Главная роль

Николай решил, что тоже не лыком шит, и перешел на родной для сэра язык. Послушав их разговор пару минут, я очень расстроился: язык вроде тот же, и смысл я улавливаю, но много слов мне незнакомы. Помимо слов есть еще идиомы, многие из которых к моим временам изменились и «потерялись». Лучше ими не кидаться, пока не освоюсь — вдруг ненароком нанесу кому-то смертельное оскорбление?

Будучи опытным военным, сэр Стюарт своих врагов не принижал — это же обесценивает победу, для карьеры и репутации такое вредно:

— Дикари бились остервенело — они знают эти горы как свои пять пальцев. Мы потеряли много хороших парней, но заставили врага умыться кровью как следует! Только недостаток припасов вынудил нас отступить — в противном случае мы бы дошли до самых ваших границ, — одумавшись, он на всякий случай добавил. — Разумеется, лишь «до», Ваше Высочество.

— Разумеется, сэр Стюарт, — благожелательно покивал Николай.

Война в эти времена фон жизни. Где-то кто-то все время воюет, конкретно в Европе — почти каждое десятилетие. Николай знает, кто именно был врагом России в Крымской войне, и иллюзий на счет союзников не питает, несмотря на очевидную англофилию.

— Мы сталкивались с тяжестью горной войны на Кавказе, — поддержал беседу князь Барятинский.

— Дядя Владимира Анатольевича командовал Кавказской армией во время войны с Шамилем, — отрекомендовал князя Николай.

— Я имел честь быть лично знакомым с господином фельдмаршалом, — похвастался сэр Стюарт. — И всегда высоко оценивал его воинский талант.

Князь Барятинский кивнул:

— Благодарю вас, сэр Стюарт.

— Я бы хотел инкогнито посетить туземные районы, — высказал каприз цесаревич.

— Разумеется, Ваше Высочество, — подмахнул сэр Стюарт.

Все-таки посмотрим трущобы — аквалеристу и штатному фотографу будет чем заняться, я из этих фотографий потом выставку сооружу и отправлю по городам и весям, пусть народ русский посмотрит, как выглядит реальная нищета — у нас-то хоть крестьяне в своих домах живут, да с огородом.

Ладно, не все, и нищета действительно страшная. Сытый и довольный народ ни на какую пропаганду не ведется, и за большевиками шли от безысходности. Что ж, лет за двадцать починим. Но фотовыставку отправить все-таки стоит.

Пол фойе отеля отражал свет усыпанных электрическими лампочками тяжелых позолоченных — или реально золотых — люстр. Здесь тоже присутствовал народ — в основном хорошо одетые европейцы. В отличие от простолюдинов за панорамными окнами — полиция отгоняет тех, кто лезет слишком близко — эти не шумят, отвешивая уважительные поклоны издалека.

Мы прошли к лифтам — вот это технологии! — и вошли в просторную, блестящую позолотой и украшенную светильниками на деревянных панелях стен кабину. Специальный индус в забавной униформе дернул рычаг, и мы вознеслись наверх, на третий этаж. Слуги и багаж отправились гораздо менее комфортным грузовым лифтом.

Длинный, устланный ковровой дорожкой коридор блестел лакированным деревом. Сэр Стюарт лично проводил нас до наших номеров, попросил быть как дома и напомнил об ужине через полчаса — как раз переодеться и умыться.

По принципу «доверяй, но проверяй» в номера сначала входили офицеры-гвардейцы и казаки. Номер мне достался четырехкомнатный. Гостиная с фортепиано, мягкой мебелью, пышным ковром и камином, над которым висела дощечка со слоновьими бивнями. Окна выходят на крышу соседнего дома — уверен, там живут только белые богачи.

Андреич на всякий случай задвинул занавески, слуги сделали так же по всему остальному номеру. В спальне меня встретила здоровенная, резного дерева кровать с балдахином и противомоскитной сеткой — кровососы нас по пути покусали изрядно, но никаких способов защиты кроме сеток и мухобойки от них нет. Компанию кровати составляли трюмо, комоды, тумбочки, пуфики, кресла, шкафы и еще один камин.

Кабинет — в нем рабочий стол с массивным кожаным креслом, камин — нет бы центральное отопление освоить, а еще англичане! — и пустые книжные шкафы. Подразумевается возможность жить в этом номере долго, и книги нужно привозить свои. Последняя комната представляла собой комнату для слуг с двуспальными кроватями. Еще в номере нашлись сияющая мрамором и позолотой ванная и не менее блестящий туалет.

Позволив слугам меня умыть и переодеть, я сходил в кабинет — его окно выходит на улицу. Раздвинув портьеры, открыл створу и помахал рукой встретившему мое появление радостными возгласами народу. Индия мне пока нравится!