Носитель фонаря

– Мы тут уже час!

– Сам виноват, что так холод прокачал. Не было бы сопротивления – за десять минут достижение бы получили.

– Не было бы сопротивления – я бы давно помер!

– Несомненно. Думаешь, достижения должны даром раздаваться? Это получают только на зельях сопротивления и при наличии хорошего хилера под рукой.

Сам Ратон получать достижение отказался категорически, сидел, чавкал сарделькой. Я же стоял по шею в воде, моргал заиндевевшими ресницами, вмерзал в лед на дне, чувствуя, как великий холод постепенно проникает в самые кости, как волна его мягко касается сердца, которое бьется все медленнее, как воля и жажда жизни покидают разум и остается желание спать, спать на белом, чистом, вечном…

«Получено достижение Лиепайский морж»

«Сопротивление холоду +2»

– Прекрати уж трястись, – сказал Ратон, помогая мне попасть в рукава куртки.

– Нннне ммммоггггууу. Дебббб-баффы ггглянь.

Сильная простуда. Воспаление легких. Трясучка.

– Ох ты ж… ну ладно, меняем тогда маршрут, в принципе, это нам по большому счету без разницы. Давай, ныряй в портал, сейчас будет жарко!

Жарко не было. Было очень мокро, темно и сквозь чернейшие тучи сверкали молнии,, лупящие в громоотвод на портовой башне.

– Да что ж такое! – возмутилсся Ратон. – Южный же город, что происходит? Где солнце и жара? Закопали бы тебя в песочек на пляже, отогрели бы…

– Мммантис ссссславвится ссвоиммми гро-о-оззами.

– Ясно, придется тебя в больницу сдавать, не знаешь, где она тут?

– Центрррральная за рррынком и еще ддддва ккварталла… У теббя каррреты нет?

– Посмотри на меня, зачем мне карета? Не дергайся… ну, то есть, дергайся спокойно – если отрубишься, я тебя дотащу.

Ходить на вихляющихся ногах с подгибающими коленками было непросто, периодически я оступался и падал в воду, которая превратила мантисские улицы в каналы, и к тому моменту, когда мы дотащилис- таки до входа в «Приют Амалеи» я еще и кашлял как заведенный, зато хоть трясучка подутихла – не выдержала конкуренции, надо полагать. На пол с нас тут же натекла огромная лужа, которую вытер санитар-непись, укоризненно на меня поглядывающий. Ведро у него было прямо ужасно знакомое, и швабра тоже.

– Нет, – сказал целитель Ратону, – «быстренько наколдовать» тут ничего нельзя. И не бренчите золотом, оплатите лечение по прейскуранту, а если желаете внести пожертвование на больницу – то кружка на стене.

– Упс, – сказал мне Ратон. – Это все-таки не просто дебаффы, а травмы.

– В курсе, – сказал я, – в последней луже их статус изменился на травму на сорок восемь часов.

– Плохо! Нас время-то поджимает, мне на все про все неделю выделили. Ладно, оставайся в больнице, тут тебя, наверное, быстрее подштопают. Не знаешь, где здесь приличная гостиница есть?

– Знаю, – злорадно сказал я. – В квартале Всякой Всячины – это через площадь – «Смех удава» – недорого, отличная кухня и вышколенный персонал. Передавай сердечный привет Баро!

Меня переодели в серую больничную рубаху, грубую, но сухую, отвели в палату, уложили на койку и напоили зловоннейшим отваром, сделанным, по моим ощущением, из перца, чеснока, меда и тухлой собачатины.

Висевшее на голой растресканной стене изображение Амалеи смотрело на меня печально. Богиня сложила ладони в своем знаке, склонила голову.

– Вот как-то так, подруга! – сказал я ей.

Амалея блеснула глазом, оскалилась и подмигнула мне со страшно знакомой улыбкой.

– Неет, – простонал я… – Только не ты! Я сейчас не готов к тому, чтобы тебе служить…

– Не хочешь сказать мне спасибо за замок, будущий дворянин?

– Оно тебе нужно, мое «спасибо»?

– Оно нужно тебе! Это правильно для смертных – испытывать благодарность к тем, кто создает их судьбу.

– Хорошо, – устало согласился я. – Я тебе ужасно благодарен. За все. И за эту койку тоже, и за кашель, и за то, что у меня в животе сейчас дикобразы дерутся…

– Тут я не при чем, ты сам полез в Озеро Чистой Смерти.

– А ты за мной следишь, значит?

– Скажем так, присматриваю. Иногда. От скуки. Но ты не переживай, скоро выздоровеешь, раз уж начался бред, то, значит, на поправку идешь!

– А я брежу?

– Ну, а сам—то как считаешь? – хохотнула Злая Девка.

Благостная, дарующая жизнь Амалея с состраданием смотрела на меня, сложив руки в вечной молитве самой себе. Ее старательно нарисованное неизвестным художником лицо было прекрасно и неподвижно. Гроза закончилась.