что из-за этого проклятого тумана обещанные «илы» сачкуют на аэродромах («Тоже мне летуны! Ждут чистенького как стеклышко небосвода!») и артиллерийская подготовка по существу ничего не дала: немецкие орудия и пулеметы бьют по площади как ни в чем не бывало!

Важин почему-то уверен был, что артиллеристы, с которыми он постоянно ругался, доложили начальству, что огневые средства в Нойхофе подавлены, а те, мол, которые оживут в ходе наступления, будут уничтожены орудиями сопровождения пехоты. Мысль об этом приводила его в ярость. Он уже забыл, что только что сделал артиллеристам скидку на туман. Возвращаясь с наблюдательного пункта комбата, он видел эти орудия сопровождения. У одного были перебиты станины, как ноги у человека, — ствол беспомощно ткнулся в кашу из снега и земли. Другое, вроде целое, густо побито осколками. И никого из расчетов. Только на плащ-палатке аккуратно, как трупы солдат перед захоронением, разложены снаряды.

Где-то рядом, мерзко тявкнув, плюхнулась мина. Привычно сжавшись, Важин ткнулся лицом в снежный студень. Мина не разорвалась, только обдала грязью. В рот попала ледяная кислая жижа. Сводило челюсти. Отплевываясь, Важин думал о том, что начальство не зря требует быстрее, не ожидая самоходно-артиллерийских установок, овладеть Нойхофом: опасается за фланги. Но как сделать это?! Он уже дважды поднимал роту. И оба раза она ложилась, редея.

Кусая в бессильной ярости одеревенелые синие губы, Важин сипел:

— Пушчонку! Одну пушчонку!

Небо затрещало и вдруг, словно вспоротое снарядами, лопнуло. Из высокого готического окна нойхофской кирки выплеснулись огненные струи. Немцы вели прицельный огонь.

В стеклах бинокля метнулась, как рыба в мелководье, фигура человека. Кто-то бежал назад, в тыл. Мгновение — и его поглотил туман. «Из необстрелянных», — отметил про себя Важин. Он резко опустил бинокль.

Откуда-то сзади, близко ударил в уши орудийный выстрел. Снаряд прошуршал над Важиным, разорвался в Нойхофе. Важин посмотрел в ту сторону. В белесой пелене тумана тускло блеснул клок пламени. Снова бухнуло. Из полукруглых окон кирки вырывались жирные, в оранжевых пятнах спирали черного дыма. Немецкий пулемет замолчал. В Нойхофе один за другим взметались каменно-земляные фонтаны...

В щетине озябших щек Важина застряли медленные слезинки горького, непрочного военного счастья. Тыльной стороной ладони он размазал их по щекам.

Ночью батальон, в который входила рота Важина, был выведен из боя. Он разместился на окраине разрушенного городка с трудным названием.

Важин сидел в офицерском блиндаже-доте, оборудованном в подвале развороченного снарядом дома. Здесь было тепло — высокая чугунная печь не успела остыть. Откинувшись в мягком с отлогой спинкой кресле, Важин с наслаждением вытянул гудящие ноги. Вдруг он почувствовал жаркое покалывание во всем теле, будто зашевелились в нем тысячи горячих иголочек. Вскрикнув, он вскочил и увидел перед собой бледное лицо дежурного телефониста.

— Товарищ старший лейтенант, никак не добужусь вас. От комбата к телефону требуют.

Солдат совал Важину трубку полевого телефона с такой поспешностью, будто та жгла ему руку.

Еще совсем недавно застенчивый очкарик Федя Федюков — Два Фе, как звал его Важин, — был таким же, как он, ротным командиром в их батальоне. Комбатство свалилось на него под гром орудий, когда еще не успела осесть пыль после прямого попадания снаряда в командный пункт батальона. В это время в батальон прибыл командир корпуса. Наблюдая успешные действия роты Федюкова, он тут же поручил ему командование батальоном.

Важин взял трубку.

— Костя, почему в твоем донесении нет ни слова о людях, которые выручили тебя под Нойхофом?

Голос у Федюкова был густой и значительный.

Важин, конечно, сразу понял, о какой выручке говорит Федюков. Вспомнил свое донесение о взятии Нойхофа. «Рота, встретив чрезвычайно сильное сопротивление противника, решительной атакой преодолела огневую полосу и овладела сильно укрепленным опорным пунктом, захватив...» Шли данные о пленных, трофеях, а о захвате «тигра», закопанного немцами в землю, упоминалось дважды. Теперь ему стало не по себе от этого хвастовства. Надо же было, черт возьми, ни одним словом не обмолвиться о пушкарях, которые спасли от гибели роту и обеспечили выполнение задачи! С другой стороны, при чем тут он, если установить этих неизвестно откуда взявшихся представителей бога войны, несмотря на принятые меры, не удалось?! Как боги, невидимы. Но ведь надо было хоть упомянуть о самом факте. Да и поиски-то были больше так, для очистки совести. Успех под Нойхофом свалился на него как манна небесная. Небось Два Фе заподозрил, что он, Важин, умолчал сознательно, на орденок, мол, нацелился. Недовольный собой и тем, что его, усталого, разбитого, подняли по такому не очень существенному и совсем не срочному делу, Важин уныло пробубнил:

— Не понимаю, товарищ «двадцать второй», о чем вы...

Хриплый голос Важина звучал фальшиво.

— Не прикидывайся. Костя, — бухало из трубки в меру начальственно, в меру товарищески, с той интонацией в обращении на «ты», которая, не умаляя отношений подчиненности, давала право отойти от официального тона. — Если бы не эти солдатики, не видать тебе Нойхофа как своих ушей. Скажи честно, что...

— Разве это были не дивизионные самоходки? — перебил комбата Важин. Он, конечно, знал, что они подошли позднее, после взятия Нойхофа, и прикинулся незнающим с единственным намерением — позлить Федюкова.

— Не валяйте дурака, Важин!

В голосе Федюкова послышались металлические нотки.

Важин поморщился: «Два Фе набирает силу».

— Разберитесь и к утру доложите! «Ноль восьмой» приказал представить этих людей к награде.

Поиски таинственных артиллеристов возобновились. Командиры взводов лично опрашивали солдат. Те спросонок не сразу понимали, чего от них хотят, а поняв, бормотали, не в силах поднять пудовые веки: «Туман... Не видали...» Справились в ротах, которые действовали под Нойхофом правее и левее роты Важина. Безрезультатно.

— Черт их побрал бы, этих невидимок! — злился Важин, думая о потерянной для отдыха ночи и крутом нраве комдива Букатого, который не любит повторять своих приказаний. Теперь он с нетерпением ожидал возвращения из медсанбата ротного старшины. Тот должен был опросить раненых.

Старшина вернулся к утру. Заговорил с ходу, тяжело дыша и вытирая на пугливом, загнанном лице обильный пот:

— Товарищ старший лейтенант, солдату Прохорову из второго взвода сказывал сержант Сидоркин — его в армейский госпиталь эвакуировали, — будто это пушкарил грузин с усиками, из вчерашнего пополнения. А еще кто — не говорил.

— Давай его сюда! — крикнул Важин.

Перед Важиным навытяжку стоял высокий, смуглый юноша. Пучок солнечных лучей, бивших в подвал через восточную амбразуру, выхватил из полумрака припухлое лицо с печальными миндалевидными глазами. Растерянно мигая, они смотрели доверчиво и чуть-чуть испуганно, а над ними удивленно застыли черные крылья бровей.

Откинувшись в кресле, Важин с интересом разглядывал бойца. От того особого шика, в один выдох, с каким он доложил о себе: «Рядовой Буладзе...» — Важин приподнялся. «Здесь, на переднем крае, нам не до этого». На бойце было чистое, подогнанное под офицерское обмундирование. Хмуро сузив красные веки, Важин посмотрел на свои грязные, неуклюжие бриджи, на длинную, как ночная сорочка, гимнастерку. Он почувствовал острое и стыдное желание чем-нибудь принизить этого не в меру красивого и, видимо, удачливого юнца. Буладзе смущенно прятал глаза. «Скромный», — отметил Важин. Надо было бы начать, как это заведено, с обстоятельной беседы, но желание выяснить главное, чтобы скорее доложить начальству, было так велико, что командир, не утерпев, выпалил:

— Ты бил из пушки по Нойхофу?

Вопрос прозвучал так, будто стрелявший из пушки был виноват.

— Я, — робко ответил тот, краснея.

— Чудак, что же ты взводному-то не признался?

Буладзе молчал.

— Кто еще был с тобой, красна девица? — нараспев спросил Важин. Он уже не сомневался, что теперь легко узнает остальных пушкарей.

— Один я, — не поднимая головы, тихо, будто в оправдание, ответил боец.

— Один?! — Важин усмехнулся. — Шутник ты, Буладзе.

— Я серьезно, товарищ старший лейтенант.

Боец виновато улыбнулся.

Важин вскочил так, будто его с силой вытолкнули распрямившиеся в кресле пружины.

— Ты что? Вздумал дурачить меня?! — гаркнул он что было мочи.

Еще секунда — и сорвались бы другие, резкие и, наверно, обидные слова, но они вдруг словно застряли в горле. Остановило ли его выражение обреченности на ставшем вдруг замкнутым лице бойца, или понял он, что человек, который хочет присвоить чужую славу (именно это пришло ему в голову в первую очередь), не станет скрывать своего участия в этом действительно славном деле? А может быть, просто вспомнил он, от какой беды избавила его роту находчивость этого бойца? Так или иначе, но Важин, к двадцати шести годам испытавший ту меру человеческого страдания, которую может принести только война, почувствовал, что тот говорит правду, хотя в этой правде и не все ясно. Но он никак не мог понять, как один человек, будь то даже настоящий артиллерист (не из тех пачкунов, что не сумели подавить огневые точки в Нойхофе), может совершить такое...

На ломберном столике, стоявшем между двумя креслами, коптила немецкая плошка. Ее следовало погасить — в подвале было светло, но Важин не замечал этого. Почти вплотную подойдя к Буладзе, он уставился на него так, как когда-то в детстве до неприличия откровенно впервые рассматривал негра.

— Как же это ты?!

В голосе еще чувствовалось недоверие.

Застенчивые глаза юноши ожили, вспыхнули яркими огоньками.

— Наш взвод наступал вторым эшелоном. Мы обогнали пушки. Залегли под огнем. Потом наши орудия замолчали. Я подумал: может, надо помочь... Побежал и наткнулся на орудие без расчета. Посмотрел — годное. Ну и...

Буладзе потупился.

Важин вспомнил убегавшего под Нойхофом бойца. «Тот не выдержал, убежал спасать свою шкуру. А этот...» Он сделал движение, чтобы пожать юноше руку, но вдруг неожиданно, как обвал, прогрохотал сиповатый бас ротного писаря.

— Товарищ старший лейтенант, в списке личного состава никакого Буладзе нет!

Буладзе замер.

— Что ты мелешь, Петров? — откашливаясь, раздраженно бросил Важин.

Петров, насупившись, молча подал командиру список. Тот пробежал его глазами.

— Что за чертовщина! — Он посмотрел на бойца с недоумением. — Ты прибыл с маршевой ротой?!


Скачать книгу "Мертвые говорят..." - Соломон Михельсон бесплатно


100
10
Оцени книгу:
0 0
Комментарии
Минимальная длина комментария - 7 знаков.
Книжка.орг » Военная проза » Мертвые говорят...
Внимание