Главная роль

* * *

Вчерашний, самый парадный, мундир сменился мундиром средней парадности — главный официоз позади, и теперь можно сконцентрироваться на официозе почти необременительном. Порт по сравнению со вчерашним его состоянием почти пуст, имеются только необходимый минимум охраны, Арисугава — тоже не настолько парадный, как вчера — и три десятка японских младшеклассников: с одной стороны девочки, с другой — мальчики. Рядом с ними очень так скромно расположился торговец, тележка которого была нагружена сладостями: рисовые шарики со сладкой начинкой, данго — рисовые булки, колобки со сладкой фасолью и пирожки-рыбки: таяки, тоже обычно со сладкой фасолью пекут.

— Доброе утро, дорогой друг! — с широкой улыбкой спускаясь по трапу с минимумом слуг и единственным казаком Остапом — что вызывает жгучую к нему зависть у коллег — жизнерадостно заявил я принцу на его языке.

Уже можно, если не перегибать — мы же старые знакомые, а прогулка «неофициальная».

Отвесив уважительный кивок, Арисугава отзеркалил широкую улыбку:

— Доброе утро, дорогой друг! Был ли крепок твой сон?

— Ваш воздух и шум прибоя дивно успокаивают, — отвесил я ему комплимент. — Но качка за время путешествия начала меня утомлять, поэтому сегодня я намерен заночевать в этом прекрасном городе.

Никки от такой моей идеи расстроился, но «добро» дал — качка реально задолбала, а еще — вчера принц провозил меня мимо подозрительно новой гостиницы. Для цесаревича готовили, и мне чисто по-человечески жалко потраченных япошками на это дело денег. Нужно помочь «окупить».

Принца новость обрадовала:

— Если мои рекомендации имеют для вас значение, я бы хотел предложить гостиницу Такива.

Мимо нее вчера и проезжали, да.

— Совет такого бывалого путешественника как вы, принц Арисугава, просто не может быть плохим, — отвесил я ему комплимент, и мы пошли к паланкинам.

По пути я выкупил у хитрого торгаша сладости, велев раздать детям. Чей-то родственник или источник взяток, надо полагать — с иностранцев много торгашей кормится, и за право стоять вот здесь явно боролись.

Япошкам тяжелее, чем мне — у них тут никчемные ресурсы, колонии пока отсутствуют, и проводить индустриализацию приходится «на свои», выжимая из податного населения все соки. Нашим людям тоже поработать придется — не бывает так, чтобы все сразу и быстро зажили хорошо, не вставая с печки — но у нас бездонные недра, какая-никакая наука, много реально дельных и патриотически настроенных людей и никаких тебе санкций! Это же не жизнь, а малина — главное от табакерки увернуться, когда начну реформы проводить. Неужто хуже справимся?

— Вы хорошо относитесь к детям, — заметил Арисугава.

— Дети — чисты и светлы, — пожал я плечами. — Они еще не знают, как много в нашем мире несовершенства и проблем, и способны радоваться мелочам. Вид детской радости придает мне хорошего настроения.

Блин, теперь детей «на меня» сгонять будут всё время. Нафиг — вчерашние с утра до вечера с флажками стояли, бедолаги, а эти — больше трех часов.

— Дорогой друг, мне бы не хотелось, чтобы из-за меня ваши дети пропускали школьные занятия или отвлекались от подобных созидательных вещей.

Принц намек понял и поспешил меня успокоить:

— Лицезреть принца огромной и могущественной Империи — величайшая радость для наших подданных от мала до велика. Ваша забота об образовании молодежи достойна уважения, и я с вами полностью согласен — пропускать школьные занятия нельзя. Эти дети, — указал на оставшийся за спиной порт. — Приступают к занятиям после обеда, поэтому вам совершенно не о чем волноваться.

Я вежливо покивал и перевел тему:

— Вы читали сегодняшнюю «Токио Нити Нити Симбун»?

— Да, — кивнул принц и осторожно заметил. — Журналисты позволили себе некоторые преувеличения.

— Уверен, они допустили их только из любви к Японии и уважения к моей скромной персоне, — улыбнулся я. — Японская пресса невероятна. Если не ошибаюсь, литературный язык требует около пятидесяти тысяч литер и некоторое количество особых обозначений для отдельных слогов?

— Ваши знания не перестают поражать своей глубиной, дорогой друг, — отвесил комплимент Арисугава. — Как принцу младшей ветви Императорского дома, мне горько это признавать, но большая часть подданных Его Императорского Величества предпочитает издания на упрощенном языке.

— Хирагана удобна для начального обучения и иностранцев, — покивал я. — Но истинная красота японского языка, если мне, чужаку, позволено делиться такими суждениями, раскрывается только в кандзи.

— Вы — первый настолько разбирающийся в нашей культуре, обычаях и языке европеец из всех, с кем мне выпадала честь познакомиться, — ответил приятным на приятное принц. — И я высоко оцениваю ваши, на мой скромный взгляд, справедливые суждения.

Если бы я критиковал, «справедливость» суждений бы сильно пострадала.

— Спасибо, дорогой друг, — поблагодарил я. — Могу ли я спросить у вас совета?

— Разумеется, дорогой друг, — широко улыбнулся он. — Я сделаю для вас все, что в моих скромных силах.

Способен ли идеологически накаченный бывший японский самурай шинковать катаной социалистов? Шутка.

— Я никогда не давал интервью журналистам, и, полагаю, это может стать для меня интересным опытом. Как вы считаете, ваши газетчики смогут помочь мне проверить это предположение?

Арисугава выпучил глаза — в эти времена монархи и их отпрыски так не делают, моментально оценил перспективы и радостно подмахнул:

— Я приложу все усилия, чтобы найти для вас лучшего журналиста!

— Я очень ценю это, дорогой друг, — улыбнулся я. — Но позволю себе предположить, что «лучшие» работают в Токио. Даже по вашим замечательным железным дорогам путь займет много времени. Кроме того, мне нравится стоять у истоков чего-то хорошего, поэтому я бы хотел попросить вас помочь найти какого-нибудь талантливого новичка здесь, в Нагасаки. Я получу интересный опыт, а он — неплохую карьерную возможность.

— Уникальную возможность, — поправил принц. — Это — очень щедро с вашей стороны, дорогой друг.

Поможем сыну, внуку, брату или вовсе племяннику какого-нибудь важного местного — мне все равно, а он, может быть, когда-нибудь отплатит добром за добро.

Первым и в целом единственным пунктом сегодняшней программы стало посещение театра кабуки, где ожидаемо нашлись европейские богачи — дорого поди за билетик заплатили, чисто похвастаться потом, что с двумя принцами сразу культурно обогащались — Городской совет в полном составе и очень такой довольный директор Монтоку. Совсем скоро он станет большим человеком — пусть и не наследный, но все-таки полноценный принц его школу похвалил!

После знакомства с новичками — смотрел на купчишек как на говно, делая этим японцам очень приятно — и радушных приветствий с уже знакомыми, мы уселись на подушечки на полу, и Арисугава задрал планку ожиданий:

— Эта труппа славится по всей Японии. Нам очень повезло, что они в последний момент внесли в график гастролей Нагасаки.

«Повезло», ага — зашли к артистам государевы люди и пригнали сюда. Но обижаться не должны — возможность выступать перед русским и японским принцами сразу приравнивается к невероятной чести и личному доверию Императора: плохой спектакль опозорит Японию в моих глазах.

Кабуки — это японское театральное развлечение. Если кому-то показалось, что кабуки застрял в развитии в дремучем средневековье, креститься не нужно — все так и есть, только «средневековье» нужно иметь ввиду японское — период Эдо, XVII век. Лица актеров (все мужчины) размалеваны белилами и гротескными чертами. Декорации никчемны — нарочито-примитивно разрисованные задники составляют их основу. Искушенная Мольерами, Шекспирами, Фонвизиными да прочими Гоголями русская аристократия от такого зрелища впадет в вежливое недоумение — потому что кидаться помидорами и материть актеров невместно, но я способен оценить красоту отточенных движений японской труппы и их потешные рыки друг на друга во время долгих, сопровождающих боевые сцены, диалогов. Один удар на тридцать минут трепа нифига не в аниме придумали — у этого явления глубокие исторические корни.

Отблагодарив актеров подарками и комплиментами, я душевно попрощался с Городским советом, даря наиболее приятные улыбки тем япошкам, кто озвучивал за моей спиной в первый день визита не очень-то приятные вещи, бросил европейцам: «Всего доброго», и мы с принцем отправились кушать суши, наливаться сакэ и давать интервью.