Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Монпелье

К тому времени, как Фаварже добрался до Монпелье, он перестал жаловаться на чесотку и начал беспокоиться о состоянии своей лошади. Она засекалась передними ногами. Фаварже пытался исправить ситуацию, несколько раз перековав ее на разный манер, но в конечном счете ноги у бедного животного распухли до такой степени, что он решил прибегнуть к тому же средству, которое недавно испробовал на себе: кровопусканию (10 су ветеринару). «Вы должны понимать, что нас больше беспокоит ваше собственное здоровье, нежели здоровье вашей лошади», – гласило письмо из STN, поджидавшее Фаварже в Монпелье. Впрочем, добраться от Нима до Монпелье было несложно; а добравшись туда, и всадник, и лошадь получили передышку, поскольку у Фаварже хватало дел в местных книжных магазинах на несколько ближайших дней.

Как и Ним, Монпелье был прекрасным местом для книготорговли. По большому счету у этих двух городов, расположенных в тридцати пяти милях друг от друга, было много общего. В 1780 году в Ниме было 49 000 жителей, восемь книжных магазинов и две типографии. В Монпелье – 31 000 жителей, девять книжных магазинов и две типографии. В обоих городах обитали крупные протестантские общины, и оба пережили в середине века период коммерческого подъема. Монпелье был меньше Нима, но считался столицей Лангедока. Здесь находились резиденция королевского интенданта, университет со знаменитым медицинским факультетом, несколько судов высшей инстанции (впрочем, провинциальный parlement заседал в Тулузе), что означало присутствие множества чиновников, юристов, профессоров и студентов, наряду со священнослужителями архиепископства и военными, приписанными к местному гарнизону. К моменту приезда Фаварже городская элита содержала театр и концертные залы, посещала собрания в академии, подписывалась на местную газету и наведывалась в книжные магазины.

Пройдясь по этим последним, Фаварже первым делом вычеркнул из списка двоих книготорговцев, Баску и Турнеля, как откровенный балласт. Третий, Ж.-Б. Фор, который управлял торговым предприятием, унаследованным вдовой Гонтье, пользовался хорошей репутацией, но заказов делать не стал. Четвертый, Абраам Фонтанель, торговал в основном гравюрами, а книги продавал только по случаю. Сезари, пятый, был сочтен честным, но бедным. Оба типографа, Мартель и Пико, печатали исключительно религиозные брошюры и объявления. Так что оставался Исаак-Пьер Риго, или «Риго, Пон и Компания», как официально именовалась эта фирма, поскольку Риго уже успел поглотить небольшое предприятие Альбера Пона, который работал больше как старьевщик (brocanteur), чем как книготорговец. Риго сделал довольно крупный заказ через Фаварже, что лишний раз подтверждало факт и так известный STN из многолетнего опыта: Риго был солиден настолько, насколько это вообще возможно в книжной торговле.

Монпелье. Гравюра из «Nouveau voyage pittoresque de la France». Париж. Остервальд. 1817 (BiCJ)

Хранящаяся в архиве STN переписка Риго – девяносто девять писем, доставлявшиеся в Нёвшатель на протяжении семнадцати лет, – следует тому же образцу, что и многие другие досье, и показывает, как искушенный книготорговец может подмять под себя всю эту отрасль в провинциальном городе, выдавливая из нее конкурентов. Совсем как Год в Ниме, Риго торговался до последнего, избегал рискованных операций и тщательно следил за тем, чтобы не уйти в минус. Он делал все возможное для того, чтобы избавиться от конкуренции, но при этом никогда не прибегал к двурушничеству и обману, вполне обычным среди менее уважаемых купцов, которые всегда могли найти повод не возвращать долг. Он бурно реагировал на любые отступления поставщиков от договоренностей и если видел хоть какую-то возможность сократить расходы, спорить с ним становилось трудно, но по счетам всегда платил вовремя. Он был воплощением тех черт, которые в книжной торговле ценились выше всех прочих: honnêteté и solidité.

Самое лучшее описание Риго появляется за некоторое время до визита Фаварже в Монпелье, в правительственном обзоре книжной торговли от 1764 года. Он значится там в части, посвященной Лангедоку, как самый значительный книготорговец в Монпелье, хотя никто не мог оценить его состояние. Некоторые называли сумму от 50 000 до 60 000 ливров, другие считали, что она превышает 150 000. Судить было трудно, поскольку деньги у него были вложены не столько в недвижимость, сколько в торговлю, а «дела свои он предпочитает держать в тайне». Прежде всего, сообщается в отчете, он человек, который пользуется огромным уважением: «Этот книготорговец дело ведет с большим умом. Он протестант, и все считают его человеком очень прямым и честным, хотя и обвиняют в том, что он ввозит множество книг о своей вере и других запрещенных изданий. Когда его принимали [в книготорговую гильдию], он представил свидетельство о католическом вероисповедании и с тех пор ведет себя отчасти как католик»158.

Это резюме подтверждалось информацией, которую STN получало от двоих других книготорговцев из Монпелье, Сезари и Фонтанеля. Прощупав ситуацию на месте, Фаварже определил Сезари как «весьма честного человека» (fort honnête homme) и отправил от него заказ в STN. Там числилось тридцать три наименования, в основном медицинские книги на латыни, которые, вне всякого сомнения, предназначались для докторов и студентов медицинского факультета в местном университете. Остаток составляла протестантская литература и книги по истории. Однако, так и не успев наладить отношений с STN, Сезари угодил в беду. Большинство книг он брал в типографиях соседнего Авиньона и заказал больше, чем смог продать: срок платежа по тем векселям, которые он отправил в уплату за уже доставленные грузы, наступил раньше, чем он успел наторговать на нужную сумму. Три авиньонских издателя стали оказывать на него давление, требуя расплатиться по долгам, и он уговорил одного из них, Ж.‐Ж. Ньеля, забрать у него со склада нужные тому книги в счет долга в 1400 ливров. Ньель отобрал самый ходовой товар на сумму в 3000 ливров – если верить письму, которое Сезари отправил в STN, пытаясь убедить нёвшательцев дать ему отсрочку по тем векселям, что были на руках у них самих. Ситуация развивалась стремительно: Сезари отказался отдавать книги, Ньель с помощью судебных приставов из Монпелье изъял их и увез к себе на семи возах, а Сезари пришлось податься в бега, чтобы избежать долговой тюрьмы. Его мать, защищая запасы товара от новых захватов, добилась, чтобы суд опечатал магазин, а сам Сезари, не покидая своего убежища, пытался договориться с кредиторами о сделке. У него достаточно средств, чтобы выплатить им полную сумму долга, заверял он STN, при условии, что ему дадут необходимое время. Но для начала он должен получить со стороны властей свободу передвижения, чтобы иметь возможность собирать деньги за «Энциклопедию» с тех клиентов, которые подписались на это издание через него.

Чтобы решить, как реагировать на просьбу Сезари, STN связалось с одним присяжным поверенным в Монпелье, а также с купцом по фамилии Вьялар из фирмы «Вьялар, отец, сын и Турон», протестантом и другом Остервальда. Поверенный подтвердил, что Сезари, несмотря на то что он скрывается от закона, вероятнее всего, в состоянии выплатить долги. Он объявил себя несостоятельным должником, предоставив властям балансовый отчет, где значилось 64 410 ливров долга, а деловые активы оценивались в 42 668 ливров. Кроме того, он владел двумя домами общей стоимостью в 30 000 ливров. Было бы предпочтительнее, по словам поверенного, дать ему достаточный срок для того, чтобы возобновить дело и распродать товар по приемлемым ценам, чем принуждать к немедленной распродаже, которая разорит его и с точки зрения ожидаемых выплат даст совсем немного.

Кредиторы и представители кредиторов Сезари встретились 24 июня 1781 года, чтобы обсудить возможность досудебного урегулирования. На следующий же день сам Сезари отправил в STN письмо, где сообщил о результате этих переговоров. Риго оценил его товар, пояснил он, и теперь пытается убедить остальных кредиторов вытеснить его из книжной торговли. Его единственная надежда на выживание состоит в том, чтобы убедить кредиторов списать половину его долгов и дать ему шесть месяцев на то, чтобы выплатить оставшуюся половину. «Я человек порядочный [honnête homme] и неукоснительно честный, – настаивал он. – Единственное, чего я хочу в этой жизни, так это трудиться день и ночь, чтобы выплатить то, что я вам должен». Однако в лице Риго Сезари столкнулся с весьма опасным врагом: «С глубоким прискорбием я узнал, что некий живущий в этом же городе господин (несколько ниже он назовет Риго по имени. – Примеч. пер.), снедаемый алчностью и вознамерившийся стереть меня в порошок, чтобы уменьшить количество книготорговцев в Монпелье и получить мои книги задаром, написал некоторым из моих кредиторов, убеждая их отказаться от нашего соглашения».

Это было последнее письмо, полученное от него в STN. Позже Вьялар известил их, что кредиторы решили пожертвовать половиной долга и распродать все книжные запасы Сезари в покрытие оставшейся половины. Они уполномочили агента по имени Люк Бирон распродать товар и выплатить им его оценочную стоимость в течение трех лет. Вьялар подозревал, что Бирон – подставная фигура (homme de paille) Риго, но STN не имело возможности каким бы то ни было образом воздействовать на ситуацию и предотвратить подобный исход. В марте 1784 года оно получило 142 ливра, ровно половину долга. К тому времени Риго, скорее всего, уже заполучил бóльшую часть книжных запасов Сезари по минимальным ценам, как того и добивался с самого начала, а сам Сезари из книжной торговли исчез навсегда159.

Во всем этом не было ничего личного. Риго просто хотел убрать конкурента и, как будет показано ниже, провернул такую же операцию с другим владельцем книжного магазина, которого Фаварже порекомендовал STN, с Абраамом Фонтанелем. В деловой переписке с STN Риго об этих коммерческих войнах не упоминал: она оставалась сугубо профессиональной, хотя в самом первом письме он и обратился к Остервальду с личным приветствием. Строго деловой характер писем Риго как раз и придает им особенный интерес. Они показывают, как успешный предприниматель вел дела, ловко лавируя между спросом и предложением. Типичный заказ от Риго включал в себя от дюжины до двух дюжин наименований, но каждую книгу он брал в небольшом количестве экземпляров, так, чтобы, с одной стороны, минимизировать опасность того, что какое-то издание будет пылиться у него на полке, а с другой – чтобы груз был достаточно тяжелым и, следовательно, давал возможность платить за доставку по более низким оптовым расценкам. Стоимость доставки была настолько значимым фактором, что она перевешивала другое ключевое обстоятельство, на которое он неоднократно обращал в письмах особое внимание: скорость. Как и все остальные книготорговцы, Риго стремился получить свои книги, и прежде всего новинки (nouveautés), как можно быстрее, чтобы опередить конкурентов и первым разместить на рынке потенциально ходовой товар. И тем не менее он просил STN не заполнять отгрузочную накладную до тех пор, пока в распоряжении издательства не появятся те или иные из заказанных им книг, чтобы позже не пришлось отправлять их маленькими пачками. Это повлекло бы за собой непропорционально высокие расходы на доставку: «Не отправляйте нам маленьких пачек. Транспортные расходы просто убийственные. Дождитесь, пока не наберется товара, чтобы вес был подобающим».