Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Пуатье

Закончив свои дела в Ла-Рошели, Фаварже встал перед необходимостью решать вопрос с лошадью. Дождь лил по-прежнему, дорога на Пуатье, в восемьдесят три мили длиной, представляла собой сплошную полосу грязи, а сам он должен был спешить, поскольку в последнем письме, которое он получил в Ла-Рошели, ему давали четкие указания поторопиться и следовать домой по самому прямому из возможных маршрутов.

Невзирая на неблагоприятные условия, он решил дать лошади еще один шанс. До Ньорта, находившегося на расстоянии в тридцать пять миль, они добрались не то 23, не то 24 октября и обнаружили там вполне приличного книготорговца (по фамилии Эли), который пообещал сделать заказ; затем был Сен-Мезан (шестнадцать миль под сплошным ливнем), где нашелся еще один (Брюне). Но далее лошадь едва могла передвигать ноги. Когда в конце концов они все-таки доковыляли до Пуатье (еще тридцать три мили), ноги у нее распухли настолько чудовищным образом, что нарывы начали лопаться, оставляя глубокие язвы.

Пуатье. Гравюра из «Nouveau voyage pittoresque de la France». Париж. Остервальд. 1817 (BiCJ)

К глубокому своему сожалению, Фаварже все-таки решился ее продать и приобрести животное покрепче, хотя понятия не имел о том, как следует вести переговоры среди незнакомых торговцев в чужой стране. Способов обмануть неопытного продавца была уйма. К счастью, он случайно встретил земляка-швейцарца, купца из Ла-Шо-де-Фона, приехавшего в Пуатье по торговым делам, а еще ему помог Мишель-Венсан Шеврье, ключевой клиент STN среди здешних книготорговцев. В итоге ему удалось провернуть более выгодную сделку, чем та, что ему предлагали в Марманде. Свою кобылу он продал за 4 луидора (96 ливров) и купил другую – почти на целую ладонь (4 дюйма) выше, куда более сильную шестилетку с «хорошей репутацией» – за 9 луи (216 ливров). «Я очень сожалею об этой потере», – написал он в STN. Конечно, речь, скорее всего, шла о потере сугубо финансового характера, связанной с покупкой новой лошади, но никак нельзя исключать и чувств, связанных с тем, что он был вынужден бросить животное, к которому успел привязаться за четыре месяца и многие сотни миль пути. Говорят, что даже нынешние коммивояжеры привязываются к своим автомобилям.

Разобравшись с конским рынком Пуатье, Фаварже отправился исследовать остальную часть города. Хотя современному туристу Пуатье предстает во всем великолепии, отзывы путешественников XVIII века об этом городе не очень благоприятные. Главное внимание в них уделяется узким дурно вымощенным улицам, ветхим домам и общей отсталости. На протяжении целого века его население оставалось на той же отметке в 18 000 душ, «бедных в силу того, что здесь ничего не производят и ничем не торгуют, а также в силу собственной лености»198. При этом Пуатье был полноценной провинциальной столицей со своим интендантством и несколькими судебными и административными учреждениями. В 1778 году здесь была дюжина книжных магазинов, чью клиентуру составляли наиболее обеспеченные жители (получившие незадолго до Революции следующую характеристику: «милые, остроумные, ленивые и неспособные к коммерции»199) – судейские чиновники, офицеры местного гарнизона и публика из здешнего университета, на юридическом факультете которого числилось две сотни студентов.

Ознакомившись с городскими книжными лавками, Фаварже зачислил большую часть владельцев в разряд «негодных». Четверо получили оценку «посредственных», но обороты у них были слишком незначительными, чтобы они могли позволить себе делать заказы в Швейцарии. Один, Жак Бобен, уже направлял в STN большой заказ в декабре 1776 года. Но поставлять ему книги издательство отказалось, поскольку не было уверенности в том, что он сможет платить по счетам. У Бобена был лоток в местном Дворце правосудия, и костяк его клиентуры составляли юристы. В обзоре книжной торговли за 1764 год он значился как разносчик, не умевший ни читать, ни писать. Его письма в STN вполне читабельны, но есть основания полагать, что писал их его сын, который пошел в священники против воли отца, но потом вернулся, чтобы трудиться в семейном предприятии. В одном из писем Бобен (или сын, пишущий от его имени) честно признается: «В мое обыкновение не входит напускать на себя важность, и я, нимало того не смущаясь, всегда и всем говорю, что ограничен в средствах». В конце концов он согласился расплачиваться наличными, и в 1782 году STN отправило на его адрес груз самых разнообразных книг (из них ни одной подзапретной), но это предприятие заняло так много времени и принесло настолько серьезные расходы, что больше заказов он не присылал.

Согласно оценке Фаварже, только двое книготорговцев были способны к тому, чтобы наладить устойчивые отношения с STN. Одним был Фелис Фолькон, состоятельный синдик местной палаты. Фаварже нашел его человеком «со странностями», а его нежелание покупать какие бы то ни было пиратские книги списал на занимаемую должность. Мишель-Венсан Шеврье – вот это была совсем другая история. Он пообещал «Обществу» помочь провести тюки с книгами мимо Фолькона, когда те будут проходить досмотр в палате, а еще он намеревался расширить торговые операции с STN, если издательство согласится на его условия. И в самом деле, попытки достичь взаимовыгодного соглашения были основной темой всей переписки между Шеврье и STN, которая велась с 1772 года. Для того чтобы довезти свой груз до Пуатье, STN сначала должно было как-то разобраться с налогом на книжный импорт, затем решить вопрос о контрабанде/страховке и, наконец, найти способ преодолеть все препятствия, которые поджидали этот груз на дороге из Лиона через Орлеан. Судя по всему, Шеврье не пугали сложности, связанные с доставкой товара на большие расстояния, – он упомянул о том, что заказывал книги в Типографическом обществе Буйона, – однако цены должны были быть справедливыми.

Шеврье хотел купить понемногу книг всех наименований, которые предлагало STN, включая издания из рукописного каталога livres philosophiques. Запрещенная литература составляла небольшой процент в его обычной торговле, но разбирался он в ней превосходно. Фактически он отправил в STN собственный «каталог» livres philosophiques. Он включал шестьдесят шесть наименований – намного больше того, что предлагало само STN, – выстроенных в алфавитном порядке, за исключением четырех порнографических книг, добавленных в самом конце списка: «Тереза-философ», «Монахиня в рубашке», «Дамская академия» и «Штопальщица Марго» (Margot la ravaudeuse)200. Помимо этой эротической части, список Шеврье покрывал весь спектр тогдашней антирелигиозной литературы, которая была доступна в печатной форме. Значительная ее часть представляла собой перепечатки нелегальных рукописных текстов, обильно циркулировавших в первой половине века, включая переведенные на французский труды английских деистов и вольнодумцев – Джона Толанда, Энтони Коллинза, Хенри Сент-Джона, виконта Болингброка и Томаса Вулстона – наряду с собственно французскими трактатами, которые, точно так же как в заказах Пави, представляли весьма разнообразные точки зрения, от вольтеровского антиклерикализма до атеистических трудов, написанных авторами из кружка д’ Ольбаша. До Пуатье ранее добирались только немногие книги из списка Пави, поскольку он не хотел затевать крупные закупки до тех пор, пока STN не наладит безопасный маршрут до дверей его магазина. Пробный груз, отправленный через Лион, без особых сложностей добрался до места назначения в декабре 1772 года, но на дорогу ушло пять месяцев. Если «Общество» сможет разрешить проблему доставки, пообещал Шеврье, он готов обеспечить издательство весьма солидными заказами. Если конкретнее, он возьмет по тринадцать экземпляров всех изданий, напечатанных самими нёвшательцами, а также тех книг, что есть у них на складе, в обмен на монопольную торговлю в радиусе 100 миль от его магазина. Издательство также берет на себя все расходы и риски по доставке до Лиона, но в качестве компенсации он может предложить накинуть четыре процента сверх выставленной цены – или даже пять процентов, если у них получится довезти тюки до Орлеана, где у него есть надежный агент, вдова Флери, которой вполне можно будет передоверить груз. Нёвшательцы ответили встречным предложением, слегка изменив условия и немного повысив цену. Шеврье откликнулся на это новым встречным предложением, и переговоры затянулись еще на три месяца: обе стороны видоизменяли свои условия в ответ на изменения, сделанные партнером, и пересчитывали расходную часть контракта вплоть до третьей доли процента201. Тем временем Шеврье прислал еще один заказ; STN отправило груз и вслед за ним выписало на его имя платежный документ (billet à présentation) на общую сумму долга в 474 ливра и 15 су, который следовало погасить в течение десяти дней по предъявлении.

Шеврье документ принимать отказался. Груз еще не прибыл, пояснил он, а STN уже требует оплаты. Когда тюк придет (если он вообще придет) к вдове Флери в Орлеан (муж у нее недавно умер, и она взяла управление семейным предприятием на себя), он заплатит собственным долговым обязательством, со сроком погашения в один год, и накинет десять процентов сверху, чтобы покрыть риски и транспортные расходы. Он предупредил STN, что может легко обойтись без его услуг, так как все необходимые ему книги может получать от своих поставщиков в Буйоне и в Голландии, с которыми торгует уже давно. «Мне будет очень жаль разорвать отношения с вами, но я предпочитаю совсем ничего не делать, нежели торговать себе в убыток».

За каждой деталью в этих переговорах стояли большие деньги, поскольку Шеврье и STN собирались вести дела по-крупному. Отвечая на упреки Шеврье, STN извинилось за то, что выписало ему платежный документ, не предупредив, как должно, заранее, однако продолжало настаивать на необходимости сохранить предложенные им условия – не из‐за отсутствия уважения к партнеру, а потому, что прорабатывает каждую деталь предполагаемых сделок с опорой на «расчеты, наглядное научное изучение». Шеврье ответил, что он также, в свою очередь, просит его извинить, но от своих условий отступать не намерен. «Вы потеряете хорошего покупателя, который мог бы успешно продвигать на рынке ваши издания и платить за них хорошую цену». К тому же, пожаловался он, два из числа отправленных STN грузов так до него и не дошли.

Как выяснилось, задержка случилась из‐за неспособности нанятого STN «страховщика», Гийона-старшего, справиться с контрабандной перевозкой через границу в окрестностях Клерво-ле-Лака. В итоге STN пришлось отправлять две партии товара на мулах по безопасному, но крайне извилистому горному маршруту через Лимож. До Шеврье они добрались только в декабре 1773 года, через соответственно одиннадцать и девять месяцев со дня первой отправки из Нёвшателя. Транспортировка встала в 160 ливров и 15 су при стоимости самого груза в 626 ливров 19 су и 9 денье.

Шеврье заплатил десять процентов сверх каталожной цены векселями со сроком погашения в шесть месяцев и предложил платить и далее по той же ставке, если STN согласится доставлять грузы до Орлеана, освободив его от расходов на перевозку и покрытие рисков. Подобное предложение выглядело вполне привлекательным в 1774 году, поскольку французское правительство сперва сократило, а потом и вовсе отменило запретительные импортные пошлины на ввоз книг. Когда не было необходимости иметь дело с налоговыми инспекторами, STN вполне могло переправлять свои книги через Лион, используя уже имевшихся там агентов для того, чтобы избежать конфискаций в лионской палате синдиков. Торговля с Шеврье возобновилась и продолжалась еще полтора года, хотя он и продолжал жаловаться на задержки и повреждения груза при доставке: складские рабочие STN паковали тюки недостаточно плотно, и листы рвались от трения о веревки.