Испания

* * *

Мадрид

6 мая 1936 года

В президентском дворце никто не спал. Мануэль Асанья с самого утра, как только пришли новости о мятеже в Марокко, понял, что то, о чём его предупреждали друзья и союзники, началось. На его одутловатом, почти лишенном эмоций лице (всё-таки возраст давал себя знать), на этот раз можно было увидеть не только растерянность, но и собранность, целеустремленность. Как сказал один человек «мятеж надо давить, пока он не стал революцией». Фактически, в его дворце собрались все министры и шел почти непрекращающийся совет, особенно руководящей тройки: президента, руководителя военного ведомства и премьера правительства. Хуже всего было то, что пока что была более-менее ясна ситуация только по Мадриду. Кроме того, несмотря на то, что мятеж в столице провалился, в некоторых районах города еще продолжалась стрельба. Было неспокойно. И как-то особенно гадко на душе. Всё дело в том, что все его устремления построить республику для всех граждан все стремительнее становились утопическими и несбыточными мечтами. И всё началось с визита этого русского, Мигеля Мартинеса, который при личной встрече предъявил очень серьезные полномочия от своего вождя, Сталина.

Мануэль прекрасно понимал, что доверять Сталину нельзя, тот исполняет волю Коминтерна и будет проводить жёсткую линию конфронтации с социалистами, и вообще, строить социализм в Испании Асанья не собирался. Но этот русский еврей сумел президента (а встреча прошла почти сразу же после инаугурации) удивить. Он показал секретную статью Сталина «О государственном капитализме, как форме трансформации общества в социальное государство». То есть, ему предложили выстраивать в стране вполне адекватную ситуации и его личному пониманию справедливости государственную структуру, при которой сохранится капиталистическая система и при мощном государственном контроле, что позволит заложить серьезные социальные гарантии беднейших слоев населения. И важнейшим вопросом становился земельный. На его возражения, что реформа продвигается, правда, медленно, из-за сопротивления крупных землевладельцев, которые имеют на местах много власти и влияния, Мартинес ответил, что промедление с переделом земли смерти подобно. После долгих дискуссий был принят указ о переделе земли, по которому был установлен земельный максимум, а все излишки передавались крестьянской общине, которая и решала, как она распределит эту землю: будет ее обрабатывать коллективно, создавая кооператив, или поделит между отдельными крестьянскими семьями. При этом в некоторых селениях шли по пути раздела земли и объединения части хозяйств в кооператив. А чтобы помещики не взбунтовались, им предложили компенсации в виде участков под плантации цитрусовых в Испанском Марокко. При этом также в виде компенсации обещали кредит саженцами и небольшие денежные выплаты. Надо сказать, что несколько семей уже воспользовались этим предложением и перебрались за море.

И сразу появились серьезные последствия этого «чёрного передела». Во-первых, власть помещиков быстро растаяла. Потому что крестьянин не дурак, когда дело идет о его выгоде. И когда государство говорит: возьми землю у своего помещика, он идет и берёт. Потому что своя земля греет ему душу намного сильнее, чем любые обещания крупного землевладельца. Сильно сопротивляющихся помещиков быстро упокоили. На самом деле крестьяне люди жестокие, скот убивать им не привыкать. А человек что скотина, разве что на своих двоих передвигается, так это поправимо. Ноги всегда оторвать можно. В общем, ничего нового не произошло: смена землевладения прошло кроваво и быстро. Причём во всех провинциях страны одновременно. В том числе там, где проводилась осторожная реформа Асаньи. Но там семьи хлебопашцев получили слишком незначительные приварки к своим наделам, поэтому активно включились в чёрный передел. Во-вторых, на селе рухнуло влияние католической церкви. Да, крестьянин существо темное и забитое. Но когда государство сказало: берите и делите землю, а святой отец берет крест и становится на защиту земли помещика, то уронить батюшку на землю, и чуть-чуть по нему потоптаться для крестьянина грехом не является. А вот не забрать землю, которую тебе дают — это уже большой грех! Кое-где запылали церкви. Но правительство республиканцев эти провокационные события быстро купировало. Теперь, если священник выступал против земельной реформы, церковь закрывалось, а ее имущество и земли переходили во владение крестьянской общины. И крестьянам это понравилось!

— Мигель, вы уверены, что этот указ надо подписать? — голос президента охрип, он сегодня слишком много говорил.

— Мануэль, даже не раздумывайте. Необходимо лишить Африканскую армию боевого потенциала. И этот указ донести до каждого солдата. Завтра — послезавтра максимум, Санхурхо возьмёт под контроль Марокко. И получит плацдарм для наступления на республику. А туземные войска — самые надежные части мятежников, это ведь они подавляли восстание в Астурии.

Президент подумал пару минут. К сожалению, он уже от усталости падал с ног, даже крепкий кофе не помогал. Потом подписал указ и вызвал секретаря.

— Аугусто, это необходимо срочно опубликовать. И организуй передачу указа по радио.

Как только посетитель и секретарь покинули его кабинет, наступило несколько минут благословенной тишины. Правда, через четверть часа военные будут докладывать то, что удалось узнать по итогам этого дня. Но пока можно отдохнуть. Мануэль закурил сигару. Врачи запрещали ему курить. Но сегодня он наплевал на все запреты. Потому что потому, вот! Выглянул из окна: оно выходило на внутренний двор, где нёс службу усиленный двумя пулеметными точками взвод охраны. Солдаты бдили. Это подействовало на президента успокаивающе. Почему-то в эти минуты он стал раздумывать о Мигеле Мартинесе, который еще и Михаэль Кольцофф. Чем-то его этот невысокий, чуть полноватый русский журналист раздражал. Может быть, слишком самоуверенный? Впрочем, Мигель прекрасно понимал, что без надежного союзника республике просто не выжить. И ради Испании готов был наглость русского потерпеть. До поры, до времени. При этом польза от этого «товарища Мигеля» была более чем серьезная. Хотя бы то, что он сумел достать партию немецких «магнетофонов»[49], которых в свободной продаже не было и более того, обучил им пользоваться доверенных сотрудников спецслужб. Благодаря этому были установлены и изобличены хорошо замаскированные предатели, находящиеся на высоких постах в армии и флоте, но готовые предать и присоединиться к мятежникам.

Пару дней назад их арестовали. Правда, некоторых, самых влиятельных, тайно. Надо было иметь повод окончательно задавить военную камарилью. Провести более решительные преобразования армии. От иллюзии социалистов, что при смене строя армию может заменить народная милиция, Асанью излечила практика Гражданской войны в России. Но армия должна, точнее. Обязана быть вне политики. Правда, как этого добиться, он не знал. Ему не нравился и тот указ, который он подписал. Президент очень переживал, что предоставление полной независимости Испанскому Марокко вызовет парад суверенитетов провинций, которые получили весьма серьезные автономии. Вообще-то следующим шагом его реформа представлялось создание союза социалистических республик Пиренейского полуострова (ПССР). Но при этом у федерального центра должны быть серьезные полномочия в стратегически важных вопросах. И вот так некстати этот мятеж! Подписанный указ о независимом испанском Марокко имел еще и такую мину замедленного действия: военные становились гражданско-административной властью в стране, определяли ее статус — от республики до монархии или диктатуры, полностью самостоятельно. Африканская армия подлежала демобилизации, а ее солдаты и офицеры получали при увольнении наделы земли, более чем достаточные для безбедной жизни. При этом республиканское правительство обещало построить сеть опреснителей, чтобы дать техническую воду для полива земельных участков в засушливой зоне. На оставшихся в армии этот указ не распространялся. А что помешает солдату уволиться, получить землю и потом вернуться служить? Ничего! Но время-то он потеряет. На какое-то период Африканская армия частично утратит боеспособность. А что еще надо? Пока и это хорошо. И тут до Асаньи внезапно дошло, что земли в Марокко не так уж и много. Точнее не так, пригодной для обработки земли. Это значит, неизбежно столкновение высылаемых из метрополии помещиков и местных вояк, которые сами захотят стать крупными землевладельцами! Воистину, коварство Мартинеса почти Макиавеллевское!

Теперь Асанья смотрел на подписанный указ совсем под другим углом. И понял, что там еще и заложена бомба под единство антиреспубликанской коалиции. Особенно, если монархисты захотят возвести срочным образом на трон Бурбона. Им-то всё равно, что трон будет стоять в Танжере или Тетуане, корону они будут считать всеиспанской. А военные планируют чисто свое правление: хунту, то есть добиваются своей власти без оглядки на коронованного придурка (а то, что на примере Бурбонов можно было писать диссертацию о вырождении королевских династий — очевидный факт). Вот так и рушится единство коалиции. Нет, может быть, это сработает, а, вполне возможно, что и нет, но песочку в механизм восстания, несомненно, подсыплет.

Тут в кабинет вошел секретарь, оторвавший Асанью от размышлений. Он стал расстилать на столе большую карту Второй республики. В кабинет вошли военные и премьер-министр. Пора узнать, что происходит в стране.