Запад-81

В Вилейке тоже следы боя. По примерным прикидкам, мехбригада, отбивая областной центр, намолотила никак не меньше полка танков и полка пехоты. Так что настроение у красноармейцев, которых мы обгоняли на той дороге, становилось всё лучше и лучше по мере приближения к Вилейке. Ведь одно дело — отступать и видеть брошенную советскую технику, и совсем другое — битую в таких количествах немецкую. А чуть повернув голову, наблюдать боевые машины, способные повторить то же самое. Много таких боевых машин!

Обстановка на фронте совсем не та, что была в «нашем» сорок первом. Потери есть, потери большие, но за счёт предотвращения «котлов» значительно меньшие, чем могли бы быть. По крайней мере, немцы уже вряд ли похвастаются тремя сотнями тысяч пленных красноармейцев на 11 июля. Большинство из них — пожалуй, две трети из названного количества — сумели избежать окружения, и теперь упорно сопротивляются врагу в районе Воложина, Столбцов, Слуцка.

Как-то «в неофициально обстановке» слышал от одного из ветеранов: вплоть до сталинского Приказа № 227, знаменитого «Ни шагу назад», красноармейцы сдавались в плен намного чаще. Не то, чтобы охотно, но по памяти о Первой Мировой войне считали немцев такими же, как и двадцать пять лет назад, и надеялись на гуманное содержание в плену. Поэтому, если положение становилось безвыходным, посовещавшись, зачастую принимали решение поднять руки. И лишь во второй половине 1942 осознали, что лучше умереть с оружием в руках, чем заживо гнить в концлагерях. Даже не из-за Приказа, а помня рассказы товарищей, успевших хлебнуть «счастья» немецких лагерей.

Часть войск сохранили, но ситуация, тем не менее, продолжает оставаться тяжёлой. На север Белоруссии развернулась часть войск Группы армий «Север». В частности — 2-й и 28-й армейские корпуса и 56-й моторизованный корпус Четвёртой танковой группы. Причём, 28-й и 56-й корпуса нацелились в район Полоцка. С последующим выходом в район Витебска и даже не Борисова, а Орши.

Почему фрицы нацелились именно на Полоцк, большого секрета для нас нет. Как говорит капитан Сокол, разведка доложила, что немцам уже известно и о нашем иновременном происхождении, и о том, где мы оказались тут 19 июня 1941 года. Потому и устроили настоящую охоту на наши секреты. Отсюда и приказ полковника Ковалёва: если нет возможности эвакуировать подбитую технику полка, то её следует взрывать так, чтобы оставались одни клочки, которые потом ещё и желательно утопить в каком-нибудь болоте. А болота в Белоруссии глубокие, хорошо помню те несколько ЧП, случившиеся в июле и августе, пока мы готовились к финальной части учений: то гать не выдержит, то экипаж ошибётся. За год до этого на Дретуньском полигоне утопили танк, да так, что вызванные с Балтики водолазы едва сумели поднять, прежде устроив целое локальное осушение. А на карте полигона появилась пометка: «Ловушка».

Хуже другое: мы уже почти растратили не только тот боезапас, что везли с собой под Гродно, но и полученный под Липишками. И боезапас, и топливо. Автоцистерны уже почти пустые. Надеялись в Вилейках хотя бы местным топливом разжиться, да не тут-то было. Немцы, захватив город, заправили им свою технику, а остатки, похоже, пошли в баки механизированной бригады, отбившей областной центр. Танки — те даже осветительный керосин «сожрут». Для БМП солярку с ним забодяжить можно, а вот БТР и грузовому транспорту приходится экономить. Наши технари уже пробуют подкручивать зажигание «зилков» и «газонов», чтобы можно было доливать в баки местный говённый бензин. Но долго это продолжаться не может: надо пробиваться к полигону, где топливо ещё есть. Надеюсь, к тому времени, когда нас отведут в тыл (что ни говори, а усталость уже очень чувствуется, да и технику надо обслужить не «на бегу», а толком), Дмитрий Фёдорович Устинов запустит производство и боеприпасов для нас, и топлива.

А пока совершаем марш. Ребята из механизированной бригады надёжно заблокировали дефиле между озёрами Мядель и Нарочь и Нарочь и Свирь, так что 161-я стрелковая дивизия 2-го стрелкового корпуса смогла разбить и, кажется, даже истребить немецкий полк, наступавший на неё в районе Дощиц. А потом помочь соседней 100-й дивизии, оборонявшейся ещё севернее, в районе Шарковщины. Но недолго музыка играла. На «сотую» навалились с двух сторон: части 28-го армейского корпуса с запада, а дивизии СС «Мёртвая голова» с севера, и 100-я дивизия попятилась к Глубокому, открывая путь немцам в сторону Дисны и Полоцка.

Хуже всего, что в Миорах оказался в окружении 297-й гвардейский мотострелковый полк, вместе с нами перенёсшийся в 1941 год на Дретуньском полигоне. Не думаю, что вырваться из него гвардейцам составит большую проблему, но сам факт очень неприятный. Плохо будет, если эсэсовцам удастся сходу форсировать Западную Двину: тогда они окажутся в тылу у второй группировки, состоящей из танкового и мотострелкового полков нашей 120-й гвардейской дивизии, кажется, очень удачно сопротивляющейся немецкой 8-й танковой дивизии в районе Верхнедвинска.

К вечеру 7 июля добрались-таки убитыми просёлками в Докщицы, где и остановились на отдых под звуки канонады, глухо доносящийся с севера, со стороны Глубокого. Значит, подразделения 28-го армейского корпуса продолжают давить на 161-ю и остатки 100-й стрелковых дивизий. Вымотались, как черти. БМП-2 — очень жёсткая машина, солдаты говорят даже «нечеловечески жёсткая». Особенно — в сравнении с восьмиколёсным бронетранспортёром. К этому невозможно привыкнуть, с этим можно только смириться. Так что спали все, кроме часовых, мёртво. Хорошо, хоть немецкая авиация не донимала. Так, появилась днём пара «мессеров», которых заинтересовала наша колонна, но тут же сработали «Шилки» и… Напрасно где-нибудь под Мюнхеном или Франкфуртом старушка ждёт сына домой: сын не успел даже парашютом воспользоваться. Вот за то, что эти четырёхствольные ЗСУ могут вести прицельный огонь даже на ходу, мы их и любим.

Наутро болело всё тело. Совсем как после марша под Гродно. Вот ведь ёлки-палки! Всего-то семнадцать дней прошло, а кажется — это было в какой-то другой жизни: столько событий с тех пор произошло, столько нервных клеток сожжено.

— Ну, что, соколята? — как обычно, громогласно приветствовал нас комбат. — Последний рывок остался. Не абы что сегодня проезжать будем, а знаменитый Полоцкий укрепрайон. А доберёмся до места и устроим козью морду эсэсовцам. Задача наша будет заключаться в том, чтобы их бо́шки действительно стали дохлыми. Не просто разгромить, а уничтожить, раздавить эту гадину!

Вот, значит, ради кого нас сюда гнали — ради дивизии «Мёртвая голова». А раз так, то прочь усталость. Цель того стоит, чтобы потерпеть ещё несколько часов: контрудар из-за дотов укрепрайона в направлении населённого пункта Дисна по эсэсовской сволочи.

Зная предстоящую благородную цель, и тяжести марша по убитым белорусским просёлкам 1941 года переносить легче.

Естественно, никакой атаки сходу не было. Да и какая может быть атака сходу, если полковая колонна растянулась на несколько километров? Вошли за линию оборонительных сооружений укреплённого района в районе Фариново, а перед Полоцком свернули на дорогу, идущую от Дисны. Не теряя времени, авторота двинулась в город, где нас уже ждут боеприпасы и топливо, а мы, проехав ещё километров пять, принялись обустраиваться в лесу, неподалёку от моста через реку Ушача.

Фронт гремит совсем недалеко, километрах в шести-семи. Но сейчас наша задача — не лететь стремглав в сражение, а готовиться к нему. Проверить и обслужить технику и оружие, пополнить боезапас. Отдохнуть, наконец, после изнурительного перехода от самого Ивье. Надеюсь, красноармейцы, сдерживающие натиск эсэсовской дивизии где-то в районе Бездедовичей, удержат позицию хотя бы до утра?

Удержали. Спозаранку вся наша артиллерия, включая реактивную, выдвинулась за реку. А там пришёл и наш черёд ехать по мосту через эту плёвенькую, в общем-то, речушку.

— Вперёд, соколята! — отдал приказ на движение к исходным позициям атаки наш комбат. — Зададим жару эсэсовцам!