Объект "Убежище"

Глава 13

По поводу беременной Ирины я обратился к Алёне только через три дня. До этого немного опасался подходить к нашему врачу. Я и за её руками теперь всегда буду внимательно следить, вдруг в них шприц с ядом? До сих пор не верится, что наш медик настолько холоднокровный «палач». А как же гуманизм, которого, по идее, должны придерживаться врачи?

Насчёт Ирины Алёна ничего толком и не сказала. Приняла к сведению, да и только. Мол, все рожают и эта родит. Что Алёна непростой человек, я, конечно, знал, но не ожидал такого поступка. Оправданий, конечно, много. В нашем обществе не до судебных разбирательств. В самом деле, не устраивать же тюрьму для провинившихся?

Надеюсь, больше таких неадекватов, подобных Владимиру, не осталось. С «богатырями» мы всё же посидели, помянули Новикова. Заодно в тесном кругу прикинули, кто в будущем может создать проблемы. По всему получалось, что некому. Старый принцип «разделяй и властвуй» Новиков использовал на отлично. Именно разделение по коридорам давало гарантию, что не появится какая-либо оппозиция руководству.

Восьмой коридор, где проживала вторая бригада строителей, изначально был самым бунтарским. Им не нравилось, что меню нашей столовой ничуть не отличается от того, что подают во второй. Суточная норма мяса для всех без исключения сто граммов в сутки. «Без исключения» подразумеваются и дети. Для них мы и норму в две тысячи калорий держим. Прежде всего по той причине, что слишком хлопотно высчитывать на каждого по возрасту ребенка его суточную норму и после отделять в столовой. Наверняка многие мамочки стали бы высчитывать до грамма и скандаллить. Проще накладывать детям как взрослым, с учетом того, что лишнее родители доедят. А если и нет, то у нас свиньи уничтожают все отходы. По словам Людмилы Ивановны, ничего не остаётся. Для большинства мужчин две тысячи калорий это всё же мало. Как раз по этому поводу и возмущалась вторая бригада.

На данный момент от той бригады осталось двое: Владимир-младший и Роман Токарёв. Они изначально выполняли в бригаде самую отстойную работу и в никакие секреты по захвату власти не были посвящены. Добрыня с этим вопросом разобрался лично, предварительно изолировав Алёну. А то глазом моргнуть не успеешь, а она уже яд вколола.

— Как бы у неё изъять эти все запасы, — высказал общую мысль Илья. — Я же теперь шарахаюсь в сторону, когда она заходит.

Мы с парнями поддержали его высказывание смехом. Нервным таким. Решения проблемы не было. Мы тоже Алёну побаивались. С другой стороны, раньше она вела себя вполне адекватно. Да и профессионал отличный. По специальности терапевт, но на объекте работала как лаборант. Могла сделать анализы крови хоть на СПИД, хоть на отцовство.

— Пока не подготовит для себя замену, она ценный специалист, — деликатно заметил Сашка.

— Она же ждёт ребёнка. — напомнил я. — Нужно ей под этот случай кого-то в ученики подсунуть, аргументируя тем, что, когда будет сидеть с малышом, не сможет много времени уделять другим делам.

— К тому же мы и без этого собирались заняться наставничеством, — поддержал меня Добрыня. — Поспрашивайте своих подопечных, вдруг кто захочет?

От темы ядов и Алёны со шприцами мы перешли к другому вопросу. В качестве легенды прикрытия для большинства обитателей убежища выбрали гибель группы под завалом. Якобы они проводили исследования. На самом деле тема разведки того, что снаружи, действительно актуальная.

Даже у меня мелькала мысль, что там не всё так плохо, а многие из новичков постоянно забрасывали вопросами насчёт того, что мы зря забаррикадировались. Вдруг не случилось третьей мировой войны?

Ответ могла дать только вылазка наружу. Если повезёт, и мы поймаем чей-то радиосигнал, будет совсем хорошо. С момента ядерных ударов прошло чуть больше трёх месяцев. Слишком мало, чтобы исчез радиоактивный фон. Достаточно ли такого срока для уменьшения в атмосфере количества ионов, возникших после взрыва? Именно они препятствуют прохождению радиоволн.

Всю электронику, находившуюся вблизи эпицентра взрывов, должно было выжечь. Когда нанесли удар по Краснодару, наши мобильные телефоны ещё работали и принимали сигналы за счёт ретранслятора вышки на горе. Потом-то ретранслятор сожгло термоядерным взрывом, который, как мы знаем, считается «чистым». За три месяца многое могло измениться.

Тот факт, что в нашем убежище не пострадала электроника, говорит о многом. Наверняка имеются подобные бункеры у военных. Как долго в них проживут люди — другой вопрос. Но хотелось проверить или просто получить информацию.

— Радиационный фон в вертикальном тоннеле приемлемый, — рассуждал Илья вслух. — Запустить дрона и вывести его на поверхность вполне реально. Проверю радиацию, если ниже трех зиверт, то я в костюме поднимусь и настрою приёмник.

Отговаривать Илью никто не стал. Это важно прежде всего для обитателей убежища в плане спокойствия. Узнаем, что всё херово, так и оповестим. А вдруг там не так уж и плохо?

Моделей расчётов того, что случится с атмосферой планеты при ядерной войне, было много. Концепцию «ядерной зимы» выдвинули американцы в 1952 году. По этой версии тучи пыли и сажи поднимутся в стратосферу, перекроют доступ солнечному свету на год-два, из-за чего температура планеты понизится на несколько градусов.

Илья несколько раз моделировал тот или иной вариант, предоставляя нам различные варианты. Позже заявил, что итог зависит от сценария войны. Чем больше бомб взорвётся, тем хуже последствия. Кто бы мог подумать? Это сарказм, если что. Лучше бы никто вообще не воевал, тогда б и думать о последствиях не пришлось.

Пользуясь авторитетными источниками из сети, Илья моделировал анимации, прикидывая, что может случиться. По всему получалось, что не так-то быстро пыль окажется в стратосфере. Прежде всего из-за разницы температур (где-то сильно полыхнет, а где-то нет) возникнут ветра, которые словно «размажут» пыль и сажу по земле.

Кроме того, и опять же из-за высоких температур, начнется интенсивное испарение воды. В нашем случае приличная часть Чёрного моря должна была испариться. Эта вода быстро вернётся в виде дождя, пусть и радиоактивного. Дождь прибьёт и пыль, и сажу, не давая ей стать тем щитом, что закроет солнечное излучение.

Были раньше такие случаи при извержении крупных вулканов, пепел которых никак не мог повлиять на климат всей планеты. Допустим, где-то всё же случится глобальное затемнение, но не по всей Земле.

Итогом всех проводимых ранее исследований можно назвать тот же результат, что бывает при гадании на кофейной гуще — может случится ядерная зима, а может, и нет.

Илья настаивал на том, что нас в первые дни затопили воды Черного моря, которые вернулись обратно, смыв при этом часть радиации с поверхности земли. Лично я в этом сомневался. С юга ту радиацию не должно было вообще принести. Всё радиоактивное выпало в Краснодаре. Ветрами могло донести и до нашего района, но не так чтобы много. Горы — естественное препятствие. В чём я был согласен с Ильёй, что для ядерной войны внешний радиоактивный фон аномально низкий. Судим мы, правда, по тому, что глубоко в тоннеле, и это не показатель. В любом случае Илья был настроен на вылазку.

В подготовке к выходу я участия не принимал. Да и чем бы мог помочь? Не моя это тема. Зато прибежал в первых рядах смотреть на запуск дрона.

Первые коридоры и шахты Илья шёл, неся на себе аппаратуру. Выпустить дрон он планировал в последнем тоннеле. В вертикальном, около восьмидесяти метров длиной перед выходом на площадку с вышкой и ретранслятором. Изначально вокруг вышки было всё вырублено. Большой участок забетонировали и укрепили. Выход не должен быть засыпан по той причине, что просто нечем.

Хорошо, что комплекция у Ильи Муромца, несмотря на то что он проводил много часов за компьютерами, была богатырская. Илья занимался ежедневно на тренажёрах. Только поэтому волок всё то оборудование на себе и не падал от усталости. Кроме самого дрона, Илья взял бухту с кабелем, по которому сразу шла видеотрансляция в дежурку. Несмотря на ранение, уверял, что в норме. Парни, страховавшие его, остались на цементном заводе, а мы сидели в тепле дежурки и наблюдали за реальным подвигом.

— Первый, как сигнал? — задал Илья вопрос на входе в последний тоннель.

— Сигнал хороший. Картинка плохая из-за слабого освещения, — ответил Добрыня.

— Выпускаю дрон с дозиметром. Следите.

Дрон конкретно мотало и телепало между стенами. До самого выхода он так и не добрался. Застрял, зацепившись за что-то. Главное, дрон передавал данные о радиации, которая была ниже двух зиверт.

— Оставляю здесь первую камеру, один из фонарей и поднимаюсь наверх, — отозвался Илья, выслушав отчёт Добрыни.

Изображение камеры немного подёргалось и замерло, фиксируя нижнюю часть скафандра Ильи и лежащий рядом дозиметр, который ранее успешно передавал информацию, что на этом уровне радиация составляет два зиверта. Причём тот же Илья уверял, что эту радиоактивную пыль нанесло в первые сутки. Снаружи могло быть и меньше, чем скопилось здесь.

Подниматься в вертикальной шахте по металлическим скобам даже без бухт кабелей и прочего оборудования не так-то просто, а уж с ними вообще лютый квест. Со стороны Илья напоминал огромную неуклюжую черепаху, которая медленно, но уверенно удалялась куда-то в темноту.

Мы все в дежурке замерли перед монитором. Минуты еле тянулись. Казалось бы, что такое восемьдесят метров? Для Ильи же они растянулись на долгие полчаса.

— Ставлю дозиметр, — наконец раздался голос Ильи. — Видно? У меня обзор плохой.

— Один и девять сотых. Нет, один восемьдесят пять зиверт, — озвучил Добрыня.

— Норм. Температура минус шесть. Сейчас развернусь и покажу картинку, — пробубнил Илья.

Последовавшее сопение свидетельствовало, что развернуться и выбраться на бетонную площадку со всем хабаром не так-то просто.

Потом мы увидели руки в перчатках, закрепляющие бухту кабеля и гофрированный шланг для выпуска водорода. Затем бетонную площадку и что-то металлическое искореженное. Главное, что там было довольно светло.

— Подождите немного, разгружу себя и выберусь, — пробормотал Илья. — Башню сплющило, она частично выход закрыла.

Минут десять напряженного ожидания, и мы полностью переключились на ту камеру, что крепилась у Ильи на левом плече.

— Ну как видно? — задал он вопрос.

— Покрутись вокруг оси, — попросил Добрыня.

Мы и до этого стояли близко к монитору, но теперь все пять человек, находящихся в дежурке, чуть лбами не сталкивались, пытаясь рассмотреть, что там снаружи.

— Ну… ядерная зима как бы присутствует, — первым оценил пейзаж Сашка. — Снег не сильно серый.

— Главное, что светло. Тучи на небе. Я ожидал худшего, — признался Михаил.

— Ветра нет, — добавил Виктор.

Изображение задрожало, и Илья предупредил, что закрепляет камеру. С ней же рядом прикрутил дозиметр. Теперь мы могли наблюдать западный склон и видеть уровень радиации. Где-то там внизу была дорога, площадка для техники и мой припаркованный автомобиль.

Илья возился возле искореженных останков вышки, а мы вовсю обсуждали увиденное. Термоядерный взрыв и волна от него шли с юга. Всё, что было на пути волны, сгорело моментально. Но на северной стороне соседней горы просматривались остовы обугленных деревьев. Мы помнили о приливной волне, которая наверняка затушила большую часть пожара.