Шрам

Глава сорок вторая

Я падаю с высоты в воду. Глубоко, до дна не достать. Я как камень, который оставляет рябь на гладкой поверхности озера. Вода холодная, но я не мёрзну, лишь погружаюсь в тёмную, зовущую глубину. На самом дне, в слое ила, белеют камни и кости – скелеты душ, пролетевших над водой. Их не сочли достойными спасения, принесли в жертву ради их же блага. Изогнутые кости грудной клетки манят в объятия, будто руки влюблённого, и я стремлюсь всё глубже.

Пальцы мертвецов поднимаются ко мне, хватают, и я с радостью подчиняюсь. Однако тёплые, живые руки тянут меня вверх, тащат тело из воды. Не хочу уходить от оскаленных черепов, лучше лечь на белеющие кости, бёдра к бёдрам, плечи к плечам, позвонки к позвонкам.

Глубина ждёт, зовёт на самое дно, но живые руки выхватывают меня из пучины. Я вырываюсь на воздух, будто перерезая пуповину, и кричу, наполняя лёгкие воздухом.

Где-то плачет ребёнок.

Значит, я ещё сплю. Сон продолжается.

Меня обнимают, укутывают в одеяла, приводят в лесной домик, где горит огонь. Одна хозяйка пустая, другая – отмеченная, обе смотрят на меня с любовью и заботой.

Меня кормят, поят, лечат. Огонь растапливает лёд, застывший в моей груди, и где-то в глубине раскрывается бутон надежды.

Сёстры возвращают меня к жизни чаем и тихими песнями.

Они говорят, что я спасена, что всё хорошо, и повторяют эти простые слова, даже когда я плачу: «Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо».

На столик рядом со мной ставят свечу, и она никогда не гаснет.

– Пусть светит огонёк, – говорят они, поднося к свече лучину, ждут, пока пламя не охватит тонкую щепку.

– Пусть светит огонёк, – говорят они, перекладывая горящую лучину в очаг.

– Пусть светит огонёк. – И дрова в очаге, подымив, разгораются.

– Пусть светит огонёк. – И пламя весело пляшет, вверх летят искры.

– Ах, какой большой огонь разгорелся из маленького огонька!

В камине пылает жаркое пламя, освещая и согревая всё вокруг. И я понимаю: пора, пусть я всего лишь огонёк.